Презумпция невиновности - Анатолий Григорьевич Мацаков

такой выход и подсказал Черевачу Неклюдов...

Я достал из кармана записную книжку, нашел нужную страничку и прочитал вслух:

— «При исследовании доказательств мы должны исходить из предположения о невиновности подозреваемого до тех пор, пока имеющимися в деле фактическими данными не будет доказано обратное. Предположение о невиновности подозреваемого и есть презумпция невиновности...» Эти слова, Костя, я записал много лет назад на лекции профессора Амлинского. Он, если помнишь, постоянно внушал нам: работник уголовного розыска должен обладать требовательностью в отборе материала, трезвой критичностью в его оценке...

— Стало быть, ты не веришь в виновность Черевача? — уточняюще спросил Неклюдов.

— Сомневаюсь в его виновности. А уж коль возникли сомнения, их нужно тщательно проверить. Это ведь страшно, когда в наше время из-за чьей-то халатности либо душевной тупости человек может пасть жертвой судебной ошибки! За такие вещи тех, кто с умыслом или без умысла сделал такое, по-моему, мало расстрелять!

Неклюдов пожал плечами, сказал:

— Зачем такие эмоции? Я же к нему незаконные методы допроса не применял, он сам написал явку с повинной! И к тому же против него такие улики, как кровь...

Я промолчал. Неклюдов не был карьеристом, наоборот, насколько я знаю его, отличался скромностью. Как-то в годы учебы в Минске он, не дрогнув, пошел один на вооруженных ножами насильников и задержал их. Об этом в школе узнали спустя неделю от прокурора района, сам же Неклюдов промолчал о случившемся, как, впрочем, не рассказал он и о спасенном им на пожаре ребенке. Но вот от поспешности принимаемых решений он, видать, так и не избавился...

— Что прикажешь делать с Черевачом? — нарушил затянувшееся молчание Неклюдов.

— Возьми от него подписку о невыезде, будем тщательно проверять его на причастность к убийству.

— А если он сбежит?

— Убеди его не делать этого, — усмехнулся я. — Сумел же убедить его взять на себя убийство!

Неклюдов разозлился, бросил на стол явку с повинной, прихлопнул по ней ладонью, жестко сказал мне:

— Посмотрим, кто из нас окажется прав! В белых перчатках преступников не ловят!..

С Гуриным мы занялись изучением архивных уголовных дел на судимых за убийство, грабежи и кражи. Большинство из этих людей после отбытия срока наказания проживало за пределами нашего района. В местные органы внутренних дел ушли запросы о проверке, где эти люди находились в момент совершения убийства.

Борис собрал со стола бумаги, аккуратно сложил их в папку, неторопливо завязал ее тесемки и, откинувшись на спинку стула, задумчиво потер подбородок, сказал:

— Возможно, все-таки прав Неклюдов? А мы с тобой ломаем головы, велосипед изобретаем. Ведь против Черевача такие веские улики, как кровь убитого на одежде и обуви!..

— Знаешь, Борис, — устало ответил я, — один умный человек заметил: то, что слишком правдоподобно выглядит, обычно не согласуется с истиной, а она редко когда лежит на поверхности, особенно в нашем деле. Франс не случайно утверждал, что наиболее правдоподобно выглядит документ, который подделан...

— Что ты этим хочешь сказать? — насторожился Гурин.

— Я хочу сказать, что кровью Черевач мог запачкаться, когда зашел в дом. Ты же видел брызги крови на стенах, на дверной коробке и на шкафу!

«На шкафу... — я еще раз мысленно повторил это слово, пытаясь поймать ускользавшую мысль. — Шкаф... Стоп! В нем хранились пропавшие триста рублей! Та-ак...»

Словно угадывая мои мысли, Гурин, все так же потирая подбородок, медленно сказал:

— Черевач утверждает, что свет в комнате зажег он. Погожельская обнаружила убитого Дивнеля, когда в комнате уже горел свет. Стало быть, если поверить в искренность Черевача, она туда зашла после него. Значит, деньги...

— Да, Борис. Их могли взять только трое: преступник, Черевач либо Погожельская...

— Если они там были, эти деньги, — вздохнул Гурин и спросил: — Ты у Черевача интересовался, знал ли он художника по имени Пантелей?

— Спрашивал. Не знает. Говорит, что, когда Дивнеля перевели в их отряд, он вроде вспоминал о каком-то художнике. Впрочем, художник уже установлен.

— Каким образом? — поинтересовался Борис.

— Из колонии, где отбывал срок наказания Дивнель, пришел ответ на мой запрос. Григорьев Пантелей Егорович после освобождения убыл на постоянное место жительства в город Орел. Послал запрос туда. Откровенно говоря, ответа жду с нетерпением...

Гурин вытащил из лежавшей на столе пачки сигарету, но закуривать не стал — повертев в пальцах сигарету, опять сунул ее в пачку, спросил:

— А что у нас есть против Григорьева? Даже если он и приезжал в Соколово, то попробуй докажи это! Если не глуп, то следов постарается не оставить. В гостинице, конечно, не зарегистрирован?

— Нет. Я проверял. Но мог ведь быть и под другой фамилией! Мог и вообще провести ночь где-либо в ином месте, если, конечно, задерживался в нашем городе: ему проще не задерживаться, сразу исчезнуть...

Гурин не ответил, думая о чем-то своем.

Ответ из Орла поступил утром. Четыре строчки на телетайпной ленте: «Григорьев Пантелей Егорович 30 мая с. г. за мелкое хулиганство арестован на 15 суток...»

Значит, алиби у Григорьева железное! Лопнула и эта цепочка. Настроение у меня окончательно испортилось.

Около часа дня, когда я собирался идти в столовую, неожиданно пришел Митрофанов. В новеньком светлом костюме, с планкой орденских колодок на груди, он выглядел нарядно, празднично, и я невольно спросил:

— Ради чего это вы, Семенович, принарядились?

— Да вот, понимаешь, в пионерском лагере был. О войне детишкам рассказывал. Уговорили еще и в ГПТУ выступить, вот и заглянул к тебе по пути. Есть один разговор, точнее, про одного жулика. Хочу сказать, сделал пометку, может, пригодится. Работал у нас раньше на консервном такой Кондрашук Иосиф. Темная личность, скажу тебе. Сидел после войны. Недолго у нас проработал, но память о себе плохую оставил. И на руку нечист был, и выпить не дурак. Лечился от алкоголя. Избавились мы от него осенью прошлого года. Сейчас в горпо грузчиком работает, товары, точнее, по магазинам развозит. Вот вчера на заводе и зашел разговор о нем. Рабочие наши говорят: костюм себе новый купил, а сыну мотоцикл. Да и в рестораны начал заглядывать, хотя раньше копейки за душой не имел. Ты, это самое, приглядись к нему, может, куда залез? Да и другое имей на примете: может, он и кокнул того Дивнеля. Вроде знаком с ним был, по пьянке как-то объяснялся нашему грузчику Петру Кулажину. Говорил: вроде у