Солдат - Василий Сахаров

— Ты чего, Черносвит, по-хорошему не понимаешь? — сходу начал кричать Зайцев-старший, у которого, не смотря на его доходной вид был очень сильный голос. — Да, тебе теперь не жить, и никто тебе не поможет.

От нашей компании разговор повел капитан, который сделал один длинный шаг вперед, оказался перед столом, и ударил раскрытой ладонью по голове главы района, при крике сильно подавшегося вперед. Голова Семена Корнеевича с треском ударилась об лакированную поверхность стола, и на некоторое время от всего происходящего отключилась, а мы втроем, Исмаил, и мы с Филином, бросились на его родственников, которые уже схватились за оружие. Уработали мы их быстро, вязать не стали, а только отобрали стволы, между прочим, какие-то понтовитые иностранные модели под натовские калибры, что для наших краев очень большая редкость.

Черепанов открыл стоящую в баре бутылку вина, воды нигде поблизости не оказалось, и окропил голову местного начальства красненьким полусухим. Семен Корнеевич закашлялся, захлопал глазками и пришел в себя.

— Прочухался? — спросил его капитан.

— Ты кто? — Семен Корнеевич, видимо не осознал еще своего положения и вновь попытался взять нас на крик, за что сразу же получил удар в ухо.

— Не надо кричать, — Черепанов присел напротив, — а то разговора не получится, и придется вас убить.

— А не боитесь? — голос Зайцева стал спокойным и только по бегающим глазкам, можно было понять, что он сильно волнуется. Особенно часто, его обеспокоенный взгляд останавливался на сыновьях, лежащих в углу без сознания.

— Нет, не боимся.

— Чего вы хотите?

— Первое, ты оставляешь в покое Гвардейское и ни при каких обстоятельствах не вмешиваешься в то, что там происходит. Второе, за наезд на нашего товарища, — капитан кивнул на Филина, — ты нам торчишь пятихатку золотом. Третье, еще раз ты перейдешь нам дорогу, и вся твоя семья, без разницы, кто, что и как, отправится на кладбище. Ну, и четвертое, не вздумай жаловаться.

— Да, кто вы такие? Госбезопасность? Администрация президента? Кто?

— Мы гвардия. Итак, ты принимаешь наши условия?

— Да пошли вы, солдафоны поганые. Хер я на вас ложил, и ничего вы мне не сделаете, я здесь власть. Так всегда здесь было, и так всегда будет.

— Мечник, — кивок в сторону пленников.

Нормально, приказ есть. Я подошел к одному из сыновей Зайцева и ударом ноги, обутой в тяжелый армейский ботинок, сломал ему кадык. Парень захрипел и обмяк.

Семен Корнеевич выпучил глаза, а наш капитан спросил:

— Ты принимаешь наши условия или второго твоего сынулю прибить?

— П-п-ри-нимаю, — выдохнул морально и психологически сломленный Семен Корнеевич.

— Хорошо, так тому и быть. Чисто по доброте душевной, я тебе поверю. Деньги привезешь лично, и время тебе до завтрашнего утра. Попробуешь нам навредить, мы вернемся, и исполним свое обещание.

Дом мы покинули беспрепятственно, забрали свое оружие у охранников, все так же спокойно шагающих по двору, и укатили обратно в Гвардейское. Честно сказать, логики своего командира я не понимал, и в первую очередь, почему мы оставили Зайцева-старшего жить. Все можно было сделать гораздо проще, перебить всех, кто мог бы придти по душу Филина, да и всех делов.

Однако, как показали дальнейшие события, Черепанов все рассчитал правильно. Поутру, получив свои пятьсот монет, мы отправились обратно в расположение батальона, а на наш заводик и жизнь Филина никто более не покушался. Никаких претензий за смерть одного из сыновей Зайцева-старшего не было. Тишина и покой. А когда через год, совершенно случайно, я услышал по радио сообщение, что глава Динского района Семен Корнеевич Зайцев в рамках операции по борьбе с бандитизмом был расстрелян, а его семья депортирована обживать дикие пустоши, то успокоился окончательно и про эту историю, вспоминал нечасто.

Глава 16

Кубанская Конфедерация. Краснодар. 01.12.2058

— Значит, сержант Мечников? — средних лет, рыжеволосый майор госбезопасности, про которого можно было сказать, без особых примет, представившийся Захаровым, сидел напротив и неспешно листал мое личное дело.

— Так точно! — ответил я.

— Гуд стафф, — сказал Захаров непонятные мне слова, и папочку захлопнул. — Готов поработать на государство в интересах СБ, сержант?

— Да, готов.

— Это хорошо, значит, имеешь понятие, что к чему, и маму-Родину любишь, — он оглядел кабинет нашего комбата, где у нас происходил разговор, стол, стулья, сейф и портрет президента на стене, вздохнул и добавил: — Небогато вы тут живете, как я посмотрю.

— Мы люди не прихотливые, так что не жалуемся, — пожал я плечами.

— Ладно, не об этом сейчас. Есть дело для тебя, сержант, но оно несколько нестандартное и не по твоему профилю.

— Как не стандартное? — насторожился я. — С капитаном Стаховым, у нас разговор был только насчет проведения разведывательных мероприятий на территории противника. Например, Крым, я бы там поработал от всей своей широкой души.

— Выбора у тебя нет, Мечников, и бумагу о готовности выполнять разовые операции СБ, — он кивнул на папку, — ты уже подписал. Я мог бы тебе просто приказать, но ты у нас на добровольных началах и от того, как ты справишься со своей работой, будет зависеть очень многое. Объясняю суть дела. Неделю назад Конфедерация аннексировала Туапсинскую республику и, к сожалению, не все произошло так, как мы планировали. Впрочем, ты ведь про это уже знаешь?

— Знаю, товарищ майор, радио у нас работает, а что и как происходило в Туапсе, журналисты осветили очень подробно. Особенно интересно было слушать про бои в районе Нового порта, где два десятка наемников прикрывали отход пассажирского лайнера с республиканским начальством, которое в Трабзон убегало, — все это я произнес с некоторой усмешкой в голосе, поскольку наш батальон не позвали поучаствовать в занятии Туапсе, и мы считали, что справились бы с выполнением задачи гораздо лучше, чем бойцы СБ и морпехи.

Майор нахмурился, видимо, ему было неприятно вспоминать промах своей конторы при аннексии приморской республики.

— Это да, наш просчет. Никто не знал, и даже подумать не мог, что в городе есть такие профессионалы, которые могут роту наших бойцов и роту морской пехоты два часа сдерживать. Знали бы, что так все пойдет, конечно, и ваш батальон привлекли, и корабли военные подогнали, чтоб бухту перекрыть, а так, чего же, после драки кулаками не машут. Со всеми договорились, и с армией, и с предпринимателями, и жители нам рады, а вот с правительством республиканским, не получилось. Не все просчитали, согласен, и наше начальство перед президентом это признало полностью. Однако мы этих беглецов все же достанем, и ты, сержант, в этом деле окажешь нам всю возможную помощь.

— Какую помощь? Отправлюсь в Трабзон и в одиночку захвачу корабль с республиканской казной?

— Нет, конечно. Все одновременно, и проще, и сложней. Отрядом наемников, которые в Туапсе против нас работал, руководил бывший офицер Донской царской армии Николай Буров. Слыхал о таком человеке когда-нибудь?

— Нет, никогда.

— А прозвище Кара, знакомо?

— Да, где-то слышал, что есть такой знаменитый наемник в горах Кавказа.

— Так вот, это одно и тоже лицо. Профессионал высочайшего класса, и информации на него у нас много. В свое время вместе с нашими частями участвовал в захвате Приморо-Ахтарска. Вместе со своей пластунской ротой попал в окружение и оказался в плену. Дабы спасти жизнь, перешел на сторону врага и при свидетелях убивал бойцов своей роты, а когда наши войска пиратов дожали, смог выйти из кольца окружения и добраться до Кавказа. Долгое время там наемничал, засветился в Турции, опять вернулся на Кавказ, брал любые заказы от самых различных кланов, и в итоге перешел дорогу всем кому только смог. Буров и его отряд были объявлены вне закона, и правительство Горского Союза назначило за его голову награду. Пять тысяч золотых динаров.

— Семьдесят пять кило золотом? Солидно.

— Угу, очень неплохой куш для любого охотника за головами, но пока он никому не достался. В горах Буров потерял почти всех своих бойцов и сына, единственного, между прочим. Однако сам вожак и его лучшие люди, снова вырвались, и оказались в Туапсе. Вот тут-то, туапсинские начальники его и наняли для прикрытия своего бегства. Не знаю, как они с ним договаривались, но за то, что его отряд бросили, Буров на них не в обиде, хотя есть основания считать, что вместе с республиканским руководством наши берега покинула и его семья, две жены и три дочери. Сейчас он у нас в плену, но толку с этого немного. Крепкий человек и такого даже скополамин не берет. При допросах Буров или молчит, или дознавателей матами обкладывает, а полезной информации от него ноль.

Ожидая моего вопроса, Захаров замолчал, а мне ничего не оставалось, как спросить: