Гнездо орла - Елена Съянова

Этот апрель был по-летнему жарким, вечера и ночи теплыми, как в июле.

Выполняя пожелание Адольфа, Гессы позаботились, чтобы в происходящем не было официоза. Всеобщий разброд и гуляния! Рудольфа все поздравляли сообразно с собственными фантазиями, так же и проводили время — на верандах и газонах между клумб, в саду, у бассейна, группами, парами, наедине с этой апрельской ночью, с ее ароматной, звенящей тишиной.

Но одиночества никто долго не выдерживал, и в конце концов все собрались вместе на огромной веранде, залитой слегка мерцающим розовым светом, который Юнити назвала «омолаживающим».

Отдохнувший, всем довольный Адольф предложил выпить шампанского за здоровье своего Руди и треснул бокал об пол. Бокалы взорвались и на ступеньках, и на каменной кладке дорожек, усыпав их блестками, и рассеянно глядевший в сад Геббельс вдруг поразился этому дробному мерцанию, точно просыпавшемуся с веранды вниз:

— Взгляните, господа! Какая изящная, переменчивая… хрустальная ночь!

Бедный Йозеф! Лучше бы он помалкивал! Сейчас же скользнула к нему возбужденная леди Юнити и потребовала поэтической импровизации, столь «долгожданной из уст министра культуры».

Йозеф, конечно, мог бы просто пожать плечами и налить ей еще шампанского или предложить сымпровизировать кому-нибудь другому, например, министру труда… Но он и сам ощущал сейчас вдохновение, подъем душевных сил, набегающие волны мечтаний, невнятных образов, то есть признаки того «душевного запоя» (выражение Магды), что уже был в полную силу пережит им в годы страданий по Елене.

Йозеф в молодости писал стихи, тогда казавшиеся ему гениальными, а теперь — бессильными и смешными. Мгновенно восстановив в памяти несколько прежних опусов, он решил, что для легкой импровизации подойдет что-то вроде:

Этой ночи мерцаньеЯ невольно услышал,Как осколки Посланья,Что ниспослано свыше.

Я сложить их не в силах.Угасает мерцанье…В темной ночи ЖеланьяГаснет Неба Посланье…Все аплодировали.

— И в двадцать лет был таким же х…м, — зло шепнула Магда Маргарите. — Извини. Я решила — сразу после родов разведусь с ним. Давай прогуляемся.

— У меня к тебе просьба, — сказала Магда, когда они отдалились от дома по боковой аллейке, ведущей к озеру. — Ты не заменишь меня в Женском Союзе, месяца на три? Хорошо бы написать несколько программ, а главное — пробить их в министерстве. Ты ведь знакома с Гертрудой Шольц[6]? Она энергичная девочка, но этот тупица Руст ее буквально затерроризировал. Кстати, леди уже следовало бы знать, что министр культуры у нас господин Руст. Вот он бы ей… сымпровизировал?

— Хорошо, я попробую, — кивнула Грета. — Родители летом хотят побыть с детьми, и я свободна. Два месяца буду в Бергхофе совершенно одна. Адольф берет фройлейн Браун в Италию, — быстро добавила она, предупреждая вопрос Магды.

— А леди?

— Юнити едет на съемки с Лени Рифеншталь.

Магда махнула рукой:

— По-моему, даже французские короли все же подписывали отставку старой фаворитке, прежде чем объявить о новой… А знаешь, я начинаю думать, что эта Браун не так глупа и, возможно, всех пересидит.

На них сзади радостно набежала Берта. За нею кто-то шел, тихо насвистывая.

— О, прошу прощения, медам. — Гитлер шутливо поднял обе ладони. — Я пошел погулять с Бертой, а она, видимо, учуяла вас. Пойдем, Берта, не будем мешать.

Но овчарка уже унеслась вперед к поблескивающему сквозь деревья озеру с насыпным песчаным пляжем и пристанью с десятком лодок и белой детской яхтой под парусом. Магда тут же сказала, что после родов ей еще трудно долго ходить и она хочет вернуться. Маргарита не успела ее остановить. Магда, сверкнув на нее глазами, уже скрылась в аллее; Гитлер виновато глядел ей вслед:

— Магда решила, что я искал тебя. А я… честное слово… Там Геббельс свирепствует, требует от всех импровизаций. Я и ушел.

Они прошли еще немного, спустились по каменным ступеням к озеру и сели на скамейку.

Маргарита ждала. Но Адольф молчал. Подождав еще, она посмотрела на него вопросительно.

— Что? — вздохнул он. — Я тебя задерживаю? Мне запрещено ходить одному. Если ты уйдешь, сразу кто-нибудь явится.

— Кто осмелится?! — усмехнулась Маргарита. — Разве что Рудольф или Юнити.

— Твоя подруга так жаждет моего общества, что даже в Италию со мной ехать отказалась. Прибудет лишь в Венецию, на карнавал.

«Так не о Юнити пойдет речь, — поняла Маргарита. — О Рудольфе?…»

Она снова взглянула на Гитлера, на этот раз нетерпеливо.

— Что, детка, хочешь уйти?

— Хочу знать, что не так с Руди? — резко ответила Маргарита.

— Что не так… — Гитлер как будто задумался. — Ты тоже заметила? Что ж, если ты сама об этом заговорила… я попытаюсь объяснить. Я недавно поймал себя на мысли, что почти забыл, как он… улыбается.

Пауза.

— И еще… Он словно… избегает меня. За все время, пока я здесь, мы ни разу не поговорили, просто так, ни о чем. Как раньше.

Снова пауза, длиннее первой.

— Раньше… со мной тоже было трудно, я знаю. Но мы спорили, ругались, уступали друг другу… еще неизвестно, кто кому чаще. Была в этом потребность! Куда она девалась у него? Куда вообще девалась… — Он резко вскинул голову и стал смотреть вверх.

Маргарита почувствовала, что Адольф перестал притворяться. Вспомнилась глупая шутка, которую хотели сыграть с фюрером его преданные соратники. И она вновь поразилась интуиции этого человека. Адольф как будто почуял холод, повеявший на него из чужих и чуждых душ, не потому ли и нашла на него тоска по теплой душе его Руди?

— Прости, детка. — Гитлер чуть дотронулся до ее руки. — Ты спросишь, отчего я сам с ним не поговорю, как сейчас с тобою? Дело в том, что я… не слышу его… — он усмехнулся. — Вот тебя я слышу. Все твое раздражение, негодование на меня, и тебе я мог бы ответить. Роберта я тоже слышу. И могу верить. И Эльзе. А Рудольф… Я скажу тебе одну вещь, не сердись — меня это и самого напугало. Мы с Руди вчера говорили о каком-то деле, сидя напротив друг друга, и внезапно я понял, что если сейчас закрою глаза, то передо мною… Ангелика. Прости еще раз. Ведь ты меня понимаешь?..

Маргарита кивнула:

— Я тоже часто ее вижу. Она все еще с нами. Здесь.

— Как ты хорошо сказала. — Он вздохнул. — Роберт считает, что она — между двух миров. А ты говоришь — здесь. Значит, она… меня простила?

— Она вас не судила. Когда судят, это… слышно.

Гитлер, вздернув голову, опять долго смотрел вверх. Маргарита поняла, что он улыбается. Он точно получил подарок, который и ждал от нее.

Над парком трещали фейерверки; зеленые, красные, желтые пучки рассыпались над деревьями; сигнальные ракеты скользили долго и плавно, еще светящимися уходили в воду озера.

— А я в детстве мечтал поймать звезду, — вдруг сказал Адольф. — Думал — вот падает с неба удача… кому-то. Почему не мне?! А зачем она мне была нужна в десять лет? Вот теперь бы!

Берта носилась у берега, лаяла на падающие «звезды»; заскочив в лодку, взвизгнула. Гитлер позвал собаку, но лодка немного отплыла от берега, и овчарка, встав передними лапами на корму, принялась лаять.

— Это она нас зовет, — воскликнул Гитлер. — Хочет покататься. До чего умна!

Он встал и спустился к воде. Маргарита, посмотрев по сторонам, пошла за ним следом. Гитлер подтянул лодку за цепь к берегу.

— Мы с Бертой прокатимся до середины, — сказал он. — Может, и звезду заодно поймаем.

Маргарита снова огляделась. Никого. Охрана за внешней оградой, гости развлекаются. Пришлось тоже спуститься к воде и протянуть руку. Гитлер помог ей переступить в лодку, затем, сбросив цепь, шагнул туда сам и взял весло. Берта сразу смолкла и прочно уселась на корме, замерев как изваяние.

Лодка пошла зигзагами, а то и вовсе вальсируя, — Грета направляла Адольфа туда, где упадет очередная «звезда», и он энергично греб в это место. Так развлекались полчаса. Гитлер снял пиджак и галстук, засучил рукава; потом попросил позволения снять рубашку.

Наконец одну «удачу» они все-таки поймали — фиолетовый огонь растаял прямо над лодкой, осыпав их гарью.

Адольф, развернув лодку, стал грести к берегу. Он был весь мокрый, волосы прилипли ко лбу, грудь так и ходила ходуном; видимо, сердце едва справлялось с нагрузкой. Маргарита посматривала на него с опаской; даже предложила взять весла, на что он сделал возмущенную физиономию, сказав, что мог бы катать ее до утра.

Причалили они в стороне от пристани. Берта, не получив команды, продолжала сидеть на корме, а Адольф, бросив весла, перешагнул через борт прямо в воду и, подтащив лодку к каменному столбику, набросил на него цепь. Потом, довольно ловко взяв Грету за талию, переставил ее на влажный песок.