Афродита - Пьер Луис

— Здесь только те произведения, которые ты любишь читать, и ничего другого, — говорит Кризи.

Деметриос перебирает их. «Возвращение Алексиса», «Зеркало Лаис», «Аристиппа», «Волшебница, Циклоп и Буколиск», «Эдип в Колоне», «Оды» Сафо и еще многое другое.

А еще посреди библиотеки, прямо на полу, на подушках, молча лежит обнаженная девушка.

— Здесь, — шепчет Кризи, вытаскивая из золотого футляра какой-то манускрипт, — страница древних стихов, которые ты не можешь читать без слез.

С трудом оторвавшись от прекрасных строк, он бросает на Кризи благодарный и нежный взгляд:

— Ты? Ты показываешь мне это?

— И это еще не все. Иди за мною. Иди за мною быстрее!

Кризи отворяет другую дверь.

Квадратная комната. Единственное окно впускает свет, сквозь него видны деревья. Посреди комнаты на деревянных козлах лежит ком красной глины, а в уголке молча сидит обнаженная девушка.

— Здесь ты будешь создавать Андромеду и Коней Гелиоса. Ты изваяешь их для себя самого и уничтожишь перед смертью.

— Это дом счастья! — тихо произносит Деметриос.

И он в восторге закрывает лицо руками.

Но Кризи уже открыла другую дверь.

Большая круглая комната. Единственное окно впускает свет, и сквозь него видно голубое небо. Вместо стен у нее бронзовые ажурные решетки, из-за которых слышны звуки флейт и цитр, но музыканты незримы, музыка печальная и задумчивая. В глубине комнаты на мраморном троне молча сидит обнаженная девушка.

— Идем, идем! — ничего не объясняя, торопит Кризи.

Она открывает следующую дверь.

Треугольная комната с низким потолком. В ней нет окон. Пол и стены затянуты мягкими коврами и мехами, закрытая дверь слилась со стеной. Этот мирок надежно огражден от всего остального мира. На косматых мехах блестят капельки духов. Снизу слабо проникает свет семи подземных ламп, загороженных цветными витражами.

— Ты видишь, — говорит Кризи, — в трех углах нашей спальни три разных ложа.

Деметриос молчит, спрашивая себя: «Неужели это конец пути? Неужели это итог моего существования? Неужели я миновал три предыдущие комнаты лишь для того, чтобы навеки остаться здесь? Или я все же смогу выйти отсюда после того, как проведу здесь ночь в ожидании Любви, которая есть лишь ожидание Смерти?»

Но Кризи продолжает говорить...

— Любимый, ты звал меня — и я пришла, взгляни на меня...

Она закидывает за голову руки, потягивается и улыбается:

— Любимый, я твоя... О нет, подожди, еще не сейчас. Я обещала тебе спеть, и я прежде спою.

Он больше не в силах думать ни о чем, кроме нее; покорно опускается к ее ногам. На ней крохотные черные сандалии, и четыре нитки мелкого голубоватого жемчуга оплетают ее пальцы, ногти которых несут на себе изображение кровавого полумесяца.

Склонив голову, она легонько ударяет в ладоши и, покачивая округлыми бедрами, начинает напевать:

На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя:Искала я его и не нашла его.Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадямИ буду искать того, которого любит душа моя;Искала я его и не нашла его.Встретили меня стражи, обходящие город:«Не видали ли вы того, которого любит душа моя?»Но едва я отошла от них, как нашла того, котороголюбит душа моя...Заклинаю вас, дщери Иерусалимские,сернами или полевыми лилиями:Не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно!

— Это «Песнь песней", Деметриос. Это брачная песнь девушек моей страны.

Голос возлюбленного моего!Вот он идет, скачет по горам, прыгает по холмам.Друг мой похож на серну или на молодого оленя...Возлюбленный мой начал говорить мне:«Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!Вот зима уже прошла, дождь миновал, перестал;Цветы показались на земле, время пения настало,Голос горлицы слышен в стране нашей...Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!»

Кризи скинула накидку, отбросила ее и осталась в повязке, плотно облегающей бедра.

Я скинула хитон мой; как же мне опять надевать его?Я вымыла ноги мои; как же мне опять марать их?

Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину,И внутренность моя взволновалась от него.Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему;И с рук моих капала мирра,И с перстов моих капала мирра на ручки замка...

Заклинаю вас, дщери Иерусалимские:Если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему?Что я изнемогаю от любви!

Она запрокинула голову, чуть прикрыв веки.

Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною — любовь.Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками,Ибо я изнемогаю от любви.Левая рука его у меня над головою, а правая обнимает меня...— О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста!Пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих,Одним ожерельем на шее твоей.

О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста!О, как много ласки твои лучше вина,И благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста;Мед и молоко под языком твоим,И благоухание одежды твоейПодобно благоуханию Ливана!

Запертый сад — сестра моя, невеста,Заключенный колодезь,Запечатанный источник...— Поднимись, ветер с севера, и принесись с юга,Повей на сад мой — и польются ароматы его!Пусть придет возлюбленный мой в сад свойИ вкушает сладкие плоды его.— Пришел я в сад мой, сестра моя, невеста;Набрал мирры моей с ароматами моими,Поел сотов моих с медом моим,Напился вина моего с молоком моим...

— Положи меня, как печать, на сердце твое,Как перстень — на руку твою,Ибо крепка, как Смерть, Любовь!

Не двигаясь с места, не сгибая колен, она медленно поворачивается. Ее груди и запрокинутое лицо в полумраке напоминают три розовых цветка, что распустились на одном стебле.

Она танцует, сплетая руки, сгибая стан; чудится, что повязка мешает ей, и она желает как можно скорее освободить свое наполовину нагое, наполовину скованное белое тело. Грудь танцует от частого дыхания, уста уже не могут сомкнуться, а веки не могут разомкнуться в истоме, пылает на щеках румянец.

Она играет перстами, она играет руками. Ее тело играет, волнуется. И вот, взметнув водопад волос, Кризи сорвала застежку, удерживающую на бедрах повязку, и та скользнула на ковер, открыв всю совершенную красоту ее наготы.

Деметриос и Кризи...

В их первом прикосновении такое блаженство и такая гармония, что какие-то мгновения они остаются неподвижны, чтобы не нарушить очарования. Грудь Кризи легла ему в ладонь, и он сжимает ее. Одно бедро ее, жаркое и нежное, в плену его колен, а другое оплетает его бедра. Они лежат недвижимо, приникнув друг к другу, но не познав еще друг друга, наслаждаясь стремительно нарастающим желанием и с упоением отдаляя миг блаженства.