С точки зрения чудовища - Ольга Эр

была бледна как немочь – дура, рыба безголосая! Открой рот и скажи, что тебе страшно выходить на улицу!

Злюсь. Бегу по дорожке к воротам и страшно злюсь, на нее, на себя. Сам не понимаю, почему. Ну подумаешь, страх грозы. Ну подумаешь, гром грохочет, но откуда-то я знаю, что нет, не «подумаешь».

Фигурку Исабель я вижу сразу за воротами, ее озаряет очередная вспышка молнии. Закрыв голову руками, съежившись в комок, Исабель стоит на коленях, а вокруг нее бушует гроза. Ханны и ее мужа нет, видимо, послушавшись меня Ханна не стала дожидаться Исабель. Снова вспышка и грохот, ливень шумит, деревья вокруг скрипят, пригибаясь под порывами ветра, но мне кажется, я слышу тонкий вскрик Исабель.

– Исабель! – кричу я и рву на себя створку ворот. Меня отбрасывает назад ударом в грудь, я и забыл, как это больно.

Девушка не шевелится, словно окаменела. Не поднимает головы, не поворачивается в мою сторону, не слышит меня.

Снова молния.

– Исабель! Дай мне руку! – я снова бросаюсь вперед и снова меня откидывает так, что перехватывает дыхание.

– ИСАБЕЛЬ! – я пытаюсь протянуть руку сквозь решетку ограды, дотянуться до девушки, растормошить ее – боль пронизывает меня, проклятье злится, но я злюсь больше. Дура, рыбина, сколько ты будешь корчиться под этой грозой?! Заболеешь и умрешь, как твоя мать, так и надо глупым девчонкам!

– Господин! – Ленно хватает меня за плечи и отшвыривает от ограды – на моих ладонях пузырятся кровью следы от прутьев.

Ленно выбегает за ворота, хватает под руки белую как снег Исабель и втаскивает внутрь. Здесь рыбину уже подхватываю я и бегу с ней на руках в дом.

– Спасибо, – бросаю я Ленно. – Возможно, ты спас Исабель жизнь.

– Я услышал ваши крики, господин виконт, – смущенно отвечает юноша. Я иду в кабинет, кладу Исабель на диван и укрываю пледом. Прошу Ленно растопить камин, а сам растираю бестолковой рыбине ледяные руки, морщась от боли в своих руках. Она в сознании, но смотрит в одну точку и дрожит. Губы шевелятся, но я не слышу, что Исабель шепчет и шепчет ли вообще. Тянет дымом, огонь набрасывается на бересту и перекидывается на поленца.

– Господин, вам бы переодеться, вы только выздоровели, – встает рядом со мной Ленно. От этой простой заботы мне становится неловко. Я привык к тому, что Ленно рядом, делает какую-то мелкую работу, особо не попадается на глаза. Мы мало общаемся, но вот он здесь, рядом со мной, боится, не свалится ли с ног его господин. Господин… да я немногим старше Ленно.

– Посиди с ней, пожалуйста, – поднимаюсь я. – А потом можешь взять в моем баре все, что хочешь и завтра отдыхай.

Ленно смущенно благодарит меня. Я сдерживаюсь, чтобы не дать ему пару монет в награду, если я правильно понимаю, Ленно это искренне обидит. А вот отдых и крепкий сон – это то, что нужно.

Я быстро переодеваюсь в сухое, спускаюсь и отпускаю Ленно. Когда дверь за ним закрывается, я протягиваю руку и глажу Исабель по щеке кончиками пальцев. Исабель моргает и переводит на меня взгляд. А потом вдруг берет меня за руки, поворачивает и смотрит на ладони, на вспухшие багровые следы.

– Винсент… – голос у Исабель хриплый, но она хотя бы приходит в себя. За окном льет стеной и небо озаряется вспышками. Я встаю, задергиваю портьеры и зажигаю свечи в нескольких подсвечниках сразу.

– Что с твоими руками? – Исабель сидит, полностью укутавшись в плед, похожая на взъерошенную птицу.

– Магия проклятия, – отвечаю я скупо. Не буду же я пересказывать Исабель, как пытался прорваться к ней. Но, кажется, Исабель все понимает сама.

– Прости меня. Я такая глупая, – говорит Исабель тихо. Нет, у меня решительно нет на это сил.

– Никогда не извиняйся за свой страх, мечту или радость, – перебиваю я Исабель. – Ты имеешь на них полное право.

– Я знаю, – отвечает девушка. – Я извиняюсь не за то, что я боюсь. Я извиняюсь за то, что не рассказала тебе, насколько сильно. И из-за этого ты пострадал.

– Поверь мне, в моей жизни были вещи намного хуже, – хмыкаю я и сажусь рядом. Чувствую себя разбитым, но при этом – вот странность – довольным. Я рад, что Исабель цела. Рад, что в эту грозу она рядом со мной, а не одна. И что она достаточно разумна, чтобы признать свою ошибку, а не закатывать глаза, лежать в полуобмороке и заламывать руки. И все же…

– Почему ты так боишься грозы? – спрашиваю я. Огонь из камина роняет блики на лицо Исабель, она выглядит совсем хрупкой и… домашней. Исабель прикусывает палец.

– Я не знаю…я… ты не будешь смеяться? – серьезно спрашивает она. Будто я раньше много над ней насмехался. Хотя… ну да.

– Не буду, – обещаю я не менее серьезно. И тут Исабель делает странную вещь. Она садится ближе и кладет голову мне на плечо. Вот так просто, я не успеваю ни дернуться, ни отодвинуться, ни хмыкнуть. От волос Исабель пахнет дождем и, все еще, лавандой.

– Я не люблю вспоминать ту грозу, убеждаю себя, что почти все забыла, но это не так. Я просто не разрешаю себе вспоминать, – начинает Исабель. Я откидываюсь на спинку дивана и закрываю глаза. Рыбина… Исабель согрелась и ее тепло теперь согревает и меня. Не соврать бы, раз пять я подстраивал так, чтобы девушка падала в мои объятия, ища в них мнимого утешения или делая вид, что ищет – кому что было нужно и кто как играл эту партию. Но никогда еще никто не сидел рядом со мной вот так безыскусно и просто. Доверчиво – о, какой же я сентиментальный дурак нынче вечером. Слюн-тяй. Тряп-ка. Мамочкин стриж.

Прекращаю ругать себя, потому что чувствую брезгливость к самому себе. Что бы сейчас ни происходило, что бы это ни было, оно не заслуживало насмешки. Я не заслуживал. И Исабель.

Хватит.

Я наклоняю голову и прижимаюсь щекой к голове девушки. Та продолжает рассказ, словно мы сидели так десятки раз до этого, только голос чуть дрогнул и выровнялся. Даже не хочу думать, отчего дрогнул. Сидим и ладно.

– Это случилось незадолго до смерти мамы. Отец был в мастерской, мама ему помогала, расписывала посуду, как я. Я должна была играть с детьми, но за пределы деревни мама не разрешала