Отложенное убийство - Фридрих Незнанский

Макс был человеком не гордым — скорее, самокритичным. Он сознавал, что не является воплощением мужской красоты. Прежние подружки, не задержавшиеся в его жизни, заявляли также, что у него трудный характер и что иногда он бывает невыносим. Но такое отношение, когда его вообще не воспринимают как человека, было для него внове. Он почувствовал себя резиновой игрушкой, ходячим фалло-имитатором, а какому мужчине это понравилось бы? Ледяная красавица, которая подставила ему голую попу так равнодушно, словно находилась в кабинете врача, чтобы получить необходимый для здоровья укол, парализовала его до такой степени, что Макс был не в состоянии даже расстегнуть брюки.

Пауза затягивалась. Не меняя позы, Зоя повернула голову, чтобы определить, что там происходит с другого ее конца, и пронизала Макса пристальным взглядом светло-голубых глаз. Нечего и уточнять, что уверенности это ему не прибавило.

«Надо срочно что-то предпринять, — в голове Макса вспыхивали и погасали мысли. — Ведь опозорюсь! Как-то ее сбросить с этого пьедестала, на который она вскарабкалась, чтобы тут передо мной выеживаться… тьфу ты, у меня же все опустилось… мягкое, как воздушный шарик… возбудиться бы… ее возбудить… но оригинально… может, попробовать, как на садомазохистских сайтах?»

— Зоя, — хрипло сказал Макс. Откашлялся и, все под тем же пристальным взглядом, ринулся в атаку: — Зоя, как ты смотришь на то, чтобы я тебя… в общем… ну, словом… как бы это сказать… короче, ты не против, если я тебя немного отшлепаю?

Офигев от собственной смелости, Макс не сразу решился взглянуть Зое в лицо. На этом оттаявшем лице расцвели чудесные глаза. Синие, как незабудки…

20 февраля, 18.12. Галина Романова

Несмотря на занятость Вячеслава Ивановича Грязнова, старлею Романовой не пришлось прилагать большие усилия, чтобы он уделил ей время. Молодая и перспективная сотрудница виделась ему кладезем неординарных, иногда парадоксальных, идей, и опыт доказал, что эти идеи часто приносили пользу следствию.

— Здравствуй, дивчина Галина! С чем пришла?

— Вячеслав Иванович, — издалека начала Галя, взволнованно Взблескивая карими очами, — помните, я рассказала вам о тренере Михайлове, в которого была влюблена? Вы еще посоветовали мне встретиться с ним…

— Помню, Галя, помню. — Генерал Грязнов потер голову, на которой седина полностью вытеснила рыжину. — Только давай, пожалуйста, о личном — потом как-нибудь. Извини, сейчас дело делать надо!

— Так вот по делу я к вам и пришла.

— Не понял?

— У меня есть подозрения, что этот человек, у которого я побывала дома, связан с делом «Хостинского комплекса».

— Подозрения или факты? Выкладывай по порядку.

— Я и выкладываю, Вячеслав Иванович!

И Галя в общих чертах обрисовала свой визит в дом Михайлова, заострив внимание на некоторых существенных подробностях:

— В саду земля вскопана: что-то зарыто. Размеры приблизительно соответствуют человеческой могиле. Как только я пришла к нему, он моментально начал расспрашивать о деле «Хостинского комплекса». И я подумала, что Гарик с дедушкой в тот день могли направляться к тренеру Михайлову…

— Чего-то я, Галина, все-таки не допру, — размышлял Вячеслав Иванович. — Нет, подозрения веские, я не отрицаю, проверить стоит… Но уж больно у тебя, прости, широкие перепады настроения. То у тебя к этому Михайлову такая любовь пылала, а сегодня ты выдаешь его с потрохами. Не из-за того ли, что он тебя оскорбил, не захотел вдвоем стишата читать?

— Я по-прежнему люблю Никиту Михайлова, — отчеканила Галя. — И поэтому должна выдать правоохранительным органам того, с кем я встретилась.

— Загадками, дивчина, изъясняешься. Ты прямо говори!

— Если прямо скажу, Вячеслав Иванович, вы не поверите. Так что придется занять ваше время и рассказать одну историю, которую нам лектор по криминалистике привел как уникальный казус.

Вячеслав Иванович, вздернув рукав пиджака, взглянул на часы. Время терпит.

— Ну давай свой казус.

Это случилось во Франции, в семнадцатом веке. Войны тогда велись затяжные, и если солдат уходил на войну молодым человеком, то имел шансы вернуться стариком. Примерно так получилось и с одним крестьянином по имени Мартен Герр, которого мобилизовали на службу территориальным интересам Французского королевства и отпустили «на гражданку» только пятнадцать лет спустя. Все это время его преданно ждала жена, которая, конечно, обрадовалась возвращению мужа. За пятнадцать лет многое изменилось, но Мартен быстро вошел в ритм домашних дел. Он узнавал выросших без него детей, называл их по именам; на пирушке по случаю его возвращения припоминал вместе с соседями старые деревенские происшествия; по ночам бывал так нежен с женой, что она снова полюбила его без памяти.

Безмятежное счастье продолжалось недолго. Потому что некоторое время спустя к дому Герров пришел другой немолодой солдат и стал кричать, что это он — настоящий Мартен Герр! А тот, кто занял его место, — самозванец. Они служили в одном полку; сослуживцы и командиры отмечали, что эти двое похожи, как братья, даже иногда путали их. Внешнее сходство заставило их сдружиться. Словоохотливый

Мартен Герр частенько вспоминал покинутое житье-бытье, перечислял детишек, соседей, воскрешал бытовые мелочи, каждая из которых грела душу в условиях военных невзгод… Незадолго до конца срока службы он был тяжело ранен и остался лежать на поле сражения. Тогда похожий на него проходимец, который в мирной жизни не приобрел ни хозяйства, ни жены, ни детей, решил занять его место, полагая своего собрата мертвым. Но он просчитался! Мартен Герр вернулся, чтобы изобличить его.

Но и предшественник не сдавался, заявляя, что этот бродяга все придумал.

Крестьяне семнадцатого века при виде двух до безумия похожих людей заподозрили, скорее всего, козни дьявольские. Но если, по их представлениям, дьявол в присутствии человека, чей облик он принял, должен был испариться, испустив на прощание дух горящей серы, то двое отставных солдат остались на месте. «Я — Мартен Герр!» — утверждал один. «Нет, я — Мартен Герр!» — возражал второй. Разумеется, эти двое выглядели не близнецами, но жена, никогда не забывавшая лицо мужа в молодости, признала, что каждый из них представлял, по-современному выражаясь, вариант одного и того же лица, каким оно могло стать спустя пятнадцать лет.

За разрешением спорного вопроса обратились в суд. Судьи были так же поражены, как близкие Мартена Герра. Путем хитроумных расспросов им все-таки удалось установить истину и признать, что второй Мартен Герр является настоящим Мартеном Герром. Какое наказание постигло самозванца, не так уж важно. Важно чувство растерянности и недоумения, которое охватывает людей при столкновении с вещами, в которые почти невозможно поверить и которые, однако же, изредка попадаются на этом свете.

… — Так ты хочешь сказать, Галя, что место Михайлова занял очень похожий на него человек?

— Я не нахожу другого объяснения, — рассудительно произнесла Галя. — Он не помнил подробностей нашего общего прошлого. Он начисто забыл все стихи. У него примитивная речь, какие-то грубые уголовные интонации… Люди меняются, но все-таки не настолько! В отличие от Михайлова он раньше не носил бороду и сейчас ее отращивает. Зная, что он с трудом может выдать себя за настоящего Михайлова, он старается реже появляться на людях и открыл мне калитку только потому, что я сказала, что мы не виделись семь лет… Точь-в-точь как с женой Мартена Герра! Открыл еще и потому, что до этого видел меня у своего забора и боялся вызвать подозрения тем, что он дома, но почему-то не хочет меня впускать. Но когда я очутилась внутри дома, он… ведь я чудом спаслась! Он подумал, что для безопасности меня нужно убить. Меня спасла только Жанна. Сначала я проговорилась, что она видела, как я вхожу в калитку, потом она меня позвала… Вячеслав Иванович, вы мне, должно быть, не верите?

Генерал Грязнов крепко подумал, прежде чем ответить.

— Как ни дико это звучит, Романова, я тебе верю. Нет, не то что верю: уж очень убедительно ты все это выстроила. Давай-ка пойдем и сообщим нашу дичь Саньке… то есть Сан Борисычу Турецкому. Пусть скажет, что муровцам чертики мерещатся.

20 февраля, 00.05. Денис Грязнов

В растрепанных чувствах, с волосами, стоящими дыбом, Макс вернулся в свой гостиничный номер, который показался ему тем самым домом, который способен называться крепостью. По сравнению с домом Барсуковых это уютное пристанище! Ему все еще было приятно, но на дне этой приятности плавало нечто стыдное. Он выполнил задание, правда? Он добыл сведения. Но… Но! Но? Но его очень устроило бы, если бы никто его ни о чем не спрашивал. Он сам рассказал бы о Белле, о Маргарите, о драгоценностях, о еврейских белорусских садовниках, о чем угодно, только не о том, чем они занимались с платиновой блондинкой Зоей. Это представлялось ему предельно интимным — приложение к половому акту, которое интимнее, чем обычный половой акт. Так ведь не утаишь! Сослуживцы, особенно директор, будут расспрашивать, придется признаться… Да вот уже и Денис Грязнов. Легок на помине. Горит желанием узнать, что раздобыл Макс и чем все кончилось.