Спецзона для бывших - Александр Викторович Наумов

Сергей». — «Поедешь на охоту?» Я говорю: «Можно». Мы приехали, сели в вездеход. Там все стреляют, все пьют. Всем всё до фонаря. Он говорит: «Пойдешь ко мне работать?» Я спрашиваю: «А что мне надо будет делать?» — «По пасекам ездить и медовуху пить». Я говорю: «Нормально. Пойду». Так я попал в милицию. Сидел писал справки в Москву. Отчеты всякие разные. Оружие выдавал…

— Зарплата какая была?

— Мне тесть платил. Чтобы я не чувствовал себя дискомфортно, он платил мне столько же, сколько мой начальник получал. Но в милиции я проработал недолго. В 1995 году я пришел в милицию, в 1996 году уволился.

— Почему уволился?

— Произошла такая ситуация… война структур, и я оказался каким-то боком там замешанным. Такие силы там столкнулись, что мне просто страшно стало.

— Какие структуры столкнулись? Криминальные?

— Нет, почему? Суперкриминальные. Нашли у мэра труп с карабина. Не то что это он убивал, просто карабин был ему подарен… Карабин должны были уничтожить. А я был в комиссии по уничтожению. И вот когда эта возня вся началась, из комиссии в двенадцать человек я остался один живой. То есть все полковники разбежались: один был в отпуске, второй в больнице, третий уехал куда-то, четвертый тоже уехал… И я остался один. Я подумал, что мне это не надо. И уволился. После этого мы с женой собрались уехать в Израиль, так как я еврей сам. Хотя в паспорте я был записан как русский, и отец у меня русский, но мать — еврейка. И этого уже достаточно, чтобы уехать. Надо только предоставить свидетельство о рождении матери. В общем, я решил, что хватит экспериментировать в своей жизни и пора как-то определяться. Я предлагал тестю отдать мне хоть какой-то, пусть маленький, участок его дела, и я бы спокойно работал. Тесть отказался. Тогда мы стали готовить документы на выезд. И вот уже когда мы сидели с женой на чемоданах, приходят тесть с тещей и говорят: «Да чего вам не хватает, ты у нас одна дочь, мы все для вас делаем, а вы такие-сякие». И уже вечером жена говорит мне: «Их так жалко. Как же мы уедем от них?» И вроде она уже не собирается никуда уезжать. Мы остаемся, распаковываем чемоданы. А через два дня я совершаю преступление. По статье «Умышленное убийство». Хотя умысла не было. Просто глупое стечение обстоятельств.

Меня пригласили в баню. Я пошел с утра, мы выпивали. Потом еще выпивали. Потом я встретил своего должника. Он должен был мне ресторан за какое-то дело. И вот я уже в полувменяемом состоянии говорю: «Когда ты будешь рассчитываться?» Было три или четыре часа дня. Он отвечает: «Сейчас, жену отвезу, и поедем». А мы сидели в шашлычке рядом с рынком. Он жену отвозит, мы садимся, едем. Какие-то девушки нас где-то на квартире должны были ждать. Мы к ним собирались ехать. Но почему-то снимаем на дороге каких-то двух… непонятно кого… едем с ними в ресторан, там начинаем ссориться. Едем куда-то назад, потом в какую-то еще баню собрались, но туда не попали… В итоге я попадаю в гости к одной даме, с которой случайно познакомился за две недели до этого в ресторане, где она дала мне свой телефон. Я звоню ей, она называет адрес. Было часов десять вечера. Я покупаю вино, мы вчетвером подъезжаем к ее дому. Я говорю: «Вы меня подождите, я сейчас поднимусь, узнаю, останусь ли я здесь ночевать». Потому что женщина вообще мне незнакомая. Я только знал, что ее зовут Жанной. Захожу к ней, говорю: «Жанна, я у тебя останусь?» — «Ну, оставайся». Я говорю: «Сейчас я пойду, машину отпущу». А пакет с вином и конфетами я оставил у нее. Спустился вниз, сказал: «Уезжайте, я здесь остаюсь». Они уезжают. Я поднимаюсь наверх. А в соседней квартире второй день шла свадьба. Город у нас маленький, все друг друга знают. И меня затягивают в эту квартиру на свадьбу, мол, пойдем выпьем. Естественно, я там теряю свое время, минут сорок сижу, пью. Потом вспоминаю, зачем я сюда пришел. Ну, уже действительно я там перегрузился. Я возвращаюсь к ней. Дверь открыта, она сидит на диване, злая, говорит: «Да мой муж такого не позволял себе! Ты где-то ходишь столько времени!» А я веселый, со свадьбы, и ссориться не хочу. Она же все ругается и ругается… она даже стала обзывать меня так, как я никому не позволял никогда в жизни. Я сел рядом с ней, на диван, обнял ее, а потом тряханул несколько раз, говорю: «Ты чего, опомнись!» Впоследствии судмедэксперт дал заключение, что я держал ее за горло. Где-то полторы минуты. В это время у нее сломалась подъязычная кость. Но я-то этого не знал, естественно. Я потом встал и пошел на кухню открывать пакет с вином, который с собой привез к ней. Ну, думаю, сейчас выпьем да и помиримся. Когда вернулся к ней, увидел, что она задыхается. Естественно, испугался. Естественно, убежал. На суде мне судья говорит: «Ты не хотел смерти, но должен был предполагать наступление последствий своих действий». В результате дает формулировку: умышленное убийство. Оказалось, что у нее папа был председателем еврейской общины. Конечно, там проплатили… дали мне самый потолок. Не учли смягчающих обстоятельств: у меня была полная осознанка, мне три четвертых от срока могли дать. Но было предвзятое отношение. Так я оказался в колонии для бывших сотрудников.

— Каким было первое впечатление от колонии?

— Будто я попал в страну кривых зеркал. На полном серьезе, все встало с ног на голову. Когда я сюда пришел, для меня соврать было целой проблемой. Я всегда руководствовался таким принципом: пока человек меня не подвел, я ему верю. В колонии все наоборот: никто никому не верит. Все врут. Постоянно. Если в нормальном обществе интриган и гомосексуалист — это одно и то же, то здесь это уважаемые люди. Я отсидел в зоне пять с половиной лет. Конечно, я пытаюсь здесь выживать. Но для меня прожить день в зоне — это пытка. Потому что каждый день приходится видеть этих бывших сотрудников. Менты — это отдельная категория лиц в обществе, а бывшие менты — это вообще такие отбросы… хуже них уже никого не может быть! Понятие морали, которой живет общество, к ним не применимо. Они живут по своей морали, по своим критериям. Они вне общества. Абсолютно. И так происходит вообще в системе, в милиции. Это удельное