Сергей Михалков - Сергей Владимирович Михалков

Все глаза были устремлены на трибуну.

— Дети! — дрогнувшим голосом продолжала голова Фантика. — Шалуны и озорники!

Площадь затряслась от хохота и засвистела.

— Шалуны и озорники!.. — еще раз с трудом попробовал начать свою речь Фантик. Но дальше говорить просто не смог — он заплакал. И его можно было понять… Речь не получилась. Фантику помогли выкарабкаться из-под цветов, шумно проводили на вокзал и посадили в вагон скорого поезда. А потом шалуны и озорники разобрали на трибуне цветы и отнесли их к памятнику Отважного Путешественника.

Сон с продолжением

(Повесть-сказка)

Памяти великого сказочника

Ганса Христиана Андерсена

Люба любила спать.

По вечерам ее не надо было, как других детей, просить и уговаривать: в десять часов вечера она уже была под одеялом. Стоило ей только положить голову на подушку, свернуться калачиком и закрыть глаза, как она проваливалась в сон. И могла спать сколько угодно! Рядом разговаривали, не умолкали радио и телевизор, но Люба не просыпалась. Даже старый будильник «Трезвон» должен был истратить весь свой завод, для того чтобы утром дозвониться до Любы и разбудить ее, — такой был глубокий сон.

— Как ты можешь… так спать? — спрашивали у Любы.

— Мне снятся удивительные сны! — отвечала она. И это была сущая правда.

Один из Любиных снов

Люба вышла на безлюдную городскую площадь, прошла мимо старинной башни с часами и свернула в такой же безлюдный переулок. Она остановилась возле тускло освещенной витрины небольшой лавчонки. Это была мастерская игрушек. За стеклом стояли и лежали, висели на гвоздиках и сидели в разных позах всевозможные куклы: роскошные принцессы с удивленно раскрытыми, немигающими голубыми глазами и ресницами неестественной длины; пастухи и пастушки в нарядных деревенских платьях; изящные танцовщицы в ярких шалях и с тамбуринами в руках; смуглые кавалеры в лакированных шляпах… Люба узнала и Красную Шапочку в окружении лесных гномов. Но больше всего ее внимание привлек солдат — деревянная кукла с крючковатым носом и тяжелой челюстью, занимавшей половину лица.

Казалось, куклу за какую-то провинность поставили в угол — самый дальний угол витрины. Покрытая пылью, она выглядела печальной и одинокой.

Дверь в лавку была приоткрыта, и Люба увидела старого мастера игрушек в кожаном фартуке, который, сидя на табуретке, прикреплял к туловищу новой куклы голову, только что выточенную на верстаке. Толстая женщина сметала в совок стружки, пенившиеся у ног мастера.

— Когда ты только уберешь с витрины это страшилище! — услышала Люба голос женщины. — Твой Щелкунчик отпугивает от нас всех покупателей. Стоит на него взглянуть, так и не захочется войти в лавку…

— Не говори глупости, жена! — добродушно возразил мастер. — Ты же знаешь, что не я его делал. Щелкунчик достался мне по наследству от отца, а тому… от его отца, стало быть, от моего деда. А уж дед выпросил деревянного солдата у одного бродячего комедианта, который, в свою очередь, подобрал Щелкунчика в какой-то дальней стране… И вовсе он не страшилище! Это как на него посмотреть.

— Да что от него проку! — не унималась жена. — Разве лишь то, что он умеет щелкать орехи, когда их кладут ему в рот? Лучше бы ты выставил напоказ балерину! — И она указала на очаровательную куколку в розовой пачке, стоявшую на носках в открытой картонной коробке. — У нас сразу прибавилось бы покупателей! А твой Щелкунчик и даром никому не нужен…

— А ну-ка, Матильда, позови сюда девочку, что стоит на улице, возле нашей витрины! — неожиданно сказал мастер, заметивший Любу. — Ты меня слышишь? Позови, да поскорей, пока она не ушла!

— Уж не думаешь ли ты, что она купит у нас что-нибудь?

— Позови девочку… Пусть войдет! — уже не просто сказал, а приказал мастер.

— Девочка! Ты можешь зайти к нам… если тебе интересно! — выглянув за дверь, пригласила ворчливая жена мастера.

— Спасибо, — вежливо ответила девочка.

— Мой старик увидел тебя через стекло и хочет что-то сказать. Зайди к нам, если у тебя есть время и… деньги!

Последние слова жена мастера прошептала, пропуская девочку в лавку.

— Здравствуй! — обратился к Любе мастер, поднимаясь ей навстречу. — Я сразу заметил, что ты любишь играть в куклы. Как тебя зовут?

— Меня зовут Любой, но в куклы я уже не играю.

— Я понимаю: ты выросла из этого возраста. Но они тебе не могут не нравиться. Мне уже под восемьдесят, а я все еще не могу с ними расстаться: делаю их для продажи… и для себя тоже. Посмотри, сколько я их смастерил! А сколько продал за долгие годы… Не сосчитать! Разве могут кому-нибудь не понравиться эта принцесса Недотрога или Кот в сапогах? Послушай, девочка… Сегодня такой день, когда мы с женой обязательно должны подарить кому-нибудь куклу. Так уж у нас принято. Один раз в году и именно в этот день!

Жена мастера неодобрительно взглянула на мужа.

— Выбирай любую! — продолжал мастер.

— Пусть выберет… Пусть скажет, какая ей больше нравится! — с недобрым умыслом проворковала толстая Матильда.

— У меня нет денег… — тихо созналась Люба.

— Да на что нам твои деньги, если мы хотим даром отдать тебе любую из кукол! Которая тебе понравится… Такая у нас, стариков, примета! Выбирай, не стесняйся, — весело предложил мастер.

Люба осмотрелась. На полках и на прилавке кукольных дел мастера был большой и заманчивый выбор.

Но Люба выбирала недолго.

— Можно взять ту, которая стоит… на витрине? В самом дальнем углу…

— О какой кукле ты говоришь? — будто не поняв, спросил мастер. И многозначительно взглянул на жену.

— Там… деревянный солдат, — нерешительно произнесла Люба.

— Тебе понравился Щелкунчик?

— Да.

— Разве ты не видишь… ничего лучшего? — с притворным удивлением спросила жена мастера.

— Можно взять Щелкунчика… если вам не жалко? — повторила Люба.

— Бери, девочка! Бери! — воскликнул мастер. И подмигнул жене. — С тобой он не будет так одинок. Бери нашего Щелкунчика! Ты сделала правильный выбор. Ни одна принцесса ему в подметки не годится!

Старик достал с витрины деревянную куклу, стер с нее пыль… И протянул деревянного солдата Любе.

Жена мастера с хитрым одобрением смотрела на мужа.

— Спасибо! — поблагодарила Люба и, прижав Щелкунчика к груди, вышла из лавки.

— Вот ты от него и избавилась! — сказал мастер жене. — А говорила, что он никому не нужен. Теперь уж его не вернешь! И у меня такое чувство, будто мы осиротели… Впрочем, Щелкунчик не