Колечко с бирюзой - Валентина Мельникова

— Наташа, — повернулся к ней Яков Самойлович, — выходит, ему стало плохо сразу же после ужина? Как я понимаю, ничего особенного он не ел, все, как обычно, в соответствии с диетой?

— Да, — подтвердила девушка и вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что же происходит за спинами врачей, — никаких отклонений от диеты не было.

— Подойди ближе, — приказал Лацкарт, — и расскажи подробно, как обстояли дела до ужина.

— В полдник он выпил только сок, даже печенье не съел, — почти прошептала Наташа, нервно теребя в пальцах косынку, — а потом я помогла ему добраться до кресла-качалки. До нее всего три шага; я подумала, что ничего страшного не произойдет, до туалета же он ходит…

— А ты подумала, дурья твоя башка, — Лацкарт постучал согнутым пальцем ей по лбу, — сколько усилий требуется даже здоровому человеку, чтобы с нее подняться? При этом прежде всего напрягаются мышцы живота, ты же будущий медик, должна это знать, черт побери! — Гневно сверкнув глазами, он с досадой произнес: — Старый идиот! Доверился сопливой девчонке! — И, отвернувшись от Наташи, пробурчал Герасимову: — Давай его на стол! Хорошо, если только внутренние швы разошлись… — Он вновь повернулся к девушке и сердито прикрикнул: — А ты не реви! Будешь присутствовать на операции, убедишься, что своим «уходом» натворила!

— Погоди, Яков Самойлович, — прервал его Герасимов, — кажется, он приходит в себя.

Врачи вновь склонились над Игорем, а Наташа подкралась ближе и встала рядом с дежурной медсестрой, которая хотя и покачала головой и губы поджала осуждающе, но отодвинулась в сторону, предоставив девушке лучшее место для обзора.

Цвет лица Игоря почти сравнялся с цветом наволочки. Струйки пота, скатываясь с висков, слились в большое влажное пятно вокруг головы, а лицо стало походить на лик со старой иконы, измученный, почерневший…

Раненый открыл глаза, обвел собравшихся взглядом и вдруг улыбнулся. И это было так неожиданно и неестественно, что и Наташа, и сверхупитанная, а потому сверхспокойная сестра Лиза судорожно вздохнули, а Елизавета закашлялась.

— А ну-ка, марш за ширму! — рявкнул на них Лацкарт. — Когда надо будет, позову, а сейчас чтобы ни звука, пока я буду осматривать больного!

Осматривали Игоря минут двадцать, потом Лацкарт и Герасимов отошли к окну и еще с четверть часа обсуждали ситуацию. Но Наташа опять каким-то внутренним чутьем поняла, что с повторной операцией, очевидно, повременят и дела ее подопечного на самом деле не так уж и плохи.

И действительно, Лацкарт подозвал ее и Лизу и строго-настрого приказал им ночью не спать, каждый час измерять больному давление и температуру. При всех изменениях его состояния в худшую сторону немедленно докладывать доктору Герасимову, а в случае крайней необходимости не стесняться и самого начальника отделения поднять с постели.

— Извините, Яков Самойлович, но кроме Карташова у меня еще полсотни больных да придурочный санитар, который если заснет, то только от пинка и просыпается! — Елизавета недовольно скривилась. — Зря, что ли, Наталью к нему приставили? Вот пусть она вокруг него и побегает, не поспит, раз умудрилась таких дел натворить!

— Успокойся, Лиза. — Лацкарт окинул Наташу суровым взглядом. — Вся информация как раз для этой милой дивчины и предназначалась. Но ты должна быть в курсе и контролировать исполнение моих распоряжений. На сегодня — никаких обезболивающих! Болезненные проявления пока в норме, так что до утра потерпит наш альбатрос как миленький, а там посмотрим. — Доктор положил руку на Наташино плечо и чуть сжал его. — Проследи, деточка, за ним: если боли усилятся или давление, не дай Бог, упадет, мигом лети за Семеном Семенычем. Он покемарит сегодня в ординаторской. Тебе же придется потерпеть, завтра отоспишься, если Карташову легче станет.

Через несколько минут Наташа и Игорь остались в палате одни. Девушка выключила верхний свет и оставила лишь ночник над кроватью. Игорь, казалось, спал, но стоило ей пододвинуть стул и сесть рядом с его постелью, он открыл глаза и виновато улыбнулся:

— Наделал я тут переполоха… И тебе влетело!..

— О чем ты говоришь? — Наташа склонилась к его рукам, лежавшим поверх одеяла, и вдруг прижалась к ним щекой и горько, почти по-детски расплакалась. Игорь осторожно высвободил правую руку и принялся ласково гладить ее по голове:

— Успокойся, славная моя! Ничего страшного не случилось, завтра снова буду как огурчик! Не веришь? — Он приподнял пальцем ее подбородок. — Ты что ревешь, глупышка? Разве стоит лейтенант Карташов твоих слез?

— Прости меня, Игорь, если бы я не ушла с Петром…

— Ты считаешь, я здесь на радостях буги-вуги выплясывал? Да я этот час, пока вы миловались, проспал как у Христа за пазухой…

— Мы не миловались, к твоему сведению…

— Ну надо же! — На щеках Игоря выступили красные пятна. — Ты за дурака меня держишь? Или скажешь, это я тебе блузку через раз застегнул?

— Игорь, тебе нельзя волноваться, — умоляюще попросила его Наташа.

— А я не особенно и волнуюсь! В принципе мне наплевать, с кем ты под кустом целуешься!

— Тебе доставляет удовольствие оскорблять меня? — спросила Наташа шепотом, чувствуя, что вот-вот слезы хлынут из глаз и выдадут ее отчаяние с головой. Она набрала полную грудь воздуха и с вызовом произнесла: — Но какое ты имеешь право разговаривать со мной подобным образом? Петр — мой жених, и я сама решаю, целоваться мне с ним или нет!

Наташа встала со стула. Глаза ее гневно сверкали, щеки раскраснелись.

Игорь пришел в себя первым и понял, что опять хватил лишку. Он умоляюще посмотрел на Наташу:

— Прости меня еще раз, пожалуйста! Порой сам себя не пойму, болтаю не знаю что!..

— Хорошо. — Наташа смущенно улыбнулась и пожала плечами. — Ты тоже меня прости, что все так получилось. Честно сказать, я очень виновата, что позволила тебе воспользоваться качалкой.

— Выходит, мир? Отныне и навеки? — Игорь протянул ей руку, и Наташа пожала его ладонь, сухую и горячую. Температура продолжала держаться. Наташа сняла висевшее на козырьке кровати полотенце и обтерла его блестевшее от пота лицо. И вдруг, поддавшись какому-то импульсу, пронзившему ее с ног до головы так, что перехватило дыхание, а в глазах заплясали разноцветные искры, Наташа склонилась к Игорю и прижалась губами к его губам, таким же горячим, как и его руки. Игорь, казалось, только и ждал этого, потому что мгновенно обнял девушку и перехватил инициативу. Он целовал ее с такой жадностью, словно в последний раз в жизни. И Наташа, вмиг отбросив все сомнения и колебания, точно в прорубь головой, устремилась ему навстречу; отдав поцелую всю свою жажду любви и счастья.