ТАНЦЫ С СЕМЬЕЙ - Карл Витакер

Как мы уже убедились, универсальность мира импульсов представляет собой психологическую реальность, которая в определенной степени недооценивается, а часто игнорируется вовсе. Наилучший способ вновь открыть ее, соприкоснуться с ее силой – это заглянуть в самих себя. Очень высокомерно рассматривать мир импульсов клиентов лишь с удобной для нас профессиональной позиции. Если импульсы к убийству представляют собой универсальный феномен – а я уверен, что это так и есть, – то в таком случае мы можем найти их и внутри себя. Что же означает, если мы их в себе все-таки не находим? Доказывает ли это их отсутствие? Или же свидетельствует о том, что они являются лишь свойством определенной группы людей – наших пациентов? Но, может быть, мы просто не осмеливаемся взглянуть поглубже в наш собственный внутренний мир.

Безумие думать, что вы можете работать с семьей и миром ее импульсов, если не имеете доступа к вашему собственному миру импульсов. И это даже хуже, чем безумие! Это очень опасно для всех! Долгое время я имел обыкновение носить с собой список из шести человек, смерти которых я бы желал. Когда же они один за другим стали умирать, список сократился и мне показалось, что наступило время составить новый!

Хотя предыдущая сессия очевидным образом касалась очень важных для семьи вопросов, у меня не было возможности активнее помогать им в поисках доступа к загнанному внутрь гневу. Неожиданно мне в голову пришла одна ассоциация. Я вскочил и вышел из комнаты в поисках подходящих диванных подушек. Идея использовать подушки не была подготовлена заранее и родилась в процессе непосредственного взаимодействия с семьей. Я возвратился через несколько минут с четырьмя диванными подушками в руках – двумя красными и двумя голубыми.

К: Вам нравятся красные или голубые?

Г: Мне нравится красная.

К: Мы дадим старику вот эту. Она вроде бы повреждена, все вещи стариков имеют тенденцию портиться.

(Смех)

И опять семья прореагировала на косвенный намек сексуального характера.

К: Хотите эту? А вы? К сожалению, я смог достать лишь четыре. Мне кажется, я могу доказать, как замечательно колотить друг друга по голове этими мягкими подушками, которые на самом деле не могут причинить вреда.

(Члены семьи держат подушки в руках, но, по всей видимости, не знают, что же с ними дальше делать).

К: Вы можете стукнуть ею очень сильно, вреда от этого не будет.

Я видел, как им трудно открыто выражать собственный гнев, и решил сменить механизм воздействия. Я чувствовал, то нахожусь в тупике, пока все мы перебрасываемся только словами, и надеялся, что если введу в ситуацию битье подушками, то это поможет высвободить эмоции моих клиентов.

(Мама мягко ударила саму себя подушкой)

Ван: Ты ударила себя в точности так же, как Марла.

К: Да, Марла сделала то же самое.

Мар: Я просто ее проверила.

К: Ты просто ее проверила? Вчера я подумал, что у тебя есть все шансы вырасти в человека. Ты мне вовсе не показалась ханжой.

Мар: Многие мне говорят такое.

К: Тресните ее этим по голове и проверьте, как оно работает.

(Потом Папа легонько ударил Маму и она отплатила ему тем же. Несколько раз она стукала его подушкой по голове, он же только опускал руки и пассивно принимал удары. Дети все это время визжали и смеялись в тревожном наслаждении.)

Сильнее! Сильнее! Сильнее!

Когда Мама разогрелась, она превратилась из сгорбленной, потерпевшей крушение женщины в активное, агрессивное, полное сил человеческое существо. Подушки здесь послужили сразу двум целям: они усилили ее внутреннюю агрессию и одновременно способствовали выходу этой агрессии наружу.

Самой замечательное, что все происходящее было окрашено в цвета "если бы", "якобы. Когда Мама била Папу, подушка одновременно являлась и бутафорией и реальной бейсбольной битой. Это была лишь игра. Нет, не игра, а реальность! Это игра! Это реальность! Игра! Реальность!

Мама и вся семья узнают нечто важное о своих чувствах. Они проходят сквозь опыт, в котором их кровожадные импульсы не приводят к убийству. Зная это, они могут свободно выражать свои чувства.

К: Он не собачка. Вам нужно лучше работать!

М: Сейчас ты ударь меня.

(Смех)

К: Она больше простушка, чем он.

(Папа снимает очки.)

К: Сейчас, когда он снял очки, вы можете заняться им по-настоящему. Ударьте его по лицу!

М: Этим? Нет. Это может ему повредить.

К: Совсем наоборот. Ему будет вовсе не плохо. Во всяком случае, с его длинным носом ничего не случится.

По мере того, как Мама выходит из такого необычного для нее взрыва агрессии и гнева, она пытается отгородиться от происшедшего. Я же хочу дать ей понять, что все это видел и считаю архиважным. Слишком важным для того, чтобы действовать так, будто ничего не произошло. Предлагая ей быть еще жестче и беспощаднее, я надеюсь ликвидировать тот тип вины, который заставляет ее прятаться и все отрицать.

* * *

Вопр.: Что вы можете сказать по поводу сцены с подушками? Все это представляется мне очень опасным. Рискованно способствовать тому, чтобы люди переносили такого рода импульсы в свою реальную жизнь.

Карл: Это неправильно. В реальности происходит как раз обратное. Именно те люди, которые не умеют проигрывать и разряжать свои импульсы, именно они в действительности становятся насильниками. Это те самые хорошие ребята, которых стоит опасаться. Конечно, есть еще и преступники, но сейчас не о них речь. Обычные же люди находятся под страхом своих собственных фантазий, и если вы поможете им справиться с этими фантазиями социально приемлемым и потому нестрашным способом, то им не придется опасаться за свое реальное поведение. И это вполне соответствует моему собственному опыту – я работаю так в течение очень долгого времени и не припоминаю никаких негативных последствий.

Вопр.: Но что хочет сказать Мама, когда бьет своего мужа подушкой по голове, какую информацию она ему передает? Считает ли она, что это лишь игра, или же думает, что по-настоящему убивает его?

Карл: И то, и другое. Она упражняется в фантазии, содержанием которой является разрушение Папы, но никаких опасных последствий здесь не может быть. Происходит лишь эмоциональное выражение негативных импульсов. Если вам так больше нравится, это что-то вроде психодрамы – действовать угрожающе потому, что ты так чувствуешь, а не потому, что ты в действительности опасен для окружающих.

Вопр.: И вы не обеспокоены тем, что когда она вернется домой, то сменит диванную подушку на топор?

Карл: Нет, конечно же, нет. Мне кажется, что произойдет обратное. Я думаю, что для ее артриты весьма неудачный “заменитель” топора. Подушки же для этой цели подходят гораздо лучше.

* * *

Когда сессия продолжилась, семья попыталась заставить Гейл использовать подушки против Папы, но она этому сопротивлялась. Тогда Ванесса сказала, что хотела когда-нибудь увидеть Гейл злой. Гейл ответила, что иногда сердится на Ванессу и добавила, что даже сейчас зла на нее, так как Ванесса собирается покинуть семью сразу же после окончания сессии и отправиться в Нью-Йорк. Гейл полагала, что поскольку семья так редко собирается вместе и как раз такой случай представился сейчас, то именно это обстоятельство должно быть главным для всех членов семьи.

Посередине дискуссии Папа вмешался в ее ход с вопросом по поводу подушек.

П: Это какая-то особенная игра?

К: Да, и в нее вы как раз только что играли.

П: А кто же здесь является победителем?

К: Тот, кто бьет сильнее. Тот, кто сдается первым – проигрывает.

Дор: Давай, Гейл!

М: Попытайся, Гейл!

Г: Ладно, я не знаю смогу ли.

Ван: Я буду играть с тобой.

(Две сестры стоят друг перед другом, Ванесса бьет нормально, Гейл же лишь слегка отмахивается.)

Ван: Гейл едва прикасается ко мне.

Г: Не бей слишком сильно!

Ван: Не такая уж ты и хрупкая!

(В то время как Ванесса бьет Гейл, а та слабо защищается, семья аплодисментами бурно приветствует поединок).

Г: Зачем вы все здесь сидите и хлопаете?

Дор: А что бы тебе хотелось, чтобы мы делали?

Ван: Сколько удовольствия!

Когда второй поединок на подушках завершился, семья опять заняла свои места в креслах и на диванах. Дискуссию начала Гейл.