Долгий, крепкий сон - Эйлет Уолдман

— И чего ты теперь хочешь? — поинтересовался Эл.

— Не знаю. Наверное, ничего.

— Понятно.

— Хотя нет. Я хочу, чтобы остальное выяснила полиция.

Эл фыркнул.

— Как знаешь, детектив. А мне уже пора, а то еще опоздаю.

— Пора? Куда?

— Ты думаешь, я проделал такой путь в этот вонючий город только для того, чтобы встретиться с тобой? — усмехнулся Эл. — Да ни в жизни. У меня здесь собрание.

— Какое еще собрание?

— Подразделения Армии Освобождения южного бассейна Лос-Анджелеса, — с гордостью произнес он.

— Народное ополчение! Совсем с ума сошел?

— Послушай, дорогая, последний раз, когда я заглядывал в Конституцию нашей великой страны, в ней все еще признавалось право граждан на формирование регулярного народного ополчения. А я, в свою очередь, просто пытаюсь сохранить эту хорошую традицию.

И почему этот милый, добрый парень с такими замечательными дедуктивными способностями настолько чокнутый?

— Только поклянись мне, Эл, что ты не убежденный расист, — испуганно выдохнула я.

Он обиженно посмотрел на меня.

— Джулиет, ты хоть раз видела мою жену?

Я призадумалась.

— Кажется, нет.

— Но ты хотя бы видела фотографии моих детей?

— Конечно. — Весь кабинет Эла увешан фотографиями его трех очаровательных черноволосых дочерей.

— Ты никогда не замечала, что мои дочки — мулатки?

— Что? Правда?

Нет, этого я не замечала.

— Моя жена афро-американка.

Я покраснела.

— Здорово. Прости, что назвала тебя расистом, Эл.

— Ничего страшного. Нам, борцам за свободу, всегда приходиться воевать с предрассудками окружающих. Если мы не верим, развесив уши, каждому слову федерального правительства, это еще не значит, что мы расисты. Как-нибудь я покажу тебе свое подразделение — там кого только нет. Черные, белые, азиаты, латиноамериканцы, сама увидишь.

Я уже собиралась съязвить по поводу того, что конкретно в данном подразделении экстремистов соблюдается закон о равных правах и отсутствует дискриминация, но потом решила сдаться. С Элом спорить бесполезно. Каждый раз, влезая в подобные разговоры, я клялась и божилась больше никогда не упоминать при нем город Розуэл,[50] Дэвида Кореша[51] или ООН.

Я поднялась и поцеловала Эла в щеку.

— Спасибо за информацию, Эл. Я тебе очень признательна.

Он смутился.

— Не за что, детка. Я тебе еще позвоню, — и, встав с дивана, он направился к выходу.

Глава двадцать пятая

Барбара Роузен, как и обещала, зарезервировала нам места на «Парней из Сиракуз». Руби и Джейк сидели рядышком, держась за руки, весело болтали и смеялись. Я устроила Исаака на коленях и, к ужасу Барбары, стала его кормить, надеясь, что он наконец-то заснет. Да, голая грудь, пусть даже прикрытая блузкой и детской простынкой, явно не вписывается в обстановку элитной частной школы Лос-Анджелеса. Но что я могла поделать? Лучше уж уложить ребенка спать, чем слушать его вопли на протяжении всего спектакля.

Пока Исаак сосал молоко, а Барбара старалась не показать, как ей за нас стыдно, я разглядывала пеструю аудиторию. Главным образом здесь сидели мамы, хотя пришли и несколько пап, сумевших сбежать с работы. Буквально все мужчины смотрели пьесу через объектив своих видеокамер. Каждый второй из присутствующих держал букет цветов, будто это премьера в опере, а не школьный спектакль. В зале стоял тяжелый и сильный запах роз.

Наконец огни погасли, и оркестр заиграл почти узнаваемую тему из увертюры пьесы. Я посмотрела на Исаака, который, к счастью, все-таки заснул, и откинулась обратно в кресло смотреть спектакль.

Все оказалось не так уж страшно. Декорации и костюмы выглядели почти профессионально, хотя и не обошлось без курьезов. Так, например, маленький мальчик, игравший герцога, случайно снял шляпу таким широким жестом, что в воздух поднялось огромное облако детского талька, которым ему посыпали волосы. Я с удивлением обнаружила, что даже начинаю подпевать песням. И тут, посреди первого акта, когда я отбивала ногой «Это не может быть любовью», в голове промелькнула интересная мысль. Пока я смотрела, как десятилетнего Дромио бьют по голове и Адриана со скобками на зубах ведет домой не того Антифола, мысль обрела очертания. А к тому моменту, когда Дромио, очаровательно шепелявя, вскричал «Шекспир!», я уже знала, кто убил Фрэйдл.

Я высидела еще двадцать минут бурных оваций, когда весь зал стоял и аплодировал, затем мое терпение кончилось. Я быстро прошептала «До свиданья» Барбаре и Джейку и, с Исааком на руках, потащила к машине упирающуюся Руби.

— Я не хочу уходить! — вопила моя дочь, пока я застегивала ремни на ее автомобильном сиденье.

— Прости, дорогая, — отрезала я, — но спектакль закончился, а у мамы важное дело.

Я на полной скорости помчалась по бульвару Санта-Моника и, проскакивая везде на желтый свет, позвонила на сотовый Питеру. Ответила его голосовая почта. Чертыхаясь, я набрала номер его ассистентки. Снова голосовая почта. Да, придется ехать с детьми. Я добралась до Мелроуз-авеню и вырулила к ресторану «У Номи». Припарковавшись на последнее свободное место, я вытащила детей из машины и влетела с ними в почти пустой ресторан. Анат сидела за столиком и читала газету на иврите.

— Привет! Что-то случилось? — удивленно спросила у меня она.

— Анат, у меня к вам один вопрос. Вы сказали, что, когда видели Фрэйдл в последний раз, она выглядела странно. Что вы имели в виду?

Она пожала плечами и подняла одну бровь.

— Я не могу этого объяснить. Она просто была какой-то не такой.

Я нагнулась и пристально посмотрела ей в глаза.

— А могла ли это быть другая девушка, не Фрэйдл, а кто-то, похожий на нее?

Анат озадаченно уставилась на меня.

— Вряд ли. Это была она. Те же волосы, та же одежда. Просто она выглядела… не знаю, немного другой…

— Не такой красивой?

— Точно!

— А это могла быть другая девушка, похожая на Фрэйдл, но не настолько красивая?

Анат с сомнением посмотрела на меня.

— В общем-то, да, — наконец неуверенно произнесла она.

Я поблагодарила ее, сгребла Исаака и Руби в охапку и, выскочив из ресторана, понеслась к машине. В сотый раз пристегнув детей к автокреслам, я поехала обратно к бульвару Санта-Моника. По дороге я еще раз подумала об Анат. То, что тело Фрэйдл нашли в доме Финкельштейнов, исключало бывшую девушку Йоси из списка подозреваемых. Вряд ли хасидская девочка стала бы приглашать Анат к себе домой. И потом, я уже знала, кто убил Фрэйдл. Теперь оставалось только выяснить, за что.

Я заехала на стоянку «Бэби Гэп» и выпрыгнула из машины. Запихнув Исаака в коляску и убедив Руби отложить истерику на потом (пообещав ей мороженое), я, даже не потрудившись сделать вид, что иду в магазин, направилась прямиком к дому Йоси, прошла через двор и постучала в его дверь. Через пару минут дверь приоткрылась. Увидев меня, Йося скривился и попытался захлопнуть ее.

— Йося! — крикнула я. — Нам нужно поговорить! Пожалуйста. Я знаю, что случилось с Фрэйдл.

Конечно, я пока еще ничего не знала, только подозревала. Но единственный способ заставить Йосю выложить всю правду — это притвориться, что я и так все знаю.

Он медленно открыл дверь. Его небритое лицо выглядело бледным и болезненным. Я махнула рукой в сторону Исаака, который сидел в коляске и деловито грыз кулачок, и Руби, которая бросала в фонтан палки и камушки.

— Со мною дети, — объяснила я. — Давайте посидим здесь, чтобы мне видеть их.

Он смерил меня пристальным взглядом, вышел из квартиры и уселся в один из шезлонгов у двери. Я взгромоздилась на другой и еще раз удостоверилась, что Руби достаточно далеко и не слышит наш разговор.

Я помолчала пару минут и тихо сказала:

— Вы спали с сестрой Фрэйдл, Сарой.

Он не стал этого отрицать. Казалось, даже не удивился. Он просто хрипло прошептал:

— Она рассказала об этом полиции?

— Не знаю, — ответила я.

Он посмотрел на меня.

— Я не убивал Фрэйдл. Я любил ее. Я до сих пор ее люблю.

Я кивнула.

— Йося, расскажите мне, что произошло.

— Это случилось после того, как Фрэйдл сказала мне об Ари Хирше. Однажды она пришла ко мне, и мы были вместе. Все как обычно. А потом она поцеловала меня и сказала: «Прощай». Фрэйдл сказала, что должна выйти замуж за Ари, что ее отец настаивает и что этот брак важен для всей семьи. Что ее отцу нужен этот союз с Хиршами. Она сказала, что любит меня, но в первую очередь она в долгу перед своей семьей.

На глазах у него выступили слезы.

— Продолжайте, — тихо сказала я.

— Я умолял ее не бросать меня. Говорил, что стану заботиться о ее семье. Даже пообещал chozer b'tshuva, стать хасидом. Но Фрэйдл не слушала. Она сказала, что все уже решено — она выбрала его. А затем ушла. Просто встала и ушла. Несколько дней я пытался с ней поговорить. Я разыскивал ее в магазине, в поисках бродил по улицам. Но Фрэйдл нигде не было. Как будто она исчезла. Наконец однажды я увидел ее сестру, Сару. Она шла из школы. Я остановил ее и попросил передать пару слов Фрэйдл. Оказалось, она была о нас в курсе. Сказала, что знает, что мы встречались с ее сестрой, потому что следила за ней до моего дома. Она пообещала помочь и поговорить с Фрэйдл. Мы договорились, что она пойдет встретиться с Фрэйдл, а потом зайдет ко мне. Сара пришла тем же вечером, еще засветло. Она присела на мою кровать и сказала, что Фрэйдл больше меня не любит и собирается уезжать в Нью-Йорк. Что она хочет быть с Ари Хиршем. Сара сказала, что Фрэйдл заявила ей, что устала от меня и рада, что теперь у нее есть повод со мной расстаться.