Соловей - Кристин Ханна

– Теперь наш. Так берете голубя?

Вианна поспешно схватила крошечный сверток, бросила его в корзинку, расплатилась и молча вышла. Напротив, у дверей банка, стоял немец-караульный, одним своим видом напоминая французам, что отныне банк принадлежит Германии.

– Мам, – пискнула Софи, – это же нечестно…

– Тихо!

Но когда они оказались за городом, Софи опять принялась ворчать, вздыхать и капризно ныть.

Вианна не реагировала.

У самых ворот в Ле Жарден дочь сердито выдернула руку и развернулась лицом к матери:

– Как они могли просто так взять и отобрать магазин? Тетя Изабель обязательно что-нибудь придумала бы! Ты просто трусиха!

– И что я должна была сделать? Выскочить на площадь и во всеуслышание потребовать, чтобы мадам Фурнье вернули ее магазин? И что со мной тогда сделали бы за это? Ты же видела объявление. – Вианна понизила голос: – Они казнят французов, Софи. Расстреливают.

– Но…

– Никаких «но». Времена опасные, Софи. Ты должна понимать.

Глаза Софи заволокли слезы.

– Если бы папа был с нами…

Вианна притянула дочь к себе, крепко обняла:

– Я тоже об этом мечтаю.

Они долго стояли, прижавшись друг к другу. Потом, чуть отстранившись, Вианна предложила:

– Мы сегодня собирались заняться маринадами, ты как?

– Ага, давай.

– Ну тогда ты соберешь огурцы, а я пока приготовлю уксус.

Вианна проводила взглядом дочь, помчавшуюся к огороду мимо яблонь, щедро усыпанных плодами. Но едва малышка скрылась из виду, тревоги навалились с новой силой. Где раздобыть денег? Сад и огород – это замечательно, фрукты и овощи у них будут, однако как пережить следующую зиму без мяса и молока? И откуда взять новые башмаки?

Вианна вошла в жаркий, душный дом, внезапно закружилась голова, и, чтобы не упасть, она ухватилась за край кухонного стола.

– Мадам?

Вианна обернулась так стремительно, что снова едва не упала.

Он сидел на диване в гостиной, что-то читал.

– Капитан Бек, – пролепетала она, подошла ближе, крепко стиснув дрожащие руки. – Я не заметила на улице вашего мотоцикла.

– В такой прекрасный день я решил пройтись пешком. – Он поднялся навстречу. Вианна заметила, что он подстригся, а на щеке тоненькая красная царапина – видимо, порезался, когда брился. – Вы опечалены. Наверное, это оттого, что плохо спите с тех пор, как ваша сестра уехала.

Вианна не сумела скрыть удивления.

– Я слышу, как вы ходите по дому в темноте.

– А вы тоже не спите, – заметила она как-то по-дурацки.

– Да, у меня часто бессонница. Думаю о жене и детях. Мой сын совсем маленький. Узнает ли он меня.

– Я тоже думаю об Антуане.

Вианна сама изумилась своим словам. Она понимала, что не следует откровенничать с этим человеком, но сейчас слишком устала, чтобы быть сильной. А в глазах Бека видела такую же тоску одиночества. Оба они далеко от своих любимых, оба страдают от этого.

– Что ж. Я не хотел вам помешать, разумеется, но у меня для вас есть новости. После долгих поисков я выяснил, что ваш муж в Oflag в Германии. Мой приятель там служит в охране. Ваш муж – офицер. Вы знали об этом? Он, несомненно, геройски сражался.

– Вы нашли Антуана? Он жив?

Бек протянул помятый грязный конверт:

– Вот письмо, которое он написал вам. И теперь вы можете отправить ему посылку, полагаю, он обрадуется безмерно.

– О… я… – Ноги у Вианны подкосились.

Бек подхватил ее, подвел к дивану. Опустившись на мягкие подушки, Вианна разрыдалась.

– Как это любезно с вашей стороны, – прошептала она, прижимая конверт к груди.

– Письмо привез мой приятель лично. Но отныне, мои извинения, вам придется пользоваться исключительно услугами почты.

Он улыбнулся, а у Вианны возникло странное чувство, будто Беку известно содержание тех бесконечных посланий, что она мысленно сочиняла для Антуана, лежа в постели без сна.

– Спасибо. – Больше она все равно ничего придумать не смогла.

– До свидания, мадам. – И он удалился.

Замызганный листок подрагивал в руках, буквы прыгали перед глазами и расплывались.

Вианна, любимая,

Во-первых, обо мне не беспокойся. Со мной все в порядке, я здоров и даже вполне сыт. Я не ранен. Честно. Ни одной дырки от пули. В бараке мне, по счастью, досталась верхняя койка, так что у меня есть даже немножко личного пространства в такой тесноте. Через крошечное окошко мне по ночам видно луну и шпили Нюрнберга. Но, глядя на луну, я думаю о тебе.

Еды хватает. Я уже притерпелся к мелким вермишелинкам и крошечным кусочкам картошки. Жду не дождусь, когда вернусь домой к твоей стряпне. Только об этом и мечтаю – и о тебе с Софи – все время.

Прошу тебя, родная, не тревожься. Будь сильной, держись, ради меня, а я обязательно вырвусь из неволи. Ты для меня – луч света во тьме, надежда и опора. Только благодаря тебе я сумел выжить. Я тоже буду для тебя опорой, Ви. И ради меня ты сможешь быть сильной.

Обними сегодня покрепче мою дочь, скажи, что где-то далеко-далеко папа думает о ней. И скажи, что я вернусь.

Я люблю тебя, Вианна.

P S. Красный Крест доставляет нам посылки. Если сможешь прислать мои охотничьи рукавицы, буду очень рад. Зимы здесь холодные.

Вианна прочла последнюю фразу и тут же принялась перечитывать сначала.

Прошла всего неделя с момента приезда в Париж, а Изабель уже предстояла встреча с теми, кто, как и она, всей душой стремился к освобождению Франции. Шагая к условленному месту мимо парижан с землистыми лицами и немцев с розовыми откормленными рожами, она нервничала. Нынче утром Изабель оделась особенно тщательно: голубое платье из вискозы с черным поясом. Волосы она завила с вечера, а утром уложила изящными волнами. Никакой косметики. Из аксессуаров только голубой школьный берет и белые перчатки.

Я – актриса, и это моя роль. Я влюбленная школьница, улизнувшая на свидание к кавалеру…

Она придумала такой образ и оделась соответственно. И была абсолютно уверена, что сможет – если спросят – убедить любого немца.

Из-за баррикад на улицах она добиралась дольше, чем рассчитывала, но вот и бульвар Сен-Жермен.

Изабель остановилась под фонарем. Автомобили медленно ползли по мостовой, сигналили, моторы мирно урчали, цокали лошадиные копыта, трезвонили звонки велосипедов. Но даже в царившем вокруг шуме бульвар, казалось, утратил привычные краски и жизнь.

Рядом остановился полицейский фургон, оттуда вылез жандарм в плащ-накидке, со стеком в руках.

– Как вы думаете, не понадобится ли мне сегодня зонтик?

Изабель чуть не вскрикнула от неожиданности. Она так пристально следила за полицейским – тот как раз переходил через дорогу, направляясь к какой-то даме на пороге кафе, – что совсем забыла о своей миссии.

– Д-думаю, будет солнечный день, – выпалила она.

Мужчина схватил ее за плечо и повел по внезапно опустевшей улице. Забавно, как один полицейский фургон может распугать парижан. Никто не хотел оказаться поблизости в случае чьего-нибудь ареста – ни в качестве свидетеля, ни для защиты.

Изабель попыталась рассмотреть спутника, но они шли слишком быстро. Все, что удалось разглядеть, – его ботинки: кожа старая, шнурки истрепались, а на левом дыра.

– Закрой глаза, – приказал он.

– Зачем это?

– Закрой.

Изабель не из тех, кто вслепую пойдет не пойми куда (при других обстоятельствах она непременно отпустила бы колкость на этот счет), но ей так страстно хотелось стать частью важного дела, что она подчинилась. Так и шла с закрытыми глазами.

Наконец они остановились. Стук в дверь, четыре раза. Затем послышались шаги, скрип открываемой двери, в лицо пахнуло табачным дымом.

Мужчина втолкнул ее внутрь, дверь захлопнулась. Изабель открыла глаза, хотя никто ей этого не разрешал. Но пора продемонстрировать характер.

Зрение вернулось не сразу. Темнота и сигаретный дым. Свет давали лишь две лампы, слабо мерцавшие в сизой пелене.

За деревянным столом вокруг переполненной пепельницы сидели мужчины. Двое помоложе, в залатанных куртках и потрепанных штанах. А между ними – хрупкий старичок с пышными седыми усами, Изабель узнала его. Женщина, с которой она встречалась, стояла у дальней стены. Вся в черном, точно вдова, она тоже курила.

– Мсье Леви? – смело начала Изабель. – Это вы?

Старик стянул ветхий берет, обнажив блестящую лысину:

– Изабель Россиньоль…

– Вы ее знаете? – удивился один из мужчин.

– Я был постоянным клиентом в книжном магазине ее отца, – ответил мсье Леви. – И я слышал, что мадемуазель импульсивна, недисциплинированна и бесконечно очаровательна. Из скольких школ вас выгнали, Изабель?

– На одну больше, чем следовало, как сказал бы отец. Однако что теперь пользы в знании, куда усадить второго сына посла на торжественном приеме? – фыркнула Изабель. – Но я по-прежнему очаровательна.