Роботы Апокалипсиса - Дэниел Уилсон

Я осматриваюсь в поисках трупов, но не вижу ни одного. Наверное, Хэнк сделал предупредительный выстрел. Молодчина, хоть чему-то да научился.

— Всем не двигаться, — говорю я. — Мне нужно понять, что будет дальше — такая у меня работа, вы же знаете.

Хэнк не сводит с парнишки глаз.

— Ни с места, — говорит он, потрясая дробовиком для большей убедительности, но все-таки опускает оружие и поворачивается ко мне. — Я поймал нашего маленького друга с поличным — он воровал продукты со склада, и уже не в первый раз. Я каждую ночь сидел в засаде, все ждал, когда удастся схватить ублюдка. И точно, он вломился на склад с пятью подручными и стал хватать все, что под руку подвернулось.

Жаворонок Железное Облако. Высокий, тощий парнишка — довольно симпатичный, но его портят многочисленные шрамы от прыщей. Одет он в какую-то супермодную черную полувоенную форму, а на лице ухмылка, такая наглая, что если бы не я, Коттон мигом бы его прикончил.

— Ерунда собачья, — говорит Жаворонок. — Я сам поймал этого жирдяя на воровстве. Если мне не веришь, спроси у воинов Армии Серой Лошади. Они подтвердят.

— Он лжет, Лонни Уэйн, — говорит Хэнк.

Ах, как мне хочется сейчас закатить глаза к небу — но, к сожалению, приходится думать о последствиях. Хэнк, разумеется, прав. Жаворонок — отличный лжец, он врет также естественно, как журчит ручей. Такой у него метод общения с людьми — черт, да ведь многие подростки так себя ведут. Мой сын Пол был таким же. Но просто назвать парня лжецом и бросить его в вонючую тюремную камеру — единственную в городе — я не могу: за сараем уже собираются дружки Жаворонка.

Армия Серой Лошади.

Жаворонок Железное Облако командует примерно ста пятьюдесятью молодыми людьми, оседжами и не только, которым стало так скучно, что они решили объединиться в банду — АСЛ. Из трех тысяч жителей, которые сидят на этом холме и пытаются как-то прокормиться, эти — единственные, кто не нашел себе места.

Юноши Серой Лошади — сильные, злые, осиротевшие, и позволить стайкам этих юнцов гулять по городу — все равно что оставить на жаре динамитную шашку. Нечто очень полезное и мощное грозит стать причиной катастрофы.

Жаворонок отряхивает куртку, поправляет высокий черный воротник, глумливо скалится. Такое чувство, словно мальчик играет главную роль в фильме про шпионов: черные волосы уложены назад, черные перчатки, камуфляж, заправленный в начищенные черные сапоги.

И ничто парня не волнует.

Если с ним что-нибудь случится, в нашей тюремной камере не хватит места для всех, кто пожелает посчитаться за него. С другой стороны, если мы отпустим его восвояси, то тем самым позволим уничтожить себя изнутри. Когда у собаки слишком много блох, они сжирают ее целиком.

— И что ты будешь делать, а, Лонни? — спрашивает Хэнк. — Подонка нужно наказать. Это же наши общие запасы! У нас и так проблем по горло, воров нам только не хватало.

— Ничего я не делал, — говорит Жаворонок. — Я ухожу. Если остановишь меня, будешь иметь дело с моими людьми.

Хэнк поднимает дробовик, но я делаю знак не стрелять. Коттон — человек гордый и не потерпит, чтобы к нему относились с неуважением. Он стоит мрачнее тучи, и я понимаю, что должен немедленно поговорить с парнишкой, пока его не поразила молния в виде заряда из дробовика.

— Жаворонок, давай выйдем и потолкуем.

— Я же сказал, что не…

Ухватив Жаворонка за локоть, я подтаскиваю к себе.

— Сынок, или ты будешь говорить со мной, или этот человек тебя застрелит. И не важно, виноват ты или нет. Вопрос в другом — выйдешь ли ты своими ногами или тебя отсюда вынесут.

— Ну ладно. Мне все равно, — говорит Жаворонок.

Мы вместе выходим из сарая во тьму. Жаворонок кивает своим дружкам, которые курят, стоя у входа, под лампочкой. Я замечаю, что крошечное здание склада разрисовано символами банды.

Здесь разговаривать нельзя — Жаворонок будет выставляться перед своими почитателями, и ничего хорошего из этого не выйдет. Мы отходим ярдов на пятьдесят, к утесу.

Я смотрю на пустые равнины, которые так долго оберегали нас. Полная луна красит весь мир в серебро. Прерия, поросшая высокой травой, с темными пятнами облаков, качаясь, катится до самого горизонта, где сливается со звездами.

Серая Лошадь — прекрасное место. Столько лет оно пустовало, а сейчас здесь кипит жизнь. Но сейчас, ночью, оно снова принимает свой истинный облик — облик города-призрака.

— Тебе скучно, Жаворонок?

— Офигенно скучно. А что?

— Мне кажется, что на самом деле ты не со зла. Да, я понимаю, ты молод, и тебе скучно, но так дальше не пойдет.

— Что не пойдет?

— Все эти надписи на стенах, мелкие стычки и воровство. У нас дела поважнее.

— Ага, точно. Здесь же ничего не происходит!

— Машины про нас не забыли. Да, мы в глуши, и поэтому автомобили и городские роботы до нас не доберутся. Но они про нас не забыли.

— Ты о чем? После часа ноль мы не видели ни одного робота. Если они хотят нас убить, то почему не забросают ракетами?

— Для этого всех ракет в мире не хватит. И к тому же, я думаю, что большие игрушки они использовали в крупных городах. А мы — мелкая рыбешка, сынок.

— Может, и так, — неожиданно уверенно отвечает Жаворонок. — Но если хочешь знать мое мнение, то им на нас наплевать. То, что произошло тогда, — одна большая ошибка. Иначе они бы давным-давно забросали нас атомными бомбами, так?

Похоже, парень действительно думал об этом.

— Машины не сбросили на нас бомбу, потому что их интересует природа. Они хотят изучать ее, а не уничтожить.

Ветерок гладит мое лицо. Я почти жалею о том, что роботов интересует мир природы — в противном случае все было бы гораздо проще.

— Видел, сколько оленей в округе? — спрашиваю я. — Черт, после часа ноль прошло каких-то два месяца, а на равнины вернулись буффало, и рыбы в реке столько, что хоть руками лови. И дело не в том, что машины не обращают внимания на животных — нет, они их защищают.

— Значит, по-твоему, роботы хотят избавиться от термитов, не взрывая сам дом? Хотят убить нас, не уничтожая планету?

— Только так я могу объяснить, почему они воюют с нами именно так, а не иначе. И только так я могу объяснить… определенные последние события, скажем так.

— Лонни, машин не видно уже несколько месяцев. Черт, да я мечтаю о том, чтобы они напали. Хуже нет, как сидеть без электричества, да еще если и делать не фига.

Тут я все-таки закатываю глаза. Строить ограды, ремонтировать дома, пахать и сеять — это уже не в счет. Боже милосердный, почему дети рассчитывают получить все на блюдечке?

— Значит, ты хочешь драться? — спрашиваю я. — Серьезно?

— Да, серьезно. Надоело сидеть здесь, на холме, и прятаться.

— Тогда мне нужно тебе кое-что показать.

— Что именно?

— Что-то очень важное. Но это не здесь. Встретимся утром. Захвати спальный мешок — мы уйдем на несколько дней.

— Не, братан, так не пойдет. Да пошло оно куда подальше.

— Боишься?

— Нет, — ухмыляется он. — Чего мне бояться?

Ветер колышет высокую траву, и поэтому долина под нами выглядит точь-в-точь как море. На нее приятно смотреть, но поневоле задумаешься: какие чудовища прячутся под этими спокойными волнами?

— Того, что прячется в темноте. Что это, я не знаю — наверное, неизвестность. Если трусишь, оставайся здесь, и тогда я от тебя отстану. Но с тем, что находится там, нужно разобраться. И я надеялся, что тебе достанет храбрости.

Жаворонок выпрямляется, и ухмылка исчезает с его лица.

— Храбрее меня в округе никого нет, — говорит он.

Черт, похоже, парень в самом деле так считает.

— Надеюсь, смелость тебе понадобится.

На заре мальчик преподносит мне сюрприз. Я в гостях у Джона Тенкиллера; мы сидим на бревне и передаем друг другу термос с кофе. Тенкиллер говорит со мной загадками, а я слушаю его вполуха и смотрю на то, как над равнинами встает солнце.

И тут из-за угла появляется Жаворонок Железное Облако — с вещами, готов двинуться в путь. Он по-прежнему одет, словно гангстер из научно-фантастического фильма, но по крайней мере переобулся во что-то более подходящее для похода. Жаворонок смотрит на нас с Тенкиллером с нескрываемым подозрением, проходит мимо и выходит на тропу, которая ведет с холма.

— Собрались идти, так пошли уже, — говорит он.

Я залпом допиваю кофе, хватаю рюкзак и догоняю длинноногого парнишку. Перед первым поворотом, где тропа скрывается за деревьями, я оборачиваюсь и смотрю на Джона Тенкиллера. Старый хранитель барабана поднимает руку. Его голубые глаза сияют в утреннем свете.

Дело мне предстоит нелегкое, и Тенкиллер это понимает.

Все утро мы с парнишкой спускаемся с холма. Примерно через полчаса я выхожу вперед: может, Жаворонок и храбрец, но куда идти, он не знает. Мы отправляемся не на запад, в прерию, а на восток — прямо в Чугунный лес.