Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями - Вячеслав Пальман

— Пойдем, глянем, кого мне в соседи определили, — Антон Иванович потянул за собой Сергея.

Половина барака все эти дни оставалась пустой. Сейчас там двигалась, шевелилась темная людская масса. Включили большую лампу. В ее свете можно было разглядеть прибывших. Одетые в так называемое б/у, в старье, они очень нетвердо передвигались, у некоторых были самодельные костыли, грязные бинты на голове, на руках. И все те же, ничего не выражающие лица безнадежно уставших и абсолютно безвольных людей.

В печку подложили дров, стало теплей. Прибывшие густо сбились у печки, оттесняли друг друга, втискивались в двухслойный круг, ловили тепло протянутыми руками, разматывали тряпье, снимали шапки, чтобы скорей согреть слабое тело. С ними обращались, как. с немощными, силком распихивали по нарам, выстраивали в очередь перед бачком с супом-баландой и горкой хлебных кусков, доставленных из кухни. Получив миску и пайку, этапники жадно ели, оглядывались по сторонам. А покончив с едой, стояли и ждали, не дадут ли еще… Кто-то навзрыд плакал. Кого-то били. Кошмар.

Нарядчик увидев инженера, сказал брезгливо:

— Отходы производства. Везут в инвалидный лагерь около Магадана. Держать на прииске полуживых нет смысла. Многие даже не ходят, их затаскивали в барак. А все не умирают, цепляются за жизнь. Вот народ! — И задумчиво покачал головой. В его тоне звучало удивление. Не умирают!

Сергей подошел к одному из привезенных, спросил:

— Вы откуда?

Тот медленно повернул голову, всмотрелся в лицо Сергея:

— С «Водопьянова»… Прииск в Северном управлении. У тебя покурить не найдется?

— Не курю, — с сожалением ответил Сергей. — Трудно там?

— В шахтах работали. Голодно, пыль, грохот и холод, ад кромешный. Мало кто выдерживает полгода. Выбраковали, куда-то на новое место везут.

— Вы сами откуда?

— Из Москвы, сотрудник музея Ленина. Бывший, как понимаете. Провели через комиссию, актировали как неспособного к физическому труду. Что дальше, никто не знает.

Антон Иванович протянул ему початую пачку махорки и бумагу, нарезанную на цигарки.

— Возьмите, земляк. Едой не богаты, хоть это.

— Великое спасибо. Сверните, пожалуйста, у меня три пальца ампутированы, придавило камнем. Здесь, кажется, лучше? У вас вид здоровых людей. Какое это счастье!

А Сергей уже ходил по бараку, вглядывался в лица актированных, без конца спрашивал:

— Верховского не знали? Бориса Денисовича Потапенко? Не встречали Черемных, высокого такого, бывшего военного? — И снова повторял фамилии, снова глядел по сторонам, надеясь встретить своих друзей.

Ожидаемого ответа не услышал, хотя вопрос задавал бесчисленно. Со странным чувством возрастающей боли он узнавал, что среди прибывших есть и военные, и колхозники, и доктора наук, бывшие руководители заводов, совхозов, партийные работники, старые большевики — все превращенные в безликую толпу инвалидов. Это был пепел, сожженный золотой фонд страны. Что ждало их впереди? Конечно, не освобождение. Даже доведенные до порога смерти, они не покинут Колымы, чтобы не «травмировать» единое и сплоченное вождем общество, не осквернять его своим присутствием… Найдется лагерь, где они дождутся нестрашной для них кончины.

Барак затихал, Сергей все еще всматривался в лица, благо большая лампа светила сильно. Кто-то стонал, кто-то уже во сне вдруг вскрикивал и подымался. В углу сильно, с чувством ругался человек, не владеющий разумом.

Помрачневший инженер вытащил Сергея из прохода и увлек за собой.

— Иди к себе, довольно переживаний, — сказал и подтолкнул от двери.

Сергей вышел из барака, вдохнул морозного воздуха и потащился к своему бараку. Молча разделся, лег рядом с Машковым и укрылся полушубком. Но долго еще не мог уснуть. И когда забылся, перед ним все еще мелькали страдальческие лица, глаза с голодным блеском и душевной болью…

Подошли весенние дни, майские праздники донесли до стройки звуки духового оркестра с той стороны реки Колымы: дивизион войск НКВД вышел на парад и маршировал по расчищенному двору военного поселка. Где-то там, рядом со своей матерью сейчас стоял и радостно хлопал в ладошки его тезка, Сережа. А в соседнем бараке лагеря среди обреченных запросто мог оказаться и тот брат офицерской жены, который бесследно, как она сказала, исчез.

После праздника этапы актированных делали остановку в Дебине не один раз. То, что нарядчик называл «отбросами», накапливалось в Ягодном, Сусумане, Берелехе, на Чай-Урье, Аркагале. Содержать инвалидов на месте, по мнению руководителей Севвостлага, было бессмысленным, ведь и для работающих еды не хватало, а уж кормить лежачих, возить им хлеб за два моря — тем более. И потому печальные этапы двигались к Магадану, где строили и расширяли инвалидные лагеря.

В мае бетонщики работали уже без бушлатов, без шапок, подставляя головы теплому солнцу. Оседал снег, покрывался коричневым налетом лиственничной хвои. Говорили о подходе третьего каравана судов с заключенными и с продуктами. Под рукой Антона Ивановича строители чувствовали себя уверенно, наряды инженер «выводил» на первую категорию — не сытно, но и не голодно. Работа стала привычной и даже интересной: их руками поднимался громадина-дом.

Один из этапов с севера задержался в Дебине почти на сутки: вышла из строя машина, ждали другую. Больные и голодные люди после обеда выползали из барака, усаживались в затишке и, закрыв глаза, грелись под солнцем. Минуты блаженства после многих месяцев изнуряющего труда.

Увидев новых людей, Сергей оторвался от своих и пошел вдоль сидевших на корточках этапников. Не взгляд, а сердце подсказало ему, что нашелся… Он остановился перед худющим, тонкошеим человеком с закрытыми глазами, старым, морщинистым, но уж очень напоминающим того бравого подполковника, который ехал с ним в вагоне и отзывался на фамилию Черемных.

— Виктор Павлович, — неуверенно, почти шепотом сказал Сергей. — Вы ли это?

Худой медленно открыл глаза, посмотрел на Сергея, лицо его дрогнуло, и слезы показались на глазах.

— Морозов! Сережа! Ты, ты! — Он попытался подняться, но качнулся и склонился на сторону. — Нет, не могу. Помоги, Сережа. Усади, вот так, так. У меня, понимаешь ли, нет сил… Нагнись, милый, я поцелую тебя… Присядь, если не спешишь.

— Вы откуда и куда?

— Похоже, что наш этап везут в инвалидный лагерь или в больницу. Мне все равно — куда и зачем. Беда случилась на «Мальдяке», есть такой проклятый прииск. Как видишь, осталось подвести черту. В пятьдесят один год. Ну, а что у тебя? Выглядишь молодцом. Где, что, как живешь?

Он говорил, а слезы катились сами по себе, вытирать их было бесполезно. Сергей уселся перед другом и стал рассказывать. Тут же спросил, не знает ли он, что с другими, где они?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});