Народная империя Сталина - Юрий Жуков

Содержались в речи Молотова и иные новации, опрокидывавшие многие прежние представления. Так, детально раскрывая содержание 6-й статьи проекта Конституции, он подчеркнул — она характеризует самое главное в советском строе. Пояснил: земля, недра, воды, леса, промышленные и сельскохозяйственные предприятия, транспорт, банки, средства связи, жилой фонд являются «государственной» или «общенародной» собственностью, а не «социалистической», как назвал ее Сталин. Интернационализм он предложил понимать не как международную классовую солидарность трудящихся, а как реальное воплощение новых, исключительно дружеских отношений народов, населяющих Советский Союз.

Далеко не случайно не обошел Молотов и проблему борьбы с бывшими оппозиционерами. Но сделал это не так, как Любченко и Грядинский, Крыленко и Голодед. Он отметил: «Врагами партии Ленина — Сталина являются сейчас те, кто хотят реставрации капитализма и возвращения власти буржуазии и потому ненавидят всей душой новую Конституцию СССР».[158]

* * *

Прения завершились 1 декабря. Завершились, показав, что среди делегатов съезда, помимо инертного большинства, имеются две небольшие, но весьма активные группы. Первая из них, представленная членами широкого руководства, демонстративно уходила от обсуждения самого существенного — новой избирательной системы, но зато нагнетала атмосферу вражды к классовым врагам. А вторая группа — сторонники сталинских политических реформ — настойчиво стремилась добиться безоговорочного принятия проекта новой Конституции ради скорейшего воплощения ее основных принципов в жизнь.

Такое положение и вынудило фактических руководителей съезда, группу Сталина, предпринять своеобразный обходной маневр, исключить возможность не только отклонения каких-либо статей проекта Конституции, но даже и просто продолжения прений. По предложению президиума съезд 1 декабря решил свернуть оказавшуюся бессодержательной дискуссию и предварительное утверждение окончательного текста основного закона перенести в малочисленную, а потому и более управляемую группу делегатов: «Заслушав и обсудив доклад председателя конституционной комиссии ЦИК Союза ССР товарища И.В. Сталина о проекте Конституции Союза ССР, чрезвычайный VIII съезд Советов Союза ССР постановляет:

Представленный конституционной комиссией ЦИК СССР проект Конституции СССР одобрить и принять за основу.

Для рассмотрения внесенных поправок и дополнений и установления окончательного текста Конституции Союза ССР образовать редакционную комиссию в составе 220 человек.

Поручить редакционной комиссии в трехдневный срок представить на рассмотрение съезда окончательный текст Конституции, учтя при этом как результаты всенародного обсуждения проекта Конституции, так и обсуждение на самом съезде».[159]

Таким образом группе Сталина вновь удалось избежать обсуждения проекта на все еще так и не созванном Пленуме ЦК. Более того, благодаря тщательному подбору членов редакционной комиссии, состав которой не обсуждали, а просто автоматически одобрили, представительство в ней широкого руководства было сведено к минимуму. Численность работников партийного, советского и профсоюзного аппаратов в редакционной комиссии составила 86 человек, или около 40 %, а членов и кандидатов в члены ЦК — 64 человека, то есть около 30 %. Трудно усомниться, что именно это и обусловило чисто рабочий ход заседания редкомиссии, которое состоялось 3 декабря.

Нельзя исключить и того, что полного единодушия при утверждении редакционной комиссией проекта окончательного текста Конституции удалось достигнуть еще накануне, на встрече в Кремле у Сталина, продолжавшейся четыре часа. В пользу такого предположения говорит состав приглашенных, число которых оказалось чуть ли не рекордным — 25 человек.

5 декабря съезд возобновил свою работу, но лишь для того, чтобы единогласно одобрить проект Конституции, предложенный группой Сталина, без каких-либо серьезных корректив. Постановление съезда оказалось предельно кратким: «Проект Конституции (основного закона) Союза Советских Социалистических Республик в редакции, представленной редакционной комиссией съезда, утвердить».

Казалось, группа Сталина одержала полную победу. Хотя и с опозданием, все же добилась утверждения своего проекта Конституции, которая и должна была стать правовой основой политических реформ. Однако главная цель — прежде всего смена широкого руководства за счет «новых сил», на основе скорейших альтернативных выборов — осталась не только не достигнутой, но и по-прежнему весьма отдаленной, отложенной на неопределенный срок. Второе постановление съезда гласило: поручить ЦИК СССР «на основе новой Конституции разработать и утвердить положение о выборах, а также установить сроки выборов Верховного Совета Союза ССР».

Часть 11

Пленум, о котором не сообщалось в газетах

Узкое руководство воспользовалось одной из двух однодневных пауз, возникших в ходе работы VIII Всесоюзного съезда Советов, и 4 декабря в 16 часов все же созвало в Свердловском зале Кремля Пленум ЦК, о котором известило лишь накануне. Тот самый Пленум, который оно намеревалось провести еще 26 ноября, но так и не сделало этого, явно выжидая, когда же редакционная комиссия съезда одобрит окончательный текст Конституции. Сложившаяся ситуация была использована для того, чтобы свести обсуждение по намеченному изначально первому пункту повестки дня к простой формальности.

«Молотов: По первому вопросу слово имеет товарищ Сталин.

Сталин: Все читали проект Конституции.

Молотов: Все присутствовали на вчерашнем заседании комиссии, значит, можно проект не зачитывать. Есть ли какие-либо замечания?».

Замечания нашлись лишь у троих из 123 участников пленума: у Г.Н. Каминского — недавно утвержденного наркомом здравоохранения СССР, И.П. Жукова, незадолго перед тем освобожденного от должности замнаркома связи СССР и утвержденного наркомом местной промышленности РСФСР, и у И.С. Уншлихта — секретаря отныне существующего только номинально Совета Союза ЦИК СССР Судя по их предложениям, они, скорее всего, пытались имитировать заинтересованность и активность, демонстрируя одновременно полное непонимание того, чем является Конституция как юридический документ.

После такого более чем странного обсуждения наиважнейшего для жизни страны документа председательствовавший на пленуме Молотов предложил проголосовать за утверждение окончательного текста Конституции. Конечно, еще по-старому, по-советски, простым поднятием руки. Все участники пленума единогласно поддержали так и не обсужденный ими всерьез текст, хотя это и не имело уже никакого значения.

Первый вопрос повестки дня занял всего десять минут. Затем Молотов предоставил слово Ежову для доклада по второму вопросу — «О троцкистских и правых антисоветских организациях», который внесли на рассмотрение Пленума в момент его открытия.

Этот доклад стал для Ежова дебютным в новой роли наркома внутренних дел. Отсюда, скорее всего, порожденная волнением косноязычность при выступлении, композиционная рыхлость, повторы, путаница при указании фамилий и должностей. Но вполне возможно, огрехи доклада были порождены тем, что на его подготовку у Ежова оказалось слишком мало времени.

Начал выступление Николай Иванович с убийства Кирова. И не только потому, что мотивом столь неоспоримого преступления слишком легко можно было считать политический теракт, но и из-за того, что материалы по этому делу он знал превосходно, ибо знакомился с ними по ходу следствия как председатель КПК, а позже положил именно их в основу своей рукописи в 230 машинописных страниц «От фракционности к открытой контрреволюции».

Ежов сказал: «Доказательств прямого участия Зиновьева, Каменева, Троцкого в организации этого убийства следствию добыть не удалось… Равно не было доказано и то, что в убийстве Кирова принимали участие троцкисты».[160] (Учитывая, что следствие по делу об убийстве Кирова велось под личным контролем Ягоды, занимавшего тогда еще пост главы НКВД, удивляться заявлению Ежова не приходилось.)

Решающую роль в разоблачении деятельности троцкистско-зиновьевского блока, сказал далее Н.И. Ежов, сыграл августовский процесс. Лишь тогда следствию удалось установить и само образование в конце 1932 г. «зиновьевско-троцкистского блока на условиях террора», и то, что этим блоком намечалось убийство основных руководителей партии и правительства. Кроме того, Ежов вменил в вину бывшим оппозиционерам еще и то, что «троцкисты через своих сторонников, работающих в различного рода хозяйственных и советских учреждениях, воровали государственные средства».[161]