Наградная медаль. В 2-х томах. Том 1 (1701-1917) - Александр Кузнецов

В 1753 году начальником Анадырской партии был назначен секунд-майор Шмалев. Он со своими сыновьями Василием и Тимофеем стал вести в отношении чукчей гуманную, мирную политику, которая впоследствии сыграла большую роль в налаживании нормальных контактов с населением тех мест — Чукотки и Камчатки. В дальнейшем, благодаря проведению подобной политики, сама собой отпала и надобность в строительстве крепостей. Чукчи полностью стали доверять Шмалеву. Зимой 1755 года они прислали в Анадырск делегацию, где обещали «…никаких ссор и кровопролития верноподданному её императорского величества народу не чинить…», а 27 марта «…объявили, что в подданстве быть и ясак платить желают».[413] О причинах таких пожеланий Шмалев сообщил в Иркутск: «…По большей части их настоящее желание к приходу в подданство состоит в том, что им по берегу Анадыра-реки и в других к жилищу их угодных местах жить в покое и в безопасности и к удовольствию их в промыслах».[414]

Чукчам было разрешено обосноваться на южном берегу реки Анадыря. Большую роль в склонении чукчей к миру сыграла, конечно, торговля металлическими изделиями, в которых они крайне нуждались.

Так начали постепенно налаживаться добрые отношения с чукчами. В летний период в промысловых местах русские казаки бок о бок охотились с ними на диких оленей, заготовляя себе на зимний период мясо.

С приходом к власти Екатерины II начальником Анадырска был назначен бывший участник экспедиции Беринга полковник Плениснер. Он присмотрелся к условиям края, к народам Севера, их быту и сделал выводы, с которыми согласился и Шмалев: «…Чукчей в подданство приводить в рассуждении бедного их места, а притом негодного сих народов состояния, никакой нужды не было и ныне нет».[415]

Действительно, Плениснер подсчитал, что только за 53 года существования острога доход был получен меньше затрат на его содержание чуть ли не в двенадцать раз, не считая убытков, нанесённых ясачным народам, которые составляли около миллиона рублей. А государство понесло убыток чуть ли не в полтора миллиона рублей. Плениснер приводил и такие доводы, что коряки и юкагиры от нападения чукчей уже могли защищаться сами. У них в это время уже было огнестрельное оружие, в то время как чукчи его ещё не имели.

5 марта 1764 года Сенатом был представлен указ на утверждение Екатерине II о ликвидации Анадырского острога. Подписан он был только 28 сентября 1766 года, а в 1771 году острог был сожжён «дотла». Сей форпост «…заведением своим был не бесполезен». Только благодаря ему Атласов проник на Камчатку, а затем были открыты Алеутские острова, расширены границы русского государства.

К берегам Чукотки начали приходить иностранные корабли. Эти обстоятельства вынудили Екатерину II отказаться от обязательного обложения ясаком чукчей, войти с ними «ласкою» в миролюбивый контакт и «…на случай прихода туда впредь иностранных судов (императрица) указать изволила сделать гербы и отослать их к чукчам для развешивания в удобных местах их берегов по деревьям и показывания сходящим с судов, чтобы они узнавали через то принадлежность тех земель империи».[416]

Чтобы задобрить чукчей, в октябре 1789 года Екатерина II подписала новый указ о принятии их «…в Российское подданство с правом производить торговлю и промышленность без всяких стеснений».[417] К этому времени прямо на льду реки Анюй открылась Анюйская ярмарка, которая стала основой новых отношений России с северными народами. А уже в 1791 году императрица разрешила выдавать ежегодно по пятьсот рублей на приобретение подарков влиятельным чукчам.

12 ноября того же года «…Иркутскому наместническому управлению было послано предписание с препровождением 20 серебряных и 80 медных медалей — «сих людей приласкать и раздать медали первейшим из них».[418]

В 1794 году место Анюйской ярмарки было по просьбе чукчей перенесено «…к урочищу, называемому Обром», на одном из островов реки Большой Анюй, в 200 верстах от Нижнеколымска. Во время открытия ярмарки «…тойонам были вручены в знак „признавания их верноподданными“ указы наместнического управления с присовокуплением медалей каждому по одной».[419]

Для большего сближения с чукчами сибирские власти стали искать в их среде более надёжную опору. Естественно, передовыми элементами во взаимоотношениях в первую очередь являлись торговые люди из среды самих чукчей. Через них-то и виделась возможность влияния на чукотский народ. Правители Сибири стали «…выдавать им именные печати, щедро награждать медалями, кафтанами, кортиками», наделяя их званиями тойонов.[420]

Известно, что эти медали имели несколько разновидностей. Одни были серебряные, другие — медные; на одних было изображение вензеля Екатерины II — на лицевой стороне и государственного герба (двуглавого орла) — на оборотной; на других — на лицевой стороне был изображён профильный портрет императрицы, а на оборотной — вензель её.

Медали с гербом имели внизу, под «орлом», в обрезе, дату — «1791».

Они служили избранным чукчам знаком власти и предназначались для ношения на шее на соответствующей цепи. Диаметр всех медалей был одинаков — 50 мм. Штемпели резал русский мастер Тимофей Иванов, о чём свидетельствует надпись под портретом.

Но как ни ухитрялось русское правительство задобрить верховных правителей — тойонов, чтобы через них привести чукотский народ в российское подданство, всё было напрасно. Никакие подарки и знаки внимания не помогали продвижению этого дела. Чукчи оставались по-прежнему независимыми. Чукотские тойоны по приглашению сибирских властей приезжали в Якутск, договаривались об условиях, получали подарки, уезжали обратно, и всё оставалось без изменений.

Даже в XIX веке, в царствование Александра II, в 1858 году, в Якутск приезжал главный чукотский Эрем и «…удостоен был всемилостивейших наград: кафтаном, кортиком и серебряною медалью на Анненской ленте», он «…показал менее дикости, чем якутские инородцы, много наблюдательности и при нескрываемом чувстве самостоятельности и своего собственного достоинства показал большое уважение и покорность начальству».[421]

Обещал прислать на учёбу в Якутск своего сына, но всё же в конце концов отказался от своих намерений.

Уже в нашем веке потомки бывших тойонов ещё хранили как семейные реликвии царские награды своих предков — кортики, медали и подобные знаки отличия.[422]

Медаль сотнику Ивану Кобелеву. 1793 г.

Одни от царского гнева, другие по служебной надобности или в поисках лучшей доли уходили в Сибирь, строили на реках кочи, спускались на них к холодным полярным морям и пускались в плавание вдоль северных берегов России дальше на восток.

Ещё во времена Ивана Грозного ватага новгородцев на кочах проходила через пролив между Азией и Америкой. Но шторм разметал утлые судёнышки по бушующему морю. А один коч унесло далеко за Чукотский нос и выбросило на дикие берега Аляски.

Вышли люди на новый континент и поселились на берегу большой реки, взяли себе в жёны туземок из соседних диких племён и стали приспосабливаться к новой жизни.

Шли годы, люди старились, умирали, и со смертью последнего русского поселенца канула в вечность и память о них. Лишь изредка удивляло жгуче-черноволосых от природы индейцев и алеутов рождение в их семьях белобрысых ребятишек.[423]

Возможно, такой же трагический случай произошёл и в 1648 году с тремя из семи кочей Семёна Дежнёва, о которых он в своём отчете о переходе северного пролива «За Чукотским камнем» не смог сказать ничего определённого. То ли они погибли, то ли были отнесены штормом и льдами к берегам Аляски — об этом никто ничего не знал.[424]

Но слухи о бородатых людях, живущих за проливом — на американской земле, которые «молятся богу и русских называют братьями», упорно ходили по острогам и кочевьям.[425] И слухи эти были не без основания.

Землепроходец и исследователь Тарас Стадухин — современник Дежнёва, говорил, что к востоку от Чукотского носа есть большая земля, на которой живут бородатые люди, которые, как и русские, носят длинную одежду и делают деревянную посуду,[426] «…которая с русской работой во всём сходна».[427] И якобы эти люди просили чукчей, которые у них бывали, привезти им хотя бы одного русского человека.

Узнав об этом, казак Решетников чуть не уехал с торговавшими чукчами к бородатым людям. Он уже сел в байдарку, но подоспевший тойон ясачных чукчей (чукотский начальник) запретил увозить русского. Он не допускал связей с жителями Аляски служилых людей, боясь государственных властей.