«Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!» - Ричард Фейнман

Я спустился в его кабинет и нашел, что там горит свет. Дело выглядело так, словно кто-то, – его секретарша, наверное, – только что на минуту вышел. Я стал ждать. Ожидая, я принялся крутить лимб замка одного из шкафов (кстати, последних двух чисел сейфов де Хоффмана я не знал: они были установлены после войны, когда я уже уехал из Лос-Аламоса).

Я крутил лимб и вспоминал книжки про взломщиков. Я думал: «На меня никогда не производили впечатления описанные в этих книжках трюки, и я никогда не пытался попробовать их. Однако посмотрим, нельзя ли открыть сейф Хоффмана, руководствуясь советами из этих книг».

Трюк первый: секретарша. Она боится забыть комбинацию и где-нибудь ее записывает. Я начал искать в местах, упомянутых в книге. Ящик стола оказался заперт, но это был обычный замок из тех, открывать которые меня научил Лео Лавателли. Чпок! Я смотрю с краю – ничего.

Потом я просматриваю бумаги секретарши. Нахожу листок, который есть у любой секретарши. На нем тщательно вырисованы буквы греческого алфавита, чтобы их можно было опознать в математических формулах, и против каждой написано ее название. Там же, в верхней части листка, небрежно написано: π = 3,14159. Так, шесть цифр, да еще на кой черт секретарше знать число пи? Ясно, зачем: других причин нет!

Отправляюсь к шкафам и набираю на первом: 31–41–59. Не открывает. Пробую 59–41–31. Тоже не годится. 95–14–13. Назад, вперед, вверх тормашками, так, эдак – никак!

Запираю ящик стола и уже направляюсь к двери, когда снова приходит в голову из книжки про взломщиков: попробуйте психологический метод. Говорю себе: «Фредди де Хоффман именно такой тип, от которого можно ждать использования математической константы в качестве комбинации для сейфа».

Снова возвращаюсь к первому шкафу и набираю 27–18–28 – ЩЕЛК! Сработало! (Основание натуральных логарифмов e = 2,71828 – вторая по важности после пи математическая константа.) Шкафов девять, я открыл первый, но нужной бумаги в нем не было – бумаги шли в алфавитном порядке фамилий авторов. Пробую второй шкаф: 27–18–28 – ЩЕЛК! Открылся той же комбинацией. «Чудесно, – думаю я, – я открыл все секреты атомной бомбы, но если я собираюсь когда-нибудь рассказывать этот анекдот, я должен убедиться, что все комбинации действительно одинаковы!» Некоторые из шкафов были в соседней комнате, я попробовал 27–18–28 на одном из них, и он открылся. Теперь я открыл три сейфа – и все три одной комбинацией.

Я сказал себе: «Ну вот, теперь я могу написать книжку про взломщика, которая переплюнет все остальные книжки про взломщиков, потому что в ее начале я опишу, как я открыл сейфы, ценность содержимого которых больше ценности содержимого сейфов, открытых любым другим взломщиком, – кроме жизни, конечно, – и сравнима с ценностью мехов и золотых слитков. Я уделал всех их: открыл сейфы со всеми секретами атомной бомбы – технологией получения плутония, описанием процесса очистки, сведениями о том, сколько нужно материала, как работает бомба, как получаются нейтроны, как устроена бомба, каковы ее размеры, – словом, все, о чем знали в Лос-Аламосе, всю кухню!»

Я отправился ко второму шкафу и нашел бумагу, которая мне была нужна. Потом красным жирным карандашом на куске попавшейся под руку желтой бумаги написал: «Позаимствовал документ №ЛА4312. Фейнман, шнифер». Я положил эту записку сверху бумаг и закрыл шкаф.

Затем я вернулся к первому открытому мной шкафу и написал еще одну записку: «Этот открыть было не труднее остальных. Умник» и закрыл и этот шкаф.

В последнем шкафу, что был в другой комнате, я написал: «Когда комбинации везде одинаковы, один шкаф открывается не труднее другого. Тот же тип». Я закрыл и этот шкаф и отправился к себе в кабинет писать свой отчет.

Вечером я сходил в кафетерий и поужинал. Там же был Фредди де Хоффман. Он сказал, что хочет пойти поработать, и ради смеху я отправился с ним.

Он принялся за работу и вскоре пошел в другую комнату за бумагами, на что я не рассчитывал. Случилось так, что сначала он открыл шкаф с моей третьей запиской. Выдвинув ящик, он сразу увидел этот посторонний предмет – ярко-желтый листок с надписью ярко-красным карандашом.

Я читал раньше, что при испуге лицо у человека желтеет, но никогда не видел этого сам. Так вот, это сущая правда. Его лицо стало серым, а потом желто-зеленым, – видеть это было действительно страшно. Он взял листок, и рука у него дрожала. «П-п-посмотри на это!» – сказал он с дрожью.

В записке было написано: «Когда все комбинации одинаковы, один шкаф открывается не труднее другого. Тот же тип».

– Что это значит? – спросил я.

– Все к-к-комбинации у моих шкафов од-д-д-инаковые! – выдавил из себя он.

– Не слишком удачная идея.

– Т-т-теперь я з-з-знаю, – сказал он подавленным голосом.

Другим результатом отлива крови от лица является, по-видимому, то, что мозги перестают работать нормально.

– Он расписался, он расписался! – твердил Фредди.

– Да? – я не ставил своего имени на этой записке.

– Да! Это тот самый тип, который пытался проникнуть в здание «Омега»!

В течение всей войны и даже после нее по Лос-Аламосу ходил слух, что кто-то пытается проникнуть в здание «Омега». Дело в том, что во время войны проводились эксперименты, целью которых было выяснить, сколько материала нужно для начала цепной реакции. В этих опытах один кусок материала падал мимо другого. В момент пролета должна была начаться реакция, и количество возникших в ней нейтронов нужно было измерить. Падающий кусок пролетал мимо неподвижного настолько быстро, что реакция не должна была успеть развиться, а взрыв произойти. Тем не менее реакция должна была начаться, и по ее ходу можно было сказать, что все в порядке, что скорость реакции такая, какой должна быть, и что расчеты подтверждаются. Очень опасный эксперимент!

Естественно, что этот опыт производился не в самом Лос-Аламосе, а на удалении нескольких миль от него, в изолированном каньоне, со всех сторон прикрытом горами. Здание «Омега» было огорожено забором со сторожевыми вышками. Как-то ночью, когда все было спокойно, из окрестных кустов выбежал кролик, ударился о забор и наделал шуму. Часовой начал стрелять. Пришел дежурный лейтенант. Что было сказать часовому, – что это был только кролик? Нет. «Кто-то пытался проникнуть в здание „Омега“, но я отпугнул его».

И вот де Хоффман стоял бледный и трясущийся и не видел ошибки в своих рассуждениях: тот, кто пытался проникнуть в здание „Омега“, стоял рядом с ним!

Он спросил меня, что делать.

– Посмотри, не пропали ли документы.

– Все в порядке. Пропажи я не вижу.

Я попытался подвести его к шкафу, из которого я взял свой отчет:

– Если все комбинации одинаковы, может быть, он взял что-нибудь из другого шкафа?

– Да-да, – сказал он, и мы вернулись в его кабинет и в первом же шкафу нашли мою вторую записку: «Этот открыть было не труднее остальных. Умник.»

К этому времени Фредди было уже все равно, умник это или тот же тип. Ему было совершенно ясно, что это тот же тип, который пытался проникнуть в здание «Омега». Поэтому заставить его открыть шкаф с моей первой запиской было особенно трудно, и я уже не помню, как мне это удалось.

Когда он начал открывать его, я подался в коридор, потому что побаивался, что мне перережут глотку.

Само собой разумеется, что он бросился за мной по коридору, но вместо того, чтобы перерезать мне глотку, он едва не задушил меня в объятьях, – так он был рад, что кража атомных секретов оказалась лишь моим розыгрышем.

Несколько дней спустя де Хоффман сказал мне, что ему нужны какие-то бумаги из сейфа Керста. Дональд Керст уехал в Иллинойс, и связаться с ним было сложно. «Если ты смог открыть своим психологическим методом все мои сейфы (я рассказал ему, как я это сделал), может быть, сейф Керста ты откроешь так же».

К этому времени слух о моих подвигах разошелся по Лос-Аламосу, и несколько человек выразили желание присутствовать при фантастическом представлении, в процессе которого я голыми руками открою сейф Керста. У меня не было оснований настаивать, чтобы меня оставили одного. Я не знал последних двух чисел комбинации Керста, и в психологическом методе мне была нужна помощь людей, которые знали Керста.

Все мы отправились в кабинет Керста, и я просмотрел все ящики стола в поисках ключа. Ничего не было. Тогда я спросил:

– Какого рода комбинацию мог использовать Керст – математическую константу?

– Ну нет, – сказал де Хоффман, – Керст попробовал бы что-нибудь простенькое.

Я набрал 10–20–30, потом 20–40–60, 60–40–20, 30–20–10. Ничего. Тогда я спросил:

– А дату он мог использовать?

– Да, – сказали они, – он как раз такой тип, который возьмет дату.

Мы испробовали различные даты: 8–6–45 (когда была взорвана бомба), 86–19–45, эту дату, ту дату, дату начала проекта. Ничего не подходило.