Развод. Игра на выживание - Лина Коваль

Каролиной, радостная усаживаюсь в машину. Еще раз осматриваю черный матовый руль и блестящую эмблему на нём. До сих пор поверить не могу, что решилась!

Отыскиваю телефон в сумке и изучаю пропущенные вызовы.

Три — от Богдана и два от Долинского.

Ого.

Первым делом набираю Соболева. Мы не общались с момента нашего расставания позавчерашним вечером, и я до сих пор помню вкус его губ.

Как же хорошо, что Богдан первый и последний, кто целовал меня в этой жизни! Не представляю, как скоро смогу решиться на подобный субботнему эксперимент.

— Ты звонил? — спрашиваю, унимая дрожь в пальцах, когда слышу хриплое «Да».

Представляю его сидящим в офисном кабинете. Серьезного, собранного или, наоборот, взъерошенного от усталости. Сердце привычно сжимается от тоски.

— Привет, Ян, — отвечает сдержанно. — Решила прокатиться?

— Следишь за мной, Соболев? — огрызаюсь и прищуриваюсь, пристально осматривая территорию парковки.

Никого!

— Ты с отцом своим переобщалась? — отвечает Богдан иронично. — У тебя сигнализация с джи — пи — эс и обратной связью. Мне пришло уведомление на мобильный.

— Ясно, — вздыхаю и растираю пальцами горящую щёку.

— Нормально всё? Надеюсь, за время твоей поездки никто не пострадал?

— Ты поглумиться позвонил? — рычу в трубку.

— Не заводись. Топливо в твоем баке на нуле. Ты в курсе?

Ищу глазами датчик на приборной панели и морщусь от собственной глупости. Почему я об этом не подумала?

— Спасибо, — раздраженно произношу.

— В двух кварталах от тебя наша заправка. Поезжай сразу туда, иначе заглохнешь прямо на дороге.

— Разберусь.

Мне вообще придется как-то самой справляться. Это осознание снова бьет по лицу и рушит весь былой восторг от встречи с Каролиной.

Оба молчим. Совсем скоро мы встретимся с Даней в суде, а сейчас общаемся как ни в чем не бывало. Интересно, он подал встречный иск? Не за этим ли звонил Долинский?

Собираюсь отключиться первой, но слышу ровный голос:

— Ян?

— Что?

— Бак слева.

— Знаю, — шиплю.

Ведёт себя, как самый умный. Словно если я женщина, то ни на что не способна. Феминизм уже не кажется мне ерундой.

Долой патриархат!

— Сказала же, разберусь.

— Ты молодец. Будь осторожнее, пожалуйста, — произносит Богдан, перед тем как отключается.

Глава 25. Яна

Всю следующую неделю мы периодически контактируем с Богданом при помощи скупых сообщений.

В основном по вопросам, касающихся наших детей, и моего нового увлечения — вождения автомобилем. Я достаточно быстро привыкаю к своей мобильности и уже через несколько дней в первый раз сама отвожу детей в школу и детский сад.

Временами, бесспорно, переживаю.

Особенно когда не успеваю перестроиться в нужный ряд и вынуждена объезжать полгорода, меняя маршрут. Или, не могу припарковаться из-за неопытности. В этом случае приходится разыскивать место подальше и попросторнее.

В целом своими успехами я довольна. Чего не скажешь об отце.

В первый раз увидев меня за рулём новенькой Тойоты, он жутко злится и пытается отобрать ключи. Потом предлагает нанять нам с детьми личного водителя на постоянку, «раз их отец не в состоянии». А когда я отказываюсь, просто машет рукой и кричит: — Делай что хочешь. Раз самая умная!

Соболев в отличие от папы нахваливает.

Иногда подсказывает, помогает. Несколько раз по вечерам напоминает быть осмотрительнее, но выставленная между нами ледяная стена так и остаётся на месте.

Ни на сантиметр не сдвигается!

С каждым днём мы с Даней становимся всё дальше. При этом наш развод, начавшийся с нелепой ссоры, всё ближе. Думаю, это вполне закономерно, но от этого не менее печально.

* * *

Мой первый рабочий день выпадает на третье октября.

Чудесное утро, если учесть, что на улице по-летнему тепло и сухо. Опавшие жёлтые листья лежат на земле ровным полотном и это до такой степени символизируют наступившую осень в моей жизни, что я немного грущу.

Сегодня день рождения Юлии Сергеевны, мамы Богдана.

Как правило, в этот день мы приезжали к Соболевым всей семьёй и несколько часов сидели за накрытым в духе советского времени столом. В программе непременно был алкоголь. Свекровь с подругой под конец тихонько пели и вспоминали истории из молодости.

Все десять лет я не очень уважала эти застолья. Честно признаться, относилась свысока.

Даже всячески старалась их избежать. Пару раз мы пропустили по уважительной причине, когда дети болели или муж был в командировке.

А сейчас?!

Ловлю себя на мысли, что с удовольствием бы, как раньше, перекусила салатами, щедро сдобренными майонезом, а позже прилегла на плечо к Богдану и послушала заунывные песни.

Было в этом что-то семейное. Тёплое.

Подъехав к кризисному центру, двухэтажному новому зданию на окраине города, принимаю решение не откладывать в долгий ящик звонок с поздравлением.

Немного нервничаю, потому что в последний раз общалась со свекровью в доме у родителей, когда она умоляющим голосом просила поговорить с отцом по поводу Ани.

— Доброе утро, — произношу сдавленно, когда женщина отвечает.

С силой сжимаю оплётку руля.

— Здравствуй, Яна.

— С днём рождения, Юлия Сергеевна. Пусть здоровье вас не подводит, мечты осуществляются и побольше вам позитивных эмоций, — выпаливаю будто бы заученным текстом.

— Спасибо, Яночка, — откликается, явно улыбаясь. — Рада, что ты помнишь ещё о нас.

Её голос, уставший и капельку заторможенный, в нём совсем нет издёвки или грубости, как я себе придумывала всё это время, поэтому продолжаю: — У вас всё хорошо?

— Да как сказать? — говорит она, тяжело вздыхая. — Живём пока. Сердце только болит.

— Может доктору показаться?

Юлия Сергеевна неловко смеётся.

— Всё нормально, Ян. Ты как, девочка?

На секунду умолкаю и с силой закусываю нижнюю губу. Свекровь интересуется так искренне, что я всячески стараюсь не разрыдаться и не жаловаться.

— У меня всё нормально. Сегодня вот… в общем, первый рабочий день, — ещё раз смотрю на разноцветное здание.

— Вот это новости. Наверное, так же как сестра в фирму отца пристроилась?

— Нет, — нервно смеюсь. — Я же там ничего не понимаю.

— Ну ты себя со счетов-то не списывай. Я всегда Богдану говорила, Яна у нас умная, как вообще тебя выбрала, простолюдина, не понимаю.

Качаю головой. Манера Юлии Сергеевны говорить о сыне всегда приводит в смятение. То чувство, когда говорит она, а стыдно мне.

— Не забывай про нас, стариков. Не чужие ведь. РазвОдитесь вот, не получилось, я уж в это вмешиваться не буду. Да и Богдан запретил. Мы люди простые, неровня твоим родителям, но к тебе всегда старались относиться по-человечески.

— Знаю… Юлия Сергеевна, — голос садится, и я хриплю от волнения. — Хочу попросить у вас прощения за всё. Если обидела