Зеркало - Татьяна Бражник

— А мы бы вообще не были против, если бы с нами поделились своими соображениями. — нагло встрял в их диалог Пахом.

Пару минут ребята обменивались многозначительными взглядами, но Дарен оказался настойчивее.

— Тут и рассказывать особо нечего. — вздохнув, сдался Михей. — Мама рассказывала нам с Весей сказку, где говорилось о вот таких искажениях, в которой мальчик-эльф с непроизносимым именем Промистендлуриэн захотел быть один на всей планете.

Эльф кинул взгляд на сосну, у которой кончались следы девушки. Немного помолчав, собираясь с мыслями и вспоминая давно рассказанную историю, Михей продолжил:

— Вот этот самый маленькой эльф был жуткой занозой. Ссорился со своими братьями, огрызался со старшими… Короче, был тем еще паршивцем. Однажды в голову к этому юному созданию пришла гениальная мысль: а почему бы ему не стать Верховным Эльфом? Происхождением парень похвастаться не мог, умом особым тоже. Но, как говориться, было бы желание. Вот этот герой состряпал себе самодельный лук и пошел к действующему Верховному Эльфу с еще более непроизносимым именем Нротогринриндиэн. Пришел к нему и говорит:

— Я, светлый дух леса, хочу быть Верховным правителем своего народа. Я буду повелевать им, вкушая все плоды нашего леса, наслаждаясь отведенными мне Высшим Светом годами в сытости плоти и почтении, который мне дарует мой народ.

В ответ ему Нротогринриндиэн сказал:

— Нельзя заставить народ чтить себя, даже если ты пронзишь своей стрелой сердце его главы. Если править неразумно, толпа сомнет тебя так же легко, как легко выпустить стрелу из твоего лука.

— Мне не нужен народ. Он пусть живет, как хочет. Лишь бы были в моем распоряжении богатства эльфийские, лишь бы был всегда накрыт мне стол царский.

— И будет все это у тебя, сын мой. — сказал ему Нротогринриндиэн и повел за собой в глубь лесную.

Сначала Промистендлуриэн думал, что Верховный Эльф убьет его за то, что он посмел к нему так резко обращаться, поэтому держал лук наготове. Но старик шагал себе по лесу, как ни в чем ни бывало. Когда они зашли в самую чащу, Нротогринриндиэн остановился и сказал:

— Сейчас я уйду, а ты оставайся здесь и мечтай о том, что бы ты хотел, сын мой. К тебе подойдет проводник и отведет тебя туда, где сбудутся все твои желания. Это будет твой мир. И ты там будешь делать все так, как сам посчитаешь нужным.

Сказав это, мудрый Нротогринриндиэн ушел и оставил юного эльфа в одиночестве. Сначала Промистендлуриэн испугался, пытался бежать, вернуться в свой дом, но вскоре к нему подошел Джинн и сказал:

— Пойдем со мной, юный Промистендлуриэн. Я отведу тебя туда, где никто больше не посмеет обижать тебя, где не будет тебе ничье слово указом. Будешь сыт и весел. Будешь делать то, что самому тебе захочется.

Промистендлуриэн обрадовался Джинну и пошел за ним. Долго они шли по лесу, а к вечеру пришли обратно к эльфийкому городу, в котором жил Промистендлуриэн.

— Обманщик! — рассерженно закричал на Джинна эльф. — Ты обещал мне исполнение всех желаний, а вместо этого привел обратно домой!

Джин ничего ему не ответил, лишь улыбнулся и в тот же миг исчез. Расстроенный Промистендлуриэн побрел домой, понимая, что теперь его отругает мать, за то, что он пропал на целый день. Опустив голову, эльф побрел через весь город домой, но, пройдя несколько улиц, заметил, что ему не встретился ни один эльф. Даже соседский задира Крониундиэн не обозвал Промистендлуриэна каким-нибудь обидным словом. Дома эльф тоже не обнаружил ни души. Тогда-то он понял, что имел в виду Джин!

Промистендлуриэн ворвался в комнату отца, схватил лежащий на лавке лук. Хотя юный эльф был мал и слаб для такого грозного оружия, Промистендлуриэн все равно попытался его зарядить. И у него, к собственному удивлению, это получилось. Эльф вонзил стрелу в картину, на которой были изображены его родители, но нисколько этому не расстроился. Водрузив лук себе за спину, Промистендлуриэн отправился в корчму, где взрослые эльфы пили грог. Прейдя туда, эльф никого не застал за столами. Не было даже вечно улыбающегося старого корчмаря. Тогда эльф сам налил себе грога. После первой же кружки у него закружилась голова, но юный эльф не отчаялся и отломил себе щедрый кусок свежеиспеченного пирога.

Так за пиршеством и пролетела ночь, а за ней и следующий день. Промистендлуриэн был настолько пьян, что не помнил сам себя. Но тут он, в хмельном бреду, захотел вдруг пострелять из лука. Взял стрелу из лежащего рядом колчана, и, покручивая ее в руке, побрел к луку. Неосторожный Промистендлуриэн оступился и упал. Острая отцовская стрела пронзила живот эльфа. Он умер не сразу, долго корчился на полу, зовя на помощь, выполз на улицу, пытаясь спастись. Но никто не мог помочь ему. Никого не было рядом с ним. А пирог и недопитый грог так и остались на столе…

Михей закончил свой рассказ в полной тишине. Казалось, даже ночные животные прислушивались к плавной, певучей речи эльфа.

— Вот почему вы, эльфы, такими дерганными вырастаете. — разрушил тишину Сэт. — С такими сказочками — не мудрено.

Михей даже не подумал обидеться. Хотя любой другой эльф не раздумывая вонзил бы стрелу в сердце этому наглецу. Михей с рождения рос среди людей и понимал, когда они действительно хотят тебя оскорбить, а когда им просто не хватает ума выразится по-другому. На слабоумных эльф никогда не обижался.

Деян, прежде стоявший, прислонившись к дереву, начал расхаживать из стороны в сторону. Парень еще и еще раз прокручивал в голове эту историю. Он хотел только одного — понять, как можно разгадать эту загадку.

— Но вы особо не грузитесь. — предупредил Михей. — Это просто сказка, рассказанная долгим зимним вечером в качестве прививки от эгоизма и жадности. Никто этих джиннов в глаза никогда не видел.

— А Леокардиэ, случайно, не говорила, как этот джинн выглядеть должен? — уточнил Верен.

Михей лишь покачал головой. Несмотря на то, что эльф пытался убедить всех в безнадежности этой зацепки, в его голове начали возникать сомнения. Пока Михей рассказывал историю, услышанную от своей матери, он вспоминал ее лицо. Белокожая высокая эльфийка с пронзительными голубыми глазами, выдающими в ней наследницу одного из Верховных, длинными пепельно-белыми волосами и ироничными тонкими губами. С красотой Леокардиэ не могла поспорить ни одна живущая в те времена дочь леса. Кроме того, она была умна. Даже правильнее было бы сказать — мудра. Строгая, статная, упрямая, она никогда не была грубой или черствой. Михей помнил все ее сказки. Она, как никто, умела сочинять истории, таким ненавязчивым способом прививая детям основные нормы и правила, которыми они должны руководствоваться в жизни.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});