Месть без права на ошибку - Лариса Соболева

– Первое: у нашего режиссера нет таких денег… Твоя благоверная смотрит на нас. Уходи. – И отвернулась.

– Второе? – Не узнать о преимуществах? Плевать на благоверную.

– Уходи. У тебя будут неприятности.

– Какое второе преимущество?

Вера стала перед Ильей так, чтобы его жена хорошо их видела в профиль (а Люба украдкой поглядывала на мужа) и четко, но тихо выговорила:

– Второе? Мне нравится с тобой в постели.

У Ильи захватило дух. Он ослышался? Переспросил:

– Что ты сказала?

– Мне нравится с тобой… но меня это пугает.

– Почему?

– Потому что я не люблю тебя. Это называется порок.

Это называется – мелочи жизни. Он усмехнулся, блаженная теплота разлилась от груди по плечам…

– Верочка, хочешь потанцевать?

Блаженство испортила козлиная морда режиссера, заглянувшая на балкон. Он был пьяненький, веселый и счастливый. Увидев Илью, немного оторопел, забормотал извиняющимся тоном:

– Ты не одна… Я нарушил вашу беседу? Извините…

– Мы говорили о спектакле, – надменно сказал Илья, ненавидя в данную минуту всех талантливых людей вместе взятых.

– Да? – оживился слуга Мельпомены, вспомнив успех, тосты в его честь, поздравления. – И как?

– Великолепно, – сказала Вера.

– Любопытно, – уклончиво ответил Илья.

– Я благодарен за ваши добрые слова, сказанные в наш адрес, за высокую оценку нашего труда, – разошелся режиссер, обращаясь к Илье. – Хотя проблем много. У нас грандиозные планы, мы надеемся на вашу поддержку…

– Конечно, – перебил Илья с едва заметным раздраженьем. – Поговорим о планах в более подходящей обстановке, а сейчас отдыхайте, вы заслужили.

Режиссер стушевался, ведь земных богов гневить нельзя, тем более, когда они отворачиваются. Человек с природным чутьем, он понял, что влез не «туды». На ум пришел бородатый анекдот: «Вечно ты, Абрам, куда-нибудь вступаешь, вчера в говно вступил, сегодня в партию…» Теперь вот на балкон! Эту сволочную породу знал от и до, не раз получал по голове от Васковых, вот не понравится левое ухо его правому глазу – пиши пропало.

Илья тоже негодовал: до чего надоедлива так называемая творческая интеллигенция. Вечно недовольны, создают проблемы, вечно им чего-то не хватает, идут с просьбами, жалобами, предложениями. Попутно мыслям он косился на жену, та шпионила за ним, выбрав удобную позицию.

– Ты с ней спишь так же, как со мной? – усмехнулась Вера, проследив за направлением его взгляда.

– Я не спал с ней с тех пор, как мы начали встречаться.

– Врешь. Ты один из первых лжецов в этом городе. А еще о тебе говорят, что ты вор и бандит. Ты и мне врешь, и жене, и всему городу. Ты ужасный тип.

Ругательства ласкали слух, от удовольствия он стал раскачиваться с пяток на носки и обратно. Нет нужды притворяться перед Верой, да и не так уж он плох.

– Угу, я такой. Но тебе нравится со мной спать?

– Да, – зло рыкнула Вера. – Возвращайся к своей корове и перестань улыбаться. Надоел.

– А ты перестань ревновать.

– Пф! Я ревную?! Не смеши. Убирайся.

Вера резко отошла, скрывшись от Любы за стеной на балконе. Знала прекрасно: он подойдет. И подошел. Близко. Его дыхание щекотало шею сзади.

– Вера… Вера… – повторял он шепотом.

– До понедельника ждать долго? – догадалась она.

Любу уведомил: в понедельник он остается после работы разбирать бюджетные проблемы. Илья натянуто молчал, словно его загнали в пресс, поэтому Вера, повернувшись к нему, предложила:

– Отвози свою корову, буду ждать тебя через полчаса у фонтана. Полчаса хватит?

– Да. Что я скажу ей?

– Придумаешь. Ты у нас изобретательный. Мне ждать?

Он обреченно кивнул, в мгновение ока очутился рядом с женой и, взяв ее за локоть, потянул к выходу.

– Давай еще побудем? – попросила Люба. – Мы редко бываем…

– Давай не будем. Я занимаю важный пост и не могу долго находиться среди пьяниц.

Люба не допраздновала. Дом – одна, дом – одна, а тут столько внимания. Конечно, вниманием к себе она обязана Илюше, но по дороге домой все же задала мучивший ее вопрос:

– Почему ты их не любишь? Они ничего плохого тебе не сделали, славные люди, хорошо играли, внимательные, а ты – пьяницы… Это их праздник, они заслужили, вот и расслабились.

– Ты об артистах? Причин нет, но раздражают. Все ясно?

Люба огорчилась, иногда его неприкрытый цинизм пугал ее, в связи с этой чертой один факт изводил бедняжку. Спросить? Рассердится. Но не спросить, держать в себе, маяться…

– О чем ты разговаривал на балконе?

– Ни о чем. О спектакле. А что?

– Так… Ты не узнал ее? Или делал вид, что не узнал?

– Почему? Узнал.

Потихоньку гнев заполнял Илью, он ненавидел подозрительность и патологическую ревность жены, ненавидел ее право задавать ему вопросы, ненавидел ее саму всю целиком и каждую часть в отдельности. Долго так протянешь? Поэтому еще через мгновение он вскипел:

– Мне нельзя разговаривать с женщинами? Я должен спрашивать у тебя разрешения?

– Нет, нет, не сердись, я просто спросила.

– Ты всегда спрашиваешь не просто.

Люба нахохлилась. Не хотелось ей сегодня ссор, но внутри дергало за ниточку беспокойство. Пусть объяснит всего одну вещь и успокоит ее – этого она хотела, робко вымолвив:

– Между вами было какое-то напряжение…

– А тебе не показалось, что мы на балконе занимались сексом? – предельно спокойно спросил Илья, но на грани ядерного взрыва.

Люба этого не скажет, но – да, показалось. Они курили, говорили, а между ними было нечто спаивающее, тогда и дернуло внутри за ниточку беспокойство.

Войдя в дом, Илья вдруг стукнул себя по лбу кулаком и начал быстро собираться, сопровождая сборы оправданиями:

– Забыл положить в сейф важные документы, они на столе. Я скоро. Ты готовь ужин.

– Господи, Илья… на ночь глядя… До завтра…

– Не дай бог, бумаги попадут в чужие руки… мне не поздоровится. Приеду минут через сорок-час.

Люба опустилась в кресло и едва не плакала. Все складывается как-то не так, не жизнь, а сплошное бегство. Куда они несутся? И душа на ниточке беспокойно дергалась, словно норовила выпрыгнуть из тела.

– В отель? – спросил Илья.

– Что сказал дома?

– Забыл положить в сейф важные документы.

– У тебя мало времени, вези меня домой.

«Между вами было некоторое напряжение», – вспомнил он слова жены. Оно возникло и сейчас: без слов, без движений, без намеков. Время от времени Илья поворачивался к сидящей неподвижно Вере, ловил ее взгляд и сжимал руль. Вдруг она потянулась, выгнула спину, подняла юбку, сняла трусики и, свернув их, сунула в карман пиджака Ильи. Он повел машину осторожно, город темный в районе частного сектора, дороги – дрянь. Руки Веры очутились на ремне Ильи, она расстегивала молнию на брюках…

– Вера, не мешай, мы врежемся… (Голова ее неожиданно опустилась к паху, Илья подавился собственным дыханием.) Ты с ума сошла… Посреди ули…

И дал по тормозам, машина два раза дернулась, на третий стала, съехав в палисад. Свет в окнах не горел, обитатели домов сладко спали, из-за заборов лаяли собаки, передавая эстафету лая далеко в другие дворы.

Илья полулежал, как парализованный, затаив дыхание, срывающееся на неровный хрип. Вера подняла голову, ее глаза освещались приборами, отчего стали похожи на глаза дикой кошки во время охоты. Кошка оседлала жертву, вцепившись когтями, впивалась хищным ртом в губы и шею добычи. Видимо, целуя, она вливала яд в него, у Ильи отключилось сознание, он впал в транс.

«Остановись мгновенье!» – хотелось крикнуть ему и отдать душу сатане. Но очнувшись от транса, он сжался от реального страха: «Я без нее жить не смогу». Отдышавшись и придя в себя, Илья проехал несколько кварталов, остановившись у дома неизвестной тети Паши, задержал рукой выходившую Веру:

– Так ты меня не любишь?

Вера обняла его за шею и, водя носиком по лицу Ильи, прошептала:

– Я тебя ненавижу.

– Согласен на такую ненависть, – рассмеялся он, прижал ее к себе и серьезно сказал: – А вот я тебя люблю. Очень.

Он уехал. Вера долго стояла, глядя в темень и пустоту, наконец, процедила сквозь стиснутые зубы презрительно, но с долей торжества:

– Идиот.

– Все в порядке? – встретила мужа Люба.

– В норме. Фу, устал!

Иногда он говорил правду ей, но ведь устал же. Илья рухнул в кресло, вытянул ноги, скрестив их, заложил за голову руки. Вера высосала жизненные силы, он не представлял, что можно получить переживания, равных которым нет. Илья не разбирался в поэзии, стихи читал только в школе под диктатурой учителей, но сегодняшнюю встречу с Верой назвал поэзией (слово-то поющее).

– Илюша, ужин на столе. Я зову-зову, а ты не слышишь.

Люба обрубила поэтический взлет мужа.