Вечный шах - Анатолий Степанов

- Хорош зверь, ох, хорош!

Подъезжали к Маяковке. Смирнов вновь взялся за переговорник:

- Мы поворачиваем с Первой Брестской на Вторую по Фучика, а ты, Алик, свернешь на Васильевской. Не торопись, колдыбай кое-как. Твой тухес проверит Витя. Непринципиально, но интересно.

"Семерка" с "восьмеркой" на Фучика ушли налево, и еще раз налево, и покатили в обратном направлении. Затем "семерка на Гашека свернула и опять поехала по Первой Брестской. Виктор видел, как у Васильевской маячила высокая "Нива". Помаячила, помаячила на первой скорости и свернула наконец. Налево за "Нивой" никто не пошел.

Кавалькада пристроилась у "Пекина". Все четверо выбрались из автомобилей и с законным любопытством ждали, как и где припаркуется "Ниссан". "Ниссан" приткнулся у табачного киоска, и тогда четверка, удовлетворясь виденным, направилась в ресторан. Сегодня они могли позволить себе противоестественный дорогой ужин.

Ужинали вдумчиво, тщательно пережевывая пищу. За такие бабки следовало наслаждаться драгоценной едой. Да и других занятий не было: алкоголь, как таковой, отсутствовал в их меню. В половине одиннадцатого собрались домой.

В том же порядке три автомобиля по Садовому добрались до Зубовской и развернулись на Кропоткинскую, а с Кропоткинской въехали в переулок, который через Остоженку переходил в их родной. "Ниссан" скромно следовал за ними.

"Семерка" первой неспешно вкатила в пустынный переулок и вдруг на бешеной скорости рванула вниз, а "восьмерка" и "Нива", идя на параллельных курсах, неожиданно тормознули и, съехавшись нос к носу, образовали баррикаду, наглухо перекрывавшую движение. Правда, и движения-то не было, лишь растерявшийся "Ниссан" остановился на мгновение, подергался туда-сюда и стал от безысходности задом выбираться на Остоженку.

"Восьмерка" и "Нива", тотчас разрушив баррикаду, подъехали к своему дому.

Втроем без особых разговоров всласть попили крепчайшего чаю и вновь объявились в переулке. "Ниссан" обреченно караулил их.

Устроились в "восьмерке" Казаряна - на переднем сидении Казарян и Смирнов, а на заднем, в закупорке - Алик, и поехали в известном им направлении. Блуждали по центру довольно долго (рано выехали, убивали время), и в конце концов доползли до Вшивой горки, ныне улицы Интернациональной. Остановились у ворот со львами. Казарян и Смирнов вышли из машины и спокойно направились через калитку (ворота были закрыты) к больнице. Выбравшийся следом с заднего сидения Алик занял пост у калитки.

В "Ниссане" пассажиры, подождав недолго, сильно забеспокоились. Двое выскочили на тротуар и направились к калитке. Алик вежливо пропустил их и пожелал:

- Всего хорошего.

Побыстрее устроился в казаряновской "восьмерке" и поехал домой.

А Смирнов с Казаряном через приемный покой вышли на задний двор и по пологому склону спустились к ведомой только полковнику милиции в отставке дыре в заборе, через которую они проникли в кривой и горбатый переулок. А потом черные лестницы, проходные подъезды и темные колодцы дворов. Нет, не отыскать, не поймать, не догнать Смирнова в его Москве!

На Берниковской набережной их ждал "олдсмобиль". Смирнов открыл левую переднюю дверцу, сев за руль на место отодвинувшегося Виктора, проследил за тем, как устроился на заднем сидении Казарян, и решил:

- Вперед без страха и сомненья!

Повертевшись, Смирнов выбрался на Садовое кольцо и дал на малонаселенной уже дороге приличную скорость. На Тверской и Ленинградском слегка поумерил пыл до Сокола, но после развилки прибавлял постоянно. Миновав пограничные посты ГАИ, после Химок уверенно вышел на скорость за сто.

- Ночь же, - мрачно напомнил сзади Казарян. - Гробанемся, Саня.

Вместо ответа Смирнов, думая, что поет, заныл свою любимую:

- Мы ушли от проклятой погони.

Перестань, моя крошка, рыдать.

Нас не выдадут черные кони,

Вороных никому не догнать.

Но постепенно вздернутость чувств от мастерского выигрыша прошла, Смирнов вспомнил, что он старик, и установил для себя предельную крейсерскую скорость - восемьдесят километров, которая не утомляла. Отпустил мышцы, спиной и задом нашел оптимальную позу, оценил приборную доску, и, поняв, что теперь можно и не уставать, решил поговорить. Глянул через внутреннее зеркало заднего обзора на еле видимого в густой полутьме салона Казаряна, подмигнул ему и сказал:

- Нам бы его там вместе со всеми застукать, Рома.

- А ты уверен, что он с ними? - спросил Казарян.

- Почти.

- Вот именно - почти, - ворчливо прокомментировал Казарян.

- Почти - это оттого, что душа не принимает такой мерзости, - пояснил Смирнов. - А если по делу, просчитав всерьез и прикинув варианты, стопроцентно.

- О ком это вы? - робко поинтересовался Виктор.

- Об одном нашем бывшем знакомце, - расплывчато ответил Смирнов и добавил озабоченно: - Проверьтесь, ребята, ничего не забыли? Ребята проверились, и оказалось, что ничего не забыли.

- Нам долго еще? - спросил Виктор.

- Долго. Очень долго. Можешь поспать, - откликнулся добрым советом Смирнов.

- Не хочется.

- Тревожно? - догадался о Викторовом состоянии Казарян.

- Я просто в автомобиле спать не умею, - соврал Виктор.

- А я умею, - сказал Казарян и, предупредительно зевнув, разлегся на заднем сидении.

...Проснулся он потому, что "олдсмобиль" остановился. Не было уже ночи, в окнах машины серела предрассветная сумеречность.

- Где мы? - спросил Казарян.

- В тридцати верстах от Твери, - ответил Смирнов.

- А-а-а, - удовлетворенно промычал Казарян и опять закрыл глаза.

- На Волгу посмотри, балда! - посоветовал Смирнов и, открыв дверцу, с трудом выбрался из-за руля. Утренний холодок через открытую дверцу забрался в салон и ликвидировал сонный казаряновский уют. Казарян не то ахнул, не то опять зевнул, сел и тоже открыл свою дверцу.

Чуть внизу, сразу же за жидкими кустами мощно катила к Каспийскому морю еще охватываемая взглядом верхняя Волга. В предрассветном безветрии на ее поверхности не было ничего, что обозначало бы движение, но она неотвратимо катила и катила.

- В первый раз я ее такую узкую вижу, - признался Виктор.

- Господи, красота-то какая! - вдруг ощутил все Казарян.

- Волга, - подвел итог Смирнов, вздохнул и предложил: - А не перекусить ли нам?

Взявший на себя хозяйственное обеспечение операции Александр Петрович был щедр и предусмотрителен: в багажном отделении "олдсмобиля" находилась битком набитая продуктами объемистая сумка. Раскрыв ее, приятно удивились. И аккуратные бутерброды с чем хочешь, и овощи с рынка, и фрукты с юга, и водочка, и коньячок, и два громадных китайских термоса.

- Согреться бы не мешало, - вожделенно посматривая на бутылки, индифферентно поразмышлял вслух Виктор. Смирнов глянул на него и, снимая с термоса сверкающую крышку-стакан, охотно согласился:

- Сейчас согреемся.

И разлил по кружкам крепчайший, но уже пахнущий веником от долгой закупорки чай. Пожевав бутерброды и попив чайку, и вправду согрелись. Освободились от ночного оцепенения, захотели действовать, двигаться.

Двинулись. За Тверью по мосту переправились на левый берег Волги и въехали в нескончаемые сырые леса. Рассвело окончательно, но свет низкого солнца был только в вершинах леса, а внизу, в ущелье меж хвои, на дне которого тянулся неширокий асфальт, была глухая серость. И ни души кругом, ни жилья, ни звука человеческого. Дорога, деревья, узкое небо наверху. Лишь изредка по-хозяйски каркали недовольно пролетавшие крупные вороны.

- А мы туда едем? - обеспокоенно спросил Виктор.

- Куда туда? - захотел уточнений Смирнов.

- Куда нам надо.

- А надо ли нам туда? - философски заметил с заднего сиденья Казарян.

В общем, хорошо поговорили, скрывая друг от друга ощущение приближающейся с каждым километром их движения опасности.

- Господи, наконец-то, деревня! - обрадовался Виктор, увидев впереди разрыв в стене леса, в котором помещались темно-серые избенки.

Деревня эта была мертва. Она стояла в километре от шоссе, и они, проезжая мимо, увидели издалека, что окна всех домов наглухо заколочены такого же, как срубы, темно-серого цвета досками. Деревня эта умерла давно.

Дорога чуть поднималась к водоразделу. "Олдсмобиль" добрался до вершины, и они увидели солнце сегодня в первый раз. Оно слепило и радовало. Смирнов опустил светозащитный щиток и сбавил скорость. Спускались к болоту, через которое дорога шла по высокой насыпи. Даже не болото то было, так, вековые, уходящие за горизонт, заросшие древней нетронутой ряской черные лужи.

Бесконечная тоска и неподвижная безнадежность. И поэтому вновь возникший мрачный хвойный лес казался симпатичным и живым.

Руля левой, Смирнов правой подобрал с пола карту охотника и рыболова, офицерским глазом оценил нужный квадрат и оповестил томившихся спутников:

- Верст через десять-пятнадцать Сычевка.