Статский советник - Валерий Пылаев

братцу по имени Ганс — и отправить его наверх, в комнату.

За которую мне еще предстояло расплатиться.

— Прошу меня простить, мадам Марсо. Я ведь даже не спросил…

— Все в порядке, мсье. Мы ведь никуда не спешим, ведь так? — Хозяйка склонила голову набок и едва слышно усмехнулась. — Или вы желаете поскорее остаться наедине с вашей спутницей?

Глава 20

Я выругался вполголоса — успев, к счастью, заменить рвущийся наружу великий и могучий русский язык чем-то подходящим из местного. И лишь немыслимым усилием воли заставил себя не дать волю Дару, не полезть за пазуху в поисках “люгера” и даже не дернуться — в общем, бестолково захлопал глазами, вытаращился и кое-как изобразил удивление.

Впрочем, оно-то как раз было вполне искренним — и скрыть подобное не смог бы даже самый талантливый лицедей. Так или иначе, мадам Марсо расколола меня. Но вместо того, чтобы звать полицию или достать из-под стойки что-нибудь вроде двуствольного ружья — только улыбалась во все зубы и выжидающе смотрела на меня.

Все так же без злобы или тревоги — со странно-веселым любопытством.

— Я живу на свете уже много лет, мсье — и, уж поверьте, умею отличать мужчину от женщины, — негромко проговорила она. — Но не волнуйтесь. Головорезы, жандармы или ревнивый супруг… какая разница? У вашей подруги наверняка есть причины путешествовать в мужском платье, и старухи Марсо они совершенно не касаются.

— И все же вы об этом заговорили. — Я оглянулся на посетителей в углу и, облокотившись на стойку, продолжил: — Зачем?

— Чужаки в наших краях бывают нечасто. А возможность перекинуться парой слов с симпатичным юношей выпадает и того реже.

Когда мадам Марсо полезла куда-то под стойку, я на мгновение снова напрягся — но тут же выдохнул. Она достала всего лишь пачку сигарет и длинный мундштук, который тут же засунула в зубы: видимо, рассчитывала, что беседа будет достаточно продолжительной.

И я, пожалуй, не имел ничего против. Самую страшную нашу тайну мадам Марсо раскусила за каких-то полминуты, а все остальные ее, похоже, ничуть не волновали: она то ли и вовсе не знала, что местная полиция ищет беглецов — то ли по неизвестным мне причинам не собиралась сдавать взявшихся неведомом откуда странных чужаков.

А рассказать наверняка могла немало — начиная с того, куда нас вообще занесло.

— Что ж, почему бы и нет. — Я пожал плечами. — Особенно если у вас найдется кружка холодного пива.

— Я не собираюсь угощать вас этой дрянью. — Мадам Марсо скривилась и не глядя подхватила с полки за спиной початую бутылку. — Выпейте лучше мозельского. Свежий урожай — в самый раз для господина, которого наверху ждет юная девушка… конечно же, если вы не собираетесь провести полночи, болтая со старухой.

Мадам Марсо не сводила с меня глаз, но ее руки, казалось, жили собственной жизнью: наполнили бокал рубиново-красной жидкостью примерно до половины, чуть подвинули ко мне — и потянулись за зажигалкой на краю стойки. Когда пламя вспыхнуло, освещая морщинистое лицо и пальцы, я заметил, что хозяйка отеля действительно куда старше, чем казалось вначале: ей явно было не шестьдесят с небольшим лет, а все семьдесят пять… если не больше.

Впрочем, слово “старуха” к ней все равно как-то не клеилось. Годы добавили морщин, высушили кожу и покрыли сединой волосы в высокой прическе — но не смогли ничего сделать ни с голосом, ни с осанкой.

Ни с чем-то еще, не видным глазу. Даром я воспользоваться не мог, но и без него ощущал исходящую от мадам Марсо… нет, не силу, конечно же — скорее почти осязаемое тепло обаяния и, пожалуй, даже некой притягательности или врожденной грации, обычно присущей только родовитым аристократкам. Было в ней что-то от Гижицкой, хоть их и разделяла пропасть больше, чем в полвека.

Едва ли такая женщина могла провести всю жизнь здесь, на самой окраине земель германского Рейха. И я наверняка узнал бы немало интересного, будь у меня возможность хотя бы рассмотреть висевшие на стене около стойки фотографии, на одной из которых я совершенно точно разглядел Эйфелеву башню.

— Раньше мне случалось бывать и далеко отсюда… в Париже осталась сестра. — Мадам Марсо перехватила мой взгляд и негромко вздохнула. — Не знаю, увидимся ли мы с Софи снова.

— Это… из-за войны, да? — осторожно спросил я.

— Именно так, мсье, черт бы ее побрал… Будто бы у нас и без этого не хватало проблем! — Глаза мадам Марсо недобро сверкнули в полумраке. — Я никак не возьму в толк, почему сыновья Эльзаса и Лотарингии должны умирать в России только из-за того, что какому-то сумасшедшему взбрело в голову застрелить его величество кайзера.

Ну конечно!

Только теперь все окончательно встало на место. Конечно, мы никак не могли проскочить на грузовике наверняка прекрасно охраняемую с обеих сторон границу между Францией и Рейхом… зато, похоже, забрались куда дальше и на юг, и на запад, чем казалось по дороге — и приехали прямиком на земли, за которые Габсбурги и Парижский двор спорили чуть ли не веками.

И где-то сто лет назад предку покойного кайзера Вилли повезло больше: над местными коммунами взвилось знамя Священной Римской империи германской нации, и местная знать — та, что уцелела — присягнула на верность короне Рейха.

Сама мадам Марсо помнить этого, конечно же, не могла, даже если прожила на белом свете не меньше моего деда. А вот ее мать или отец — вполне. Наверняка они оба носили французские имена… да и считали себя наверняка французами, как и чуть ли не все население по обе стороны Мозеля.

И это объясняло если не все, то многое.

— Знаете… я ведь родился далеко отсюда, мадам Марсо. — Я пригубил вино из бокала. — И местные нравы…

— Вам незнакомы? Охотно верю. — Над стойкой поплыл сизый табачный дым. — Достаточно услышать ваш акцент. Удивительно, что вы вообще говорите по-французски — многие даже на западе Империи не утруждают себя подобным… и уж тем более им не понять, почему и Лотарингия, и Эльзас не желают воевать под чужими знаменами.

— И почему же?

— Это не наша война… Без нас, мсье — так говорят местные парни, когда видят вербовщиков из Вены. — Мадам Марсо мрачно усмехнулась. — Пусть немцы и австрияки гибнут, сражаясь за непомерные амбиции канцлера, если им так угодно — но я не желаю, чтобы вместе с ними умирали те, кого я помню еще мальчишками.

— Разве кто-то станет их спрашивать? Каприви не из тех,