Проект "Стокгольмский синдром" (СИ) - Волкова Ольга

Глава 11

Когда жизнь подкидывает множество проблем, один единственный путь избавиться от них — это остановиться и посмотреть, как они сами растекутся своими собственными путями без твоей помощи. Придя в себя после новости, что Степан обрушил на меня в своем царстве, я вышел на свежий воздух. Казалось, нового для себя ничего не узнал, ведь клуб отца на этом был построен. «Бурлеск» — специфический клуб ночной жизни. В нем есть все, только прояви смелость и покажи свою слабость к чему-либо. Охотники со своим товаром мгновенно предоставят выбор различных услуг.

— Ну как ты? — Степан вышел вслед за мной. Друг сам не свой, и, полагаю, понимает, почему вдруг я лишился дара речи, вылетев из морга, как ужаленный. Теперь слова матери, что отец желает видеть меня — обоснованы. Владимир ждет от меня помощи, ведь так всегда поступал его младший сын, выбрав этот ужасный и несправедливый путь. Жизнь себе вывернул наизнанку ради того, чтобы семья осталась целостной и сохранной. Отец для мамы многое значит. Как врач, я вижу ее привязанность к нему, и она болезненна. Любовь порой бывает отравленной ядом безразличия. И, отдавая себя любимому, ты словно душу дьяволу вручаешь в руки, и он ею вертит как угодно, доставляя себе истинное удовольствие.

— Честно признаюсь, — оборачиваюсь к Власову, тон голоса практически лишен жизненных сил, и за меня говорит только тело. — Не знаю, что мне теперь делать, Степ. Я впервые иду в логово своего отца, но в качестве кого?

Степан согласно кивает, соглашаясь с моими суждениями.

— Если Владимир Сергеевич и в правду нуждается в помощи, то почему бы тебе не послать его к чертам, Лёнь? — вопрос риторический, ведь друг знает, что причина прежде всего в моей маме. Ради нее терплю скотское отношение к себе, лишенный отцовской любви по причине того, что непохож на него, в отличие от Марка.

— Послать? — рассмеялся. Степан удивленно посмотрел на меня, а потом и сам хохотнул.

— Да, глупость сказал, прости, — тут же извиняется, а я жму его плечо.

— Нормально всё, Степ. Просто не могу отказать матери в просьбе. И раз вызвал на разговор через неё, уверен, он воспользовался этим намеренно.

— Да, — кивает Власов, — потому что ей не откажешь.

— Но, знаешь, что меня смутило больше всего? — заинтриговал патологоанатома. Степан ждет продолжения с серьезным выражением лица, словно заинтересован в вопросе больше, чем я сам. — Почему со штаба мне ничего не прислали на его счёт. Ведь я должен вести дело, если проблема касается моей семьи.

— Тогда у тебя не остается выбора, ты должен навестить своего отца в клубе, — заключает друг, ставя точку в нашем разговоре.

Вечер обещает принести мне много чего интересного. Но одно смущает до невозможного, почему Марк вдруг вернулся со своей службы. В тот момент, когда штаб перевел меня обратно на родину. В мыслях закрадывается подозрение в фальсификации, что все было намеренно и спланировано — столкнуть лбами всю семью и натравить друг на друга. Но кому будет выгодно, если все-таки результат станет оправдан для них? В квартире, что получил от матери ключи, было уютно и подготовлено для меня. Холодильник забит едой, а бар горячительными напитками, среди всего разнообразия нашел коньяк пятнадцатилетней выдержки. Беря в руки бутылку, вспоминаю, что это подарок отца по случаю окончания школы. Тогда две бутылки были изготовлены по спецзаказу Островского-старшего для своих сыновей. Вручая каждому «особую» награду, он сопроводил свой подарок замысловатыми словами, суть которой только сейчас обретает понимание: «Этот напиток лишает рассудка, лишает жизни, если им злоупотреблять. А жизнь подобна ему — научитесь управлять ею, тогда каждый из вас станет хозяином и творцом своего пути». Марк обсмеял подарок, и в тот же вечер на выпускном напился вусмерть, и плевать он хотел на смысл и какой-то отцовский посыл. Я тоже не отставал от него, и фактически, не был примерным сыном для родителей. Чувство соперничества так затмевало голову, что потом было стыдно перед самим собой за поступки, которые глубоко ранили душу нашей матери. А смысл отцовского сказания пришел чуть позже, ровно в тот день, когда жизнь моя стала чередой бесконечных выборов. Поставив бутылку обратно, смотрел в упор перед собой, будто превратился в статую, околдованный стеклом и янтарной жидкостью, что хранит сосуд. Раздается звонок в дверь, вырывая меня из клешней состояния, в которое люди впадают, если нет больше мыслей в голове — пустота одолевает весь рассудок. Нехотя иду открывать, но должен знать кому вдруг понадобился. По пути сбрасываю с себя пальто и обувь. Вошел в помещение и даже не успел тут освоиться, а незваные гости прибили мгновенно.

— Диана? — уставился на девушку, ошарашенный ее появлением. Она вальяжно ступает через порог, будто уже живет здесь со мной не первый день. Даже поразился ее наглости, ведь ясно дал понять еще утром в родительском доме, что между нами ничего не было и не будет. — Я не приглашал тебя, — продолжаю стоять у дверей, всем видом показывая недовольство к ее вольности. Девушка обернулась ко мне, демонстративно положив руку на бедро.

— Что, Лёнь? Думал, так легко избавишься от меня? — ехидно улыбается, а глаза сверкают от внутренней злости. Знаю Диану, давно научился отличать ее настоящие эмоции от тех, которыми она не жалеет делиться с окружающими. Все именно так, как учили в штабе. Только часто девушка забывает об этом. Не со мной тягаться стоит, а с теми, кто не знает твоих слабых мест.

— Нет, — коротко отвечаю, скрестив руки на груди. — Уходи, — киваю на выход. Диана тут же снимает свои туфли и фыркает в ответ, а потом вовсе уходит в глубь помещения. Она слишком свободно себя чувствует здесь, стало быть, уже была в этой квартире. Хлопаю дверью, вымещая на ней всю свою злость, что хотел бы применить к Диане. Бездушная и беспринципная, желающая, наконец, добиться места в моем сердце. Прежде, девушка не была такой, а может я просто был ослеплен любовью к своей жене, как и сейчас. До тех пор, пока не найду ее, не успокоюсь. И мысль Власова, что вдруг моей пушинки уже нет — ранит сердце и разум, потому как оба отказываются верить в это.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Смотрю, твоя мама времени даром не теряла, — насмехается девушка, заглядывая в холодильник. Затем достает несколько мисок и ставит в микроволновку на разогрев. Я продолжаю наблюдать за ней, прикидывая какими способами смогу внушить девчонке, что пора бы остановиться в своем упорстве.

— Зачем игнорируешь мои слова? — повышаю голос, привлекая к себе внимание. Девушка облокотилась о столешницу попой, скрестив руки на груди, хмыкнула. Недолго думая, подхожу к ней ближе, ощущая запах духов, так похожих на любимый аромат моей Оли — ваниль. Диана посчитала, будто сломила меня своим молчанием. Что ж, будем делать вид, что играем по ее правилам. В нежном прикосновении провожу пальцами по обнаженной груди, где блузка не прикрывает тело. Диана сладостно испускает стон удовольствия, затем откидывает голову назад, закрывая глаза. Получает дозу эндорфинов, сучка. Затем, резко дергаю за край блузки, отрывая первую пуговичку, и та летит на пол, оставляя след звонкой россыпи. Моя напарница, довольная начавшейся игрой, запускает руки мне под рубашку. Царапает коготками кожу, впиваясь в плоть. Быстрым рывком стягиваю с нее верхнюю одежду, и Диана остается в одном лишь бюстгалтере, что прикрывает грудь девушки, но явно показывает возбуждение.

— Так намного лучше, — сквозь стоны, мурлычет, продолжая издевательства над моей спиной. Зарываюсь глубоко в ее волосы, будто собираюсь поцеловать и она ждет, облизывая нижнюю губку. Мы смотрим друг другу в глаза, соревнуемся, кто первый осмелится опустить взгляд на губы и поддастся чарам плотского слияния. Диана первая не выдерживает томительной пытки и едва касается губами моих, я резко одергиваю голову девушку назад, удерживая в руке скрученные в кулак волосы. Сначала она засмеялась, принимая мой порыв, как вызов в интимности, но по мере того, как тянул от себя ее голову, Диана начала приходить в себя. В глазах тут же появился намек на страх и ненависть ко мне. Как быстро сменились ее похоть и вожделение на желание прикончить меня прям тут на месте. Хватается за мою руку, в попытке ослабить боль, которую причиняю коже головы.