Бреслау Forever - Анджей Земяньский

— Вот именно! Вы уже проверили?

Минута тишины.

— Так точно, проверил. Вы звоните из их кабинета, товарищ.

— Это мои лучшие люди, а вы их по полу размазываете?

— Да что вы говорите такое. Они на ковре стояли.

— Вы что там себе представляете?! Мы привлекли двух лучших милиционеров для решения секретного дела, а вы им палки в колеса вставляете?!

— Да нет, был отмечен действительный факт бросания цветочным горшком, но никакого вставления палок в колеса никто не докладывал, товарищ генерал. Я сам слышал. Нет, палок никто не вставлял. Товарищ, может, пригласить вас на рюмку водки, вы покажете бумаги и…

— Да какие такие бумаги?! — разорался Борович. — Я же говорил, это секретная операция!

— Так точно! Понял!

— Сам же я переоделся английским парашютистом и выдаю себя за санационного полицейского.

Комендант совершенно ничего не понимал.

— Ага, понятно, — сказал он наконец. — Конечно же.

Но что-то его мучило, потому что он спросил:

— Прошу прощения, не запомнил. Как ваша фамилия, товарищ генерал?

— Я же уже говорил. Айнзайнштариерзейн. Можете сами проверить в столичном УБ. Только о секретной операции — ни слова!

— Так точно!

Дрожащей рукой Мищук отер пот со лба. Васяк вообще потерял дар речи. Один Борович не беспокоился ни о чем. А что могли ему сделать? В куртке у него была «шестерочка», и плевать ему было на весь мир. В любой момент он мог уйти в тот, другой мир. Якобы, лучший.

— На сами случаи я внимания не обращал, — сказал он, возвращаясь к теме. — Зато обратил внимание на странное «нечто».

— На что?

— Вы такие же самые.

— Мы? — Мищук глянул на Васяка? — Ты что, поехал?

— Не вы, как вы. Грюневальд — ярый нацист. Мищук — ярый коммунист. А теперь Кугер — свой парень. И Васяк — тоже свой парень.

— Так что?

— Боже, я же и говорю. Вы не похожи друг на друга физически. Я имею в виду две пары полицейских.

— Милиционеров! — перебил его Мищук. — Гражданских!

Борович не знал, как им пояснить.

— Не думаю, чтобы перед войной такая организация существовала. Разве что в Америке.

— Или в России, — похвастался своими знаниями Васяк. Довольный собой, он уселся на краешке стола и тоже взял вытащенную из ящика бутылку. Сделал несколько глотков и занюхал подмышкой. Борович чуть со стула не упал, почувствовав запах. Дыхание перебило полностью.

— Из чего эта самогонка?

— Не поверишь. Из коровьих лепешек.

Борович закрыл лицо руками.

— И я выпил глоток этой гадости! Боже мой!

— Бога нет, — заявил на это Васяк. И тут же сам себя поправил: — Вообще-то, он есть, только сейчас нельзя об этом говорить.

Борович лихорадочно сглатывал слюну, пытаясь прийти в себя.

— Теперь у меня в желудке какие-то ужасные бактерии и микроорганизмы…

— Спокуха, это же спирт. — Васяк успокаивающе похлопал его по спине. — Ежели в пузе есть какие-нибудь червяки или глиста, то теперь мигом с говном выбегут! О!

— От отвращения сбегут, — попытался пошутить Борович. — А чаю у вас хоть немного нет?

— Чай в Китае.

— Ну хоть что-то попить, только не этой гадости?

— Сейчас принесем тебе того американского кофе, у которого нет вкуса. Зато, по крайней мере, черный. С сахаром пить даже можно. — Васяк раскрыл окно. — Еще принесем тебе капусты, потому что, судя по вони, как раз готовят ее. А в столовку тебя не пустят.

— Я и сам не хочу туда идти. Но вы подали мне обалденную идею. Нам нужно найти человека, который пережил ритуал. Возможно, такой случай и был. Быть может, кто-то его спас.

— И как нам это сделать?

— Вы же сами говорили, что сейчас обед. Встаньте перед столовой и расспрашивайте всех офицеров, видели ли те что-нибудь подобное. До самого конца. Видели ли те кого-нибудь, танцующего среди цветов. Но такого, кто выжил.

— Понятно, — Мищук почесал подбородок.

— И как такого типа найти среди всех этих развалин? — прибавил Васяк. — Даже если кто-то и выжил.

— Боже! Методика! Процедура ведения следствия. Шаг за шагом, по регламенту, рутинное следствие.

— Что значит «рутинное»?

Борович только вздохнул.

— Рутина — это такой яд. Если им полить свежие цветы, те вянут. А если его выпьет какой-нибудь человек, то становится таким же, как вы. Невыученным, неумелым.

— Так меня вывезли, когда мне и шестнадцати не исполнилось, — сказал Васяк. — Где мне было выучиваться? В Сибири? Ты знаешь, как там холодно? Глаза мерзли.

Борович опустил взгляд и вернулся к изучению документов.

— К счастью, я этого не знаю. А завтра бандит будет у нас в руках. Если только выполните свою часть как следует. И принесите что-нибудь попить. Потому что вашей «лепешечной» я больше ни грамма! — Он сунул в рот кусок холодного мяса, полученного от «изгнанной» жительницы Вильно.

* * *

Кугер опять перелистывал папки с делами. План вырисовывался довольно четким.

— Послушай, — обратился он к Грюневальду. — Нам нужно найти кого-нибудь, кто пережил этот ритуал.

— Это как же? А кроме того, ты отстранен от дела. Мы только делим общий кабинет.

— В котором будут допрашивать меня. Вот такое у меня странное предчувствие. — Кугер налил себе чаю. — Нужно хоть на голову встать, но того урода, кто это делает, найти нужно.

Следствие его захватывало буквально. Он чувствовал, что находится в шаге за преступником, что он чувствует его дыхание, запах пота… Ведь тот потеет. Это наверняка. И он знает, что Кугер думает о нем. А никакому преступнику такое мышление не обещало ничего хорошего.

— Думаешь, что это один человек?

— Понятия не имею. Но мы ведь обычные полицейские, а не какие-то там фашисты.

— Говори за себя.

— Понял. Во всяком случае, даже и в качестве нациста, ты остаешься полицейским, и твоя обязанность — гоняться за преступниками! Не, блин, убивать, где только можно, кого только можно и когда только возможно!

Он пытался как-нибудь ловко умолчать невысказанный пока что вслух намек о заговоре против власти. Если бы что-то подобное прозвучало, конец следствия был бы сразу ясен. Тут же убили бы каких-нибудь евреев (если какие-то еще имелись) или кого-нибудь, кто подвернется под руку, и за это похвалили бы в самом Берлине. Кугер иногда ловил себя на том, что ему не хотелось жить. Но с этой стороны от владений смерти его удерживало с детства привитое чувство обязанности. Он обязан был схватить преступника и посадить его за решетку. Вот и вся кугерова ментальность.

— Тише! Черт подери, тише!

— Чего? Боишься, что тут кто-то подслушивает? Я всего лишь полицейский. — Он задумался. — Я не хочу слышать, как кто-то бьет другого типа в комнате рядом. Я допрашиваю в соответствии с правилами. Даже поляки меня выпустят. Лично я ничего плохого не сделал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});