Древо Жизора (Тамплиеры - 4) - Октавиан Стампас

- Разве не чудо, - говорил Людовик, - что здесь в этой долине, поросшей дремучими лесами и некогда занимаемой смрадными болотами, стало так хорошо? Стоило нам въехать сюда, как в душе открылось нечто возвышенное и радостное.

- Но ведь это чудо рукотворное, - заметил Эверар. - Ведь не случайно, когда Бернар поселился здесь со своими монахами, он назвал место Горькой Долиной, и только потом, осушив отвратительные болота, братия назвала долину Чистой*. [Клерво (Clair Veaux) - Чистая долина (франц.).] Чудо - это когда Господь благосклонно дает человеку силы совершить то, что казалось невозможным.

- Увы, - вздохнул король, - в Леванте со мной такого чуда не произошло.

- Зато вы обрели множество друзей и избавились от недругов, - возразил магистр. - Тамплиеры возвеличатся под вашим покровительством, и вы возвыситесь под охраной тамплиеров. Говорят, в последние годы жизни Гуго де Пейн любил повторять одну присказку: "Один за всех и все - за одного". Жаль, что она до сих пор не вошла в пословицу.

- Что ж, вы правы, - вздохнул Людовик, - не стоит впадать в бессмысленную и бесплодную меланхолию. По примеру Отто Фрайзингенского. Слыхали о его последних пророчествах? Он говорит о закате великой империи франков и предрекает, что через сто лет Париж, Рим и Кельн будут западными столицами невиданной по размерам империи сарацин.

- Это уж он, конечно, слишком, - покачал головой Эверар де Барр. Можно понять чувства человека, пережившего крах крестового похода, но впадать в такое уныние - грех. Хотя в опасениях его много верного. Полвека мы с величайшим трудом удерживали Святую землю, и все это время - и с моря, и с севера, и с востока, и с юга - нас непрерывно терзали орды проклятых мусульман. Боюсь, что еще лет двадцать-тридцать, и в Леванте не останется ни одного христианина. Ведь именно поэтому я перевез сюда, во Францию, ту часть сокровищ Тампля, которую удалось отбить у магистра де Трамбле.

- Наивный Бернар, - усмехнулся, вспоминая де Трамбле, король, - он все еще надеется,; что мощи Годфруа Буйонского и Гуго де Пейна помогут ему сдержать натиск магометан.

- И он все еще надеется отыскать в Иерусалиме всю Скинию Завета, добавил магистр французских тамплиеров. - А я убежден, что она сгорела во время пожара, ведь Иосиф Флавий писал, что после восстановления храма Святая Святых была пуста.

Меж деревьев показались крепкие стены Клервоского аббатства, несколько монахов-цистерианцев ожидали гостей у ворот обители и первым делом поспешили сообщить, что блаженнейший Бернар сильно занедужил и извиняется, поскольку не в состоянии выйти навстречу королю и его свите. Король пожелал немедленно видеть аббата, и его повели в скромную келью, где на невысокой и узкой постели возлежал прославленный подвижник благочестия. Он тяжело дышал и смотрел на вошедших гостей мутным взором.

- Благодарю вас, ваше величество, за ту честь, которую вы оказываете мне своим посещением, - все же нашел в себе силы промолвить он. - Какая нужда заставила вас явиться? Говорите скорее, а то я боюсь помереть. Задыхаюсь я.

- Отчего же помирать вам, муж светлый? - трепетно произнес Людовик. Вы ведь еще так молоды. Шестьдесят лет - пора наивысшего цветения для мужчины.

- Что-то треснуло в легких, - проговорил аббат Бернар. - Ночью непременно задохнусь. Не этой, так следующей, или послезавтра. Так, что вы хотели узнать от меня? Хотя, постойте, я и так знаю. - Вы хотели спросить о своей бывшей жене и ее новом замужестве. Так?

- Именно так, монсеньор, - кивнул Людовик.

- Я видел их недавно, - тихо пробормотал аббат.

- Что-что? - не понял Людовик. - Видели их? Они что, приезжали к вам в Клерво? Не может быть! Элеонора шарахается от всего, в чем есть истинная святость. Она уже лет десять не причащалась. Неужели Анри Плантажене так набожен, что и ее приобщил и вернул в лоно Христа? Верится с трудом!

- Нет, их не было здесь, - возразил Бернар. - Но я видел их во время молитвы. Я молился, спрашивая у Господа об их судьбе, и Господь показал их мне среди адского пламени, и светящаяся надпись сияла над ними. Страшная надпись... Страшные слова..

- Какие? - не вытерпев, спросил Людовик.

Аббат Бернар приподнял веки и четко произнес:

- "Рожденная дьяволом к дьяволу возвращается, и муж с нею".

- О Боже! - воскликнул Людовик в ужасе, пронзенный мыслью, что этим мужем мог быть он. Присутствующий при разговоре Эверар де Барр со вздохом покачал головой.

- Это еще не все, - сказал Бернар, чуть приподнимаясь. - Я молился и о судьбе короля Франции, и увидел старого селезня и четырех молодых селезней.

Они вошли в реку и поплыли, как вдруг налетел с неба сокол, и селезни в испуге нырнули, но не смогли вынырнуть. Селезни - король Англии и его сыновья, а сокол - король Франции. Более я ничего не знаю и ничего не могу добавить. Я должен или умереть, или справиться с недугом. Прошу вас оставить мою келью.

- Благословите, святой отец, - попросил напоследок король.

- Благословляю.

Через два года после этого страшного предсказания, когда аббат Бернар Клервоский почил в Бозе, Анри Плантажене стал новым королем Англии, где его называли Генри Плантагенетом. Подобно тому, как полтора десятка лет назад был счастлив с Элеонорой Людовик, наслаждался своим супружеством и Генри. Новое качество требовало от супругов пребывания в Англии, но их невыносимо тянуло во Францию. Генри тосковал по густым дубравам, сквозь которые несет свои плавные воды сказочная река его детства, Луара, по веселому Ле-Ману, где отец устраивал некогда бесконечные пиры и увлекательные турниры и где теперь покоился его прах. Элеоноре по ночам снились запахи цветущего по весне шиповника в ее родном Пуату. Просыпаясь, она обрушивалась с ласками на своего Анри, которого сильно полюбила за то, что он был свой - ведь Пуату и Анжу лежат рядышком друг с другом, как муж и жена в супружеской постели. Она услаждала его своей любовью, и после дочерей, о которых Элеонора не могла с уверенностью сказать, рождены они от Людовика или от многочисленных любовников, у нее появился на свет первенец-сын. Уж он-то точно был зачат от Анри, это Элеонора знала наверняка, поскольку со дня свадьбы ни разу не успела еще изменить мужу. И она настояла, чтобы мальчика назвали Анри.

- Все-таки, насколько Анри красивее звучит, чем Генри, - согласившись с Элеонорой, говорил король Англии, мечтая о той стране, где все его подданные, а не только жена, будут называть его Анри. Ничто не омрачало счастья молодого короля, кроме одного - почему Элеонора, так упорно отказывается от причастия? За все время, с тех пор, как они поженились, она лишь на венчанье приобщилась Святых Тайн, да и то кто-то пустил гнусную сплетаю, будто видели, как она тайком выплюнула причастие. Всякий раз, приходя с мужем в храм, она терпеливо простаивала до тех пор, пока не начиналось главное таинство, и после Евангелия заявляла, что ей дурно и нужно выйти на свежий воздух.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});