Жизнь и приключения Николаса Никльби - Чарльз Диккенс

— Ну вот! — сказал Ральф, когда они вышли на улицу. — Теперь вы пристроены.

Кэт хотела опять благодарить его, но он оборвал ее.

— У меня была мысль устроить вашу мать в каком-нибудь красивом уголке в деревне, — сказал он (он имел право выдвигать кандидатов для помещения в некоторые богадельни на границе Корнуэлла и не раз им пользовался), — но раз вы хотите жить вместе, я должен придумать для нее что-нибудь другое. Есть у нее какие-нибудь деньги?

— Очень мало, — ответила Кэт.

— И малого хватит надолго, если быть бережливым, — сказал Ральф. — Пусть подумает, сколько времени ей удастся жить на них, имея бесплатное помещение. Вы съезжаете с вашей квартиры в субботу?

— Да, вы так приказали нам, дядя.

— Совершенно верно. Пустует дом, принадлежащий мне, куда я могу вас поместить, пока он не сдан внаем, а потом, если больше ничего не подвернется, у меня, может быть, будет другой дом. Там вы будете жить.

— Это далеко отсюда, сэр? — осведомилась Кэт.

— Довольно далеко, — ответил Ральф, — в другом конце города — в Ист-Энде, но в субботу, в пять часов, я пришлю за вами моего клерка, чтобы он вас доставил туда. До свидания. Дорогу вы знаете? Все время прямо.

Холодно пожав руку племяннице, Ральф расстался с ней в начале Риджент-стрит и, сосредоточенно размышляя о способах наживать деньги, свернул в оживленную улицу. Кэт грустно пошла домой, в их квартиру на Стрэнде.

Глава XI,

Ньюмен Ногс водворяет миссис и мисс Никльби в новое их жилище в Сити

У мисс Никльби, возвращавшейся домой, мысли были унылые, что в достаточной мере объяснялось событиями этого дня. Поведение ее дяди вряд ли способствовало тому, чтобы рассеять те опасения и страхи, какие могли у нее возникнуть с самого начала, да и впечатление, произведенное на нее заведением мадам Манталини, отнюдь ие вселяло бодрости. Вот почему много было у нее мрачных предчувствий и забот, когда она с тяжелым сердцем смотрела в будущее, думая о предстоящей работе.

Если утешения матери могли привести ее в более приятное и радостное расположение духа, то для произведения такого эффекта их было предостаточно. К тому времени, как Кэт вернулась домой, славная леди воскресила в памяти два достоверных случая, когда модистки имели значительное состояние, но было ли оно целиком приобретено их трудами, или они обладали капиталом для начала, или же им посчастливилось, и они удачно вышли замуж, она не могла хорошенько припомнить. Впрочем, как она весьма логически заметила, должна же была существовать какая-нибудь молодая особа, которая, не имея ничего на первых порах, все-таки разбогатела, а если признать этот факт, то почему не может достигнуть того же и Кэт? Мисс Ла-Криви, которая была членом маленького совета, отважилась выразить некоторые сомнения относительно возможности для мисс Никльби добиться этого счастливого результата на протяжении обычной человеческой жизни, но славная леди совершенно отвела это возражение, сообщив, что у нее бывают предчувствия — нечто вроде ясновидения, с помощью которого она имела обыкновение разрешать всякий спор с покойным мистером Никльби; чаще чем в девяти случаях из десяти она оставалась неправой.

— Боюсь, что это занятие вредно для здоровья, — сказала мисс Ла-Криви.Помню, мне позировали три молоденькие модистки, когда я только что начала заниматься живописью, и я припоминаю, что все они были очень бледные и хилые.

— О, это отнюдь не общее правило, — заметила миссис Никльби. — Я помню так, как будто это было вчера, что я наняла модистку, которую мне особо рекомендовали, сшить пунцовый плащ — в те времена, когда пунцовые плащи были в моде, и у нее было очень красное лицо, да, очень красное лицо.

— Может быть, она выпивала? — предположила мисс Ла-Криви.

— Вряд ли это могло быть, — возразила миссис Никльби, — но я знаю, — что у нее было очень красное лицо, стало быть ваш довод ничего не стоит.

Таким-то образом и такими вескими доводами отражала достойная матрона малейшее возражение, какое выдвигалось против нового плана, принятого утром. Счастливица миссис Никльби! Достаточно, чтобы проект был новым, и он уже представлялся ее мысленному взору ослепительно ярким и позолоченным, как блестящая игрушка.

Когда с этим вопросом было покончено, Кэт сообщила о предложении дяди относительно пустующего дома, на которое миссис Никльби с такою же готовностью согласилась, сделав характерное для нее замечание, что в погожий вечер приятно будет прогуляться в Вест-Эид и вернуться с дочерью домой; при этом она проявила столь же характерную забывчивость, ибо дождливые вечера и плохая погода бывают чуть ли не каждую неделю в году.

— Мне грустно, право же грустно расставаться с вами, мой добрый друг,сказала Кэт, на которую произвело глубокое впечатление сочувствие бедной миниатюристки.

— Как бы там ни было, но вы от меня не отделаетесь, — ответила мисс Ла-Криви с таким оживлением, на какое только была способна. — Я буду очень часто вас навещать, приходить и узнавать, как вам живется; и если во всем Лондоне или во всем мире нет другого сердца, которое было бы заинтересовано в вашем благополучии, то всегда останется у вас одна маленькая одинокая женщина, которая будет молиться о нем днем и ночью.

С этими словами добрая леди, у которой было такое большое сердце, что его хватило бы на Гога, гения-хранителя Лондона, да и на Магога в придачу[34], — добрая леди, скроив сначала множество изумительных гримас, которые обеспечили бы ей солидное состояние, если бы она могла перенести их на слоновую кость или холст, уселась в уголок и, как она выражалась, «хорошенько всплакнула».

Но ни слезы, ни разговоры, ни надежды, ни опасения не могли отдалить страшной субботы и Ньюмена Ногса, который точно в назначенный час приковылял к двери и дохнул в замочную скважину парами джина как раз в тот момент, когда часы на соседних церквах договорились между собой относительно времени и пробили пять. Ньюмен дождался последнего удара и затем постучал.

— От мистера Ральфа Никльби, — поднявшись наверх, сказал Ньюмен Ногс, с возможною краткостью возвещая о данном ему поручении.

— Сейчас мы будем готовы, — сказала Кэт. — Вещей у нас мало, но все-таки я боюсь, что придется взять карету.

— Я найму, — сказал Ньюмен.

— Нет, вы не должны утруждать себя, — сказала миссис Никльби.

— Найму, — сказал Ньюмен.

— Я не могу допустить, чтобы у вас даже мелькнула такая мысль, — сказала миссис Никльби.

— Не от вас зависит, — сказал Ньюмен.

— Не от меня?

— Да. Я об этом думал, когда шел сюда, но не стал нанимать, думая, что вы еще не собрались. Я много о чем думаю. Никто не может этому помешать.

— Да, я вас понимаю, мистер Ногс, — сказала миссис Никльби. — Разумеется, наши мысли свободны. Ясно, что мысли каждого человека — его собственность.

— Они не были бы ею, если бы иные люди могли сделать по-своему,пробормотал Ньюмен.

— Совершенно верно, мистер Ногс, — подхватила миссис Никльби. — Иные люди и в самом деле такие… Как поживает ваш хозяин?

Ньюмен бросил многозначительный взгляд на Кэт и ответил с сильным ударением на предпоследнем слове, что мистер Ральф Никльби здоров и шлет свой сердечный привет.

— Право же, мы ему очень обязаны, — заметила миссис Никльби.

— Очень, — сказал Ньюмен. — Я так и передам ему.

Не очень-то легко было, раз увидев Ньюмена Ногса, не узнать его, и, когда Кэт, обратив внимание на его странное обхождение (в котором на сей раз было, однако, что-то почтительное и деликатное, несмотря на отрывистую речь), посмотрела на него пристальнее, она припомнила, что уже мельком заметила раньше это оригинальное существо.

— Простите мое любопытство, — сказала Кэт, — но не видела ли я вас на почтовом дворе в то утро, когда мой брат уехал в Йоркшир?

Ньюмен задумчиво посмотрел на миссис Никльби и сказал «нет», даже не покраснев.

— Нет? — воскликнула Кэт. — А я была бы готова поручиться!

— И были бы неправы, — возразил Ньюмен. — Я вышел сегодня в первый раз за три недели. У меня был приступ подагры.

Ньюмен был вовсе не похож на подагрического субъекта, и Кэт невольно призадумалась; но беседу прервала миссис Никльби, которая настаивала, чтобы закрыли дверь, иначе мистер Ногс схватит простуду, и послали за каретой служанку — из страха, как бы он не навлек на себя новый приступ болезни. На оба условия Ньюмен принужден был согласиться. Вскоре появилась карета; и после многочисленных горестных прощальных слов и долгой беготни мисс Ла-Криви взад и вперед по тротуару, вследствие чего желтый тюрбан пришел в резкое столкновение с различными пешеходами, она (то есть карета, а не мисс Ла-Криви) отъехала с двумя леди и их пожитками внутри и Ньюменом на козлах, рядом с кучером, — несмотря на все уверения миссис Никльби, что это грозит ему смертью.