Классическая русская литература в свете Христовой правды - Вера Еремина

Вскоре Чулкатурин встречает Лизу в церкви; она стоит на коленях перед образами и по всему видно, что Лиза погибла для общества (для социума), но не для Бога. Хотя, конечно, у Лизы ещё не настоящее покаяние, так как мечта есть мечта — это как некий душевный рак.

Всё общество обращается к Чулкатурину со своим сочувствием, старики его принимают, но после дуэли Лиза возненавидела Чулкатурина и это уже навсегда.

Дальше вступает в дело Бизьмёнков и оказывается единственным порядочным человеком. И оказывается не просто порядочным человеком, а единственным способным рассудить — и по милости, и по правде. Как все русские незаметные деятели, он, в сущности, малословен, поэтому когда к нему Лиза обращается с робким вопросом: «Как Вы думаете, напишет он мне ещё раз». Тот отвечает: «Не думаю, Лизавета Кирилловна». Только Бизьмёнков жалеет и сочувствует Чулкатурину и очень просто ставит перед Лизой факт, что Чулкатурин Вас любит и он, конечно, бросился защищать Вас из любви. В конце концов, Бизьмёнков делает предложение, Лиза отвечает согласием, а старики Ожогины были рады хоть такому жениху. Через пол года Чулкатурин скончался от чахотки.

Это и есть тургеневский сюжет. В нем сразу же прочитывается будущий сюжет Рудина, с той только разницей, что Рудин «Дон Кихот» не по сердцу, а по голове; по сердцу он, в сущности, — глубокий эгоист. Рудин погибает на баррикаде в Париже 1848 года и погибает глупейшим образом, то есть когда баррикады оставляют, все убегают, тогда он выходит наверх баррикады, помахивая своей саблей и что-то такое пытается кричать. Естественно в него как в обычную мишень стреляют; и парижане, убегая, говорят — смотри, смотри, поляка убили. (Такой конец Рудин предсказывает в последнем письме к Наталье, то есть, что «я, в конце концов, умру за какой нибудь вздор, в который и верить не буду»).

Как Тургенев развёртывает дальше свой сюжет лишнего человека?

Сам Тургенев втайне сочувствует Дон Кихоту, но именно по неразвитости и по зачаточному состоянию своего религиозного сознания. Поэтому даже такие люди, как Нежданов («Новь») всё-таки пользуются хоть каким-то, но вниманием. Нежданов также комичен, как любой другой лишний человек Тургенева. Нежданов — революционер «по стечению обстоятельств», как и Плеханов[50].

Плеханов был сыном вялого безвольного отца-тюфяка и распутной матери, так называемой шестидесятницы. Плеханов сам признавался Льву Тихомирову, что при таком воспитании и такой домашней обстановке «из меня мог бы выйти либо червонный валет (наемный убийца), либо революционер». Нежданов — незаконный сын. И именно по закону психологической компенсации ему, чтобы как-то уравнять себя в социальном раскладе, надо было стать в позу оппозиции, но в позу независимую. Точно так же практически вела себя Ася (повесть «Ася»).

Нежданов становится революционером, не понимая ни цели, ни задач этого движения, не зная даже и собственного негласного начальства, не зная, кто ими руководит. И, вообще, Тургенев, можно сказать, как будто человек из тайной полиции, видит всю суть такого революционерства изнутри.

Нежданова «начальство» направляет в народ для пропаганды, цели которой он не понимает. И происходит жуткая, комическая сцена, как его переодевают в желтый кафтан и делают прямой пробор на голове, чтобы он, так сказать, был похож на человека из народа. Потом он начинает учиться вставлять в свою речь народные слова и, наконец, когда выходит к мастеровым и что-то пытается пропагандировать, то мастеровые относятся к нему как к шуту, что совершенно правильно. Шута или бьют или поят водкой. Его напоили водкой, уложили в телегу, привезли по месту временного пребывания и когда он проспался и вспомнил этот позор, то застрелился.

От повести «Лишний человек» (50-е годы) до последнего романа «Новь» у Тургенева проходит как бы спектр этих людей, не нашедших своего места. Герцен, скажем, напишет роман «Кто виноват» и у него окажется, что виноват кто угодно, кроме лишнего человека.

Тургенев — человек достаточно разумный и вполне понимающий смысл лишнего человека — никому и никогда лишний человек помочь не может. Но сам Тургенев не доходит до последней мысли, что помогать людям, обществу людей можно только под Божиим руководством (непосредственным или через посредство — старческим, например); иначе, не получив благословения свыше, человек врывается, и разрывая и путая живую ткань жизни; и в конце концов, по закону самосохранения эта жизнь обязательно будет его выталкивать.

Лишний человек — это не человек не от мира сего. Неотмирность — это значит, что человек подчиняется внутренним, совсем другим законам, но законам и, прежде всего, — никогда не насилует свободной воли людей. Самая высокая ступень такой неотмирности — это апостолы (они хотели пойти в такое-то место, но Дух не допустил их (Деян.13.2–4; Деян.11,12; 16,6–7)).

У Достоевского, когда чёрт приходит к Ивану Карамазову, то говорит, что и я, мол, мог бы крикнуть вместе со всеми «Осанна», но тогда де не будет «необходимого минуса» и жизнь де станет скучна. То есть мысль о том, что лишние люди нужны де обществу для того, чтобы жизнь была не скучна (некий минус) — дьявольская.

У Тургенева в сюжетах чётко прослеживается тема прельщённости. Особенно это видно в характере Рудина. Когда он как будто бы изгоняется из усадьбы Ласунской, то его провожает один Басистов (учитель братьев Натальи Ласунской); бросается со слезами к нему на шею и у Рудина тоже показались слёзы, но, замечено, что эти слёзы самолюбивые: обида, укол самолюбию.

У Тургенева этот сюжет вмешательства не по Божьему повелению — этот сюжет и должен был быть «смазан» именно потому, что у Тургенева собственное религиозное сознание глубоко не развито.

Тургенев в своих произведениях всегда вводит какого-то антипода: обязательно человека искреннего и для которого вот эта живая ткань жизни обыкновенных людей не вызывает стремления всё переиначить и перевернуть, а, напротив того, он умеет относиться с уважением к обыкновенной жизни других людей, с уважением к их свободе и в глубине, безусловно, с уважением к образу Божьему.

Бизьмёнков, оставаясь презираемым человеком, сам никого не презирает и, в сущности, помогает людям залатать все разрывы, прорехи и, положивши аккуратненькую заплату, делает это так, что ткань жизни продолжает служить.

У антиподов Тургенева есть главное — уважение к жизни других людей, и есть не мечта о своих правах — переделать всё, а обыкновенное святое чувство обязанности по отношению к другим людям. Это-то и есть демаркационная линия: любой лишний человек (явно или не явно) несёт на знамени рукописание своих прав. Люди попроще имеют глубоко в сердце чувство своей обязанности перед другими.

Басистов, конечно, обязан довести до ума своих воспитанников, он уже чувствует свои какие-то обязанности к той семье, которая его приютила, — он уже как член семьи.

Чувствуется, однако, что Тургеневу к концу его творческого пути эти положительные люди и положительные характеры (антиподы) внутренне начинают надоедать; и именно потому, что в них нет игры. В антиподах Тургенева нет того, что потом Толстой будет называть «изюминкой».

В последнем романе Тургенева «Новь» есть герой Соломин, который, в конце концов, оказывается счастливым соперником Нежданова и женится на Марианне.

Как Соломин вводится в сюжетную линию романа? Нежданова приглашают в качестве домашнего учителя, то Соломин — это человек не то с инженерным образованием, не то человек-самоучка, но во всяком случае, он управляющий на каком-то заводе, а так как идет примерно 1868 год, то чиновники подумывали о том, не открыть ли им завод. Ясно, что Соломин в сюжетной ткани не только не аутсайдер, а деловой человек.

Любая фигура, если она входит в сюжетную ткань повествования, то она должна быть вплетена в нее многими связями, иначе она «зависает». Как Тургенев пытается увязать фигуру Соломина? Во-первых, роман «Новь» — это роман о неудаче народовольческого движения, так называемого, хождения в народ, то есть уже после выстрела Каракозова (1865 год), и второго покушения учителя Соловьева (1867 год). Революционная пропаганда народовольцев[51] в деревне к 1873 году получила полное фиаско.

В конце романа арестовывают Маркелова, Нежданова — спасла смерть, то есть самоубийство. На заводе никакого выступления организовать не удалось, — фабричные так и не поняли, что надо этим топтунам.

В России тогда всё было в рамках строжайшей законности и если нет материала для обвинения, то следствие прекращалось, поэтому никого и не судили. Соломина тоже вызывали, но так как на него не было материала, то его «оставили в подозрении — и в покое».

В конце тургеневских романов все как бы прибиваются на место: Наталья выходит за соседа по имению — за Волынцева, Марианна выходит замуж за Соломина. Наиболее живое дело у сестер Локтевых ((«Отцы и дети»), то есть у Кати, которая выходит за Аркадия, и даже у Анны Сергеевны Одинцовой, которая вышла замуж не по любви, но «из-за убеждения». (Заканчивает роман Тургенев мягкой фразой с иронией, что живут они в большом ладу и доживутся, пожалуй, и до счастья, пожалуй, до любви.)