Жестокая справедливость - Николай Леонов

– Лева, если что, звони немедленно. – Судя по голосу, Петр был настроен более чем решительно. – Мне нужен результат, и чем скорее, тем лучше. Действуйте!

Сказав капитану, что на это утро намечен визит в «Международное кредитное сообщество», Гуров предложил и ему поехать с ними в банк. Охотно согласившись, Коповой доложил о своей вчерашней встрече с «правой рукой» Косяка по кличке Штепсель, который официально числился как «временно безработный, имеющий непостоянные, случайные источники дохода». Сам Косяк, как оказалось, сразу же после убийства Захарухина из Судакова немедленно уехал и где-то «залег на дно».

По мнению Штепселя, Косяк заподозрил, что Лаборант решил провести «санитарную зачистку» губернии от тех, кто, зарвавшись и потеряв чувство меры, слишком уж злостно, в массовом порядке, настроил население против представителей «теневого бизнеса». Он подтвердил, что на последнем сходняке Лаборант высказывал Хапарю свое недовольство тем, что у того в городе «хер поймешь, какой беспредел творится». Дадаяна очень раздражало, что Захарухин погряз в самом низменном разврате, из-за чего даже в воровской среде Судаково приобрело довольно мрачную славу.

Вероятность того, что Косяк причастен к убийству Хапаря, Штепсель отверг категорически.

– …Сам посуди, какого хера он бы его надумал замочить, если его тут же ваши менты замели бы? – убедительно доказывал хулиган и гопник со стажем. – Косяк на одном только Хапаре и держался. А тот его прикармливал, чтобы иметь хоть какую-то узду на Медяка. У этого «бригада» трусоватая против наших, хоть их и больше.

Штепсель был уверен в том, что Захарухина «грохнули фраера», потерявшие терпение из-за того, что тот «вкрайняк оборзел». В подтверждение своей правоты он рассказал о непонятном пожаре в одной из блатхат, который произошел в прошлом месяце. Случилось так, что один из косяковских, разнюхав, где одна небогатая семья хранит деньги, собранные для лечения ребенка, в отсутствие хозяев пробрался в квартиру и, найдя тайник, выгреб все до копейки. Кража была выполнена безупречно – никаких следов милиция не нашла.

Это было минувшей весной. Через два месяца, не получив нужного лечения, ребенок умер, а его мать, не выдержав ударов судьбы, покончила с собой.

– …Ну, видать, кто-то где-то проболтался, потому что бабло в том шалмане пацаны пропивали всем кагалом, – смоля сигаретой, повествовал Штепсель. – И – на тебе! Середь ночи полыхнуло. Пацаны потом рассказывали, что как раз в этот момент они в буру резались. Бухнули перед этим хорошо. Глядят – а во всех окнах огонь стеной. Они в сени – а там уже сущее пекло. Пока высадили окно, пока вылезли – почти все обгорели. А от Чёли – он-то бабки и стыбзил – только мослы обгорелые нашли.

– Считаешь, это был поджог? – уточнил Коповой.

– А то нет! – сокрушенно вздохнул Штепсель. – Занялось сразу со всех сторон – хата полыхнула как спичка. Видно, бензином облили, огоньку кинули – и ходу. А пожарные – они что скажут? Пили в доме? Пили. Все понятно: неосторожное обращение с огнем.

Выслушав капитана, Стас невольно рассмеялся:

– Да, диагноз убойный… Значит, эти «амазонки» свою деятельность не свернули. Не удивлюсь, если и в нынешних сводках обнаружится что-то похожее на несчастные случаи, происшедшие с представителями «криминала».

– Что за «амазонки»? – удивленно посмотрел на него Коповой.

– Ну, это я их сам так назвал. Хотя нельзя исключать и того, что в эту группировку входят и мужчины, – пояснил Крячко и в нескольких словах рассказал об услышанном от экс-гопника Яшки и Пеклоходова.

– Вот что значит свежий взгляд со стороны! – заметил капитан. – Ну а вы хоть кого-то уже взяли на заметку?

– А кого и как тут возьмешь? – усмехнулся Лев. – Работают эти «амазонки» профессионально – МОССАД с ЦРУ отдыхают. Чувствуется, этими делами заправляет человек, имеющий хороший боевой опыт. Он умен, решителен, очень осторожен, предусмотрителен и, самое главное, имеет к здешнему криминальному миру очень серьезные претензии. Тут надо думать и думать, как найти к нему подходы.

Продолжая обсуждать тему уездной «робингудовщины», опера вышли из гостиницы и сели в прибывшую «Волгу». Машина помчалась по уже заполненным транспортом улицам города, а ее пассажиры заспорили о том, что же мог хранить Захарухин в банковской ячейке.

Как видно, и впрямь вчерашний административный тарарам с отставками в Судаковском районе сыграл чрезвычайно положительную роль. С необычайной быстротой получив все нужные разрешения, опера вскоре прибыли к весьма солидному по своей этажности «кубу», на фасаде которого двуязычная вывеска, на русском и английском, извещала, что это – банк «Международное кредитное сообщество».

Пройдя через кордон из двоих дюжих парней в форме ОВО с автоматами, они поднялись на второй этаж. Остановив проходившего мимо клерка с пачкой каких-то бумаг, Станислав несколько скомканно поинтересовался:

– М-милейший, а как нам найти… ответственного по хранилищу индивидуальных ячеек?

Окинув Крячко донельзя томным взглядом, «милейший», с женственными манерами и следами косметики на лице, ответил почти женским контральто:

– Вам, мужчина, нужно пройти в конец этого коридора, зайти в кабинет номер семнадцать. Там Алевтина Геннадьевна все объяснит… – Одарив Станислава загадочно-интригующей улыбкой, клерк издал чуть слышное чувственное «ах!» и, покачивая бедрами, проследовал к лифту.

Крячко стоял как вкопанный, напоминая своим видом большого, взъерошенного кота, которого ненароком окатили помоями.

– Лева, он что, из этих самых? – зашагав по коридору и с брезгливой миной глядя клерку вслед, покрутил у виска растопыренной пятерней Стас.

– Похоже, из этих… – еле сдерживая смех, кивнул Гуров.

– Ё-п-р-с-т! И слышал об этих извращенцах, и по телику их видел, а вот так, вблизи… как-то не доводилось. Фу, блин, до чего же противно!.. И откуда их столько набралось? Раньше-то о них, считай, ничего не было слышно. А тут – здрасте пожалуйста!.. Как из одного места на лыжах привалило…

Слушая их диалог, Коповой, не выдержав, фыркнул в кулак.

– Станисла-а-а-в Васильевич, не-хо-ро-шо! – ерничая, покачал головой Лев. – Ай-яй-яй! Показываешь молодежи образцы нетолерантности к, можно сказать, провозвестникам нового типа межличностных отношений. И почему это ты думаешь, что раньше их у нас не было? Почитай сочинения либерального ученого, профессора сексологии Игоря Нока. Мне в Интернете одна из его книг как-то подвернулась…

– И что ж он пишет, этот либерастичный Нок? – зловеще прищурился Крячко.

– Как это что? На основании воспоминаний какого-то западного путешественника, который за каким-то хреном приезжал на Русь, Нок сделал вывод, что этот самый «нетрадиционный» тип отношений на наших просторах, можно сказать, процветал испокон веков.

– Чего-о-о? – разом остановившись, одновременно протянули Стас и Коповой.

– Чего-чего… – саркастично усмехнулся Гуров. – Чуть не полкниги посвящено доказательству того, что у нас все поголовно, от дворников и конюхов до князей и бояр, отдавали предпочтение таким вот делам. А вы думаете, откуда на Западе столько всякого бреда о России? Да, вот благодаря таким писакам он и появляется… Идемте, идемте, хватит стоять. Ишь, как их взволновала эта тема!

– Лев Иванович, а Нок черпал сведения о России случайно не из тех воспоминаний, где один иностранец описывал, как сидел в тени развесистой клюквы? – сердито пробурчал капитан.

– А он, этот Нок, еще живой? Мне бы с ним встретиться… Я бы ему показал, как у нас принято вразумлять свистоболов всяких! – мстительно произнес Крячко.

– Да будет вам! – отмахнулся Гуров и постучал в кабинет с латунным номером семнадцать.

Хозяйка кабинета, типично «расейская» тетка – улыбчиво-приветливая, широкая в кости, но при всем том легкая в движениях, охотно проводила оперов к хранилищу индивидуальных ячеек. По пути Гуров попросил ее найти пару сотрудников в качестве понятых.

Отперев замок мощной бронированной двери, Алевтина Геннадьевна открыла тяжеленную створку и изобразила приглашающий жест – прошу! Опера вошли в помещение, где целая стена представляла собой бесчисленные дверки ячеек с номерами. Следом за ними в хранилище проследовали две девушки в точно таких же, как и у Алевтины Геннадьевны, светло-сиреневых кофточках с голубеньким шарфиком на шее. Судя по всему, это была корпоративная униформа банка.

Найдя ячейку с номером пятнадцать, Гуров открыл дверцу и достал металлический лоток, в котором лежал один лишь листок бумаги, сложенный вчетверо. Развернув его, Лев показал листок всем присутствующим и объявил:

– В ячейке номер пятнадцать, пользователем которой был ныне умерший Захарухин Дмитрий Семенович, обнаружен лист бумаги с изображенным на нем планом, скорее всего, жилого дома, и целым рядом цифр.