Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих - Наталья Горбачева

Я останавливаю «крестный ход», делаю сердитое-сердитое лицо, при этом сердце мое тает от умиления, какие у нас хорошие детки – вот идут, молятся, как могут, и начинаю легкую проповедь. О том, что, если что-то просишь у Бога, ни в коем случае нельзя баловаться, наоборот, стараться быть серьезным, как никогда.

– Поняли?

– Поняли, – хором ответили присмиревшие дети.

Именно в этот момент начал моросить потихоньку дождик и не переставал с полчаса. Дети радовались как дети: запрыгали, радостно закричали. Взрослые хоть и вышли просить дождя, но с трудом верили, что получают просимое.

– Это детская молитва, – сказал один из мужчин, вытирая то ли слезы, то ли капли дождя. – Мы так не можем молиться.

– Да, Василь Евсеич, Бог один, молельщики не одинаковы. А ты гляди на детей и учись, – весело ответила начальнику соседнего городка Ольга Ивановна; недавно он построил летний дом в нашем поселке. – И с каждым разом-то и прибавляй веры по чайной ложке. Десять ложек – уже сто грамм. А сто – целый килограмм, варенье варить можно. Вот… А что дождик накрапывать стал – слава Богу! И не было бы дождя – тоже слава Ему!

Пошли мы дальше замыкать круг. Около дома Ольги Ивановны остановились, постояли под дождичком – почти два месяца его не было. И даже те, кто с трудом поначалу решился на этот ход, спрашивали, когда еще пойдем. И целую неделю собирались мы вместе ради благого дела. В Ильин день отслужили благословленный архиереем молебен с водосвятием в церкви на станции. Народу собралось – как два наших «крестных хода», человек пятьдесят. Вот и все молельщики. Как же не быть засухе…

По прошествии семнадцати лет после первого нашего «крестного хода» с Ольгой Ивановной узнала я еще об одном удивительном факте. На высоком берегу речки нашего дачного поселка за эти годы рукастый доктор химических наук построил своими руками двухэтажный дом, похожий на замок. Николай сначала думал – для своих маленьких детей, но оказалось, уже для внуков. Наше знакомство было шапочным, то есть кивали друг другу при встречах. Николай был прекрасным семьянином, трудягой, успешным ученым. Он был членом современного научного сообщества, которое познает Вселенную, не принимая в расчет существование Бога, Творца изучаемого мира. Его равнодушие в вопросах веры и постоянная занятость не давали поводов познакомиться поближе.

Дом Николай построил, и наступила очередь огородить его. Участки у жителей в нашем Березове не меньше тридцати соток, а у него и все сорок; забор по периметру оказался больше ста пятидесяти метров. Делал забор прошлым летом сам Николай со своим зятем-помощником. Каждый, кто шел на речку, видел, как добротно и с умом ставили они, заливая цементом, железные столбы, приваривали к ним металлические перекладины, а потом на них крепили ровненькие доски – не сплошняком, а с просветами. Весь отпуск и все выходные дни с утра и до захода солнца Николай посвятил строительству, стараясь за сезон с забором управиться.

И вот Николай приступил к окраске возведенного забора. Ему предстояло несколько раз покрыть все пространство квадратных метров заборной доски: сначала пропиткой, потом краской. Работа нудная и потому утомительная. Все идут на речку, а Николай жарится на солнцепеке в трудах праведных. Решила я развлечь его разговорами. Для начала вспомнила про Тома Сойера, который в наказание получил задание покрасить длиннющий забор и повернул дело так, что забор покрасили другие мальчишки, оплатив право принять участие в столь увлекательном мероприятии своими «сокровищами». Посмеялись и решили перенять практику литературного героя.

В следующий раз поговорили о школьной химии, потом о поселковых новостях. Николай благодарно отзывался на мои разговоры: и от работы особо не отвлекаю, и время быстрее течет.

Так продолжалось дня три. Я ходила на речку купаться, а возвращаясь, на часок останавливалась потрепаться с ним о том о сем – по нашей общей дачной привычке.

И вот однажды, бросив свою кисточку в банку с водой, чтобы не застыла, он приготовился сказать мне что-то важное. Это было видно по его напряженному взгляду. За те несколько секунд, что Николай сверлил меня этим непонятным взглядом, я вспомнила все свои «прегрешения», за которые обычно цепляли меня неверующие дачники: зачем я крестные ходы без священника устраиваю, почему каждое воскресенье езжу в церковь, для чего «хватаю» на улице детей и вдалбливаю им про Бога и даже по какой причине не боюсь ходить в лес одна…

– А ты знаешь, что ты мне жизнь спасла? – вдруг услышала я и подумала: ну, это что-то новенькое, сейчас сцепимся.

– В смысле?

– Что в смысле! Жизнь спасла, говорю… – внушительно сказал Николай. – И вот тогда я понял, что Бог есть!

– Интересно… – все равно не верила я, что нет здесь подвоха.

– Помнишь, вы с Ольгой Ивановной ходили своим крестным ходом и вызвали ливень, пожар затушили…

– А разве ты знаешь об этом?

– Все же знают, не притворяйся! – сморщился он досадливо. Я действительно даже не подозревала, что «все знают», да еще и столько лет помнят. Плохо все-таки я думаю о людях, они лучше…

– И как же это… дело было? – почему-то засмеялась я.

– Тогда все стали заградительную канаву копать, – начал Николай, отчетливо проговаривая каждое слово. – Я тоже копал, Степка с пацанами еще тут вертелись. Потом они побежали за вами, а когда вернулись, мне показалось, что одного нет. Где, спрашиваю, а они мне в лес машут, мол, там остался. Выпорол я потом Степку за вранье, на всю жизнь запомнил!

– Значит, никто не пропадал?

– Нет, конечно, пацаны по глупости сказали, а я рванул в горящий лес, куда они мне махнули. Бегал, кричал, звал… но недолго. Дыма было полно, и я почему-то оказался в кольце огня. Со всех четырех сторон огонь несся прямо на меня, ветер страшенный был. В момент я понял, что всё, конец мне, спрятаться некуда, сгорю… Фу… – выдохнул Николай. – Я никому об этом не рассказывал. Страшное дело! Пожарище внутри леса был сумасшедший!

Я молчала. Трудно поверить, что человек пережил такую жуть и много лет никому об этом ни словом не обмолвился. Мне вдруг показалось, что Николай поставил высокий кирпичного цвета забор специально, чтобы оградить себя от пережитого в злосчастный день, и теперь именно поэтому может исторгнуть из своей души мутный осадок своего животного страха за жизнь… Я оказалась подходящим слушателем. Что-то такое фрейдистское… Всё-таки ученый.

– И тут я услышал твой истошный крик! – вдруг сказал он.

– Когда? – спросила я, поняв, что мои предыдущие умазаключения были невпопад. Надо дослушать человека, а потом делать выводы.

– Когда в кольцо огня попал. Я услышал твой истошный крик, и огонь в то же мгновение стал как-то расступаться, обратился вспять, не знаю, как сказать… И я вышел живой. Почти без ожогов, так только вот здесь по рукам, – показал Николай. – Тогда мне стало ясно, что Бог есть, – и он снова взялся за кисть.

– Ничего себе, рассказик, – растерянно сказала я, потому что даже не знала, как на него реагировать.

– Так что спасибо тебе… – И Николай начал красить свой забор.

– Почему же ты столько лет ничего не говорил?

– Что говорить? Всякое в жизни бывает! Сегодня, наверное, на солнце разморило, краской надышался, вот и сказал.

В общем, кремень ученый. Он красил свой забор, а я стала в сторонку, в тень, и своими вопросами старалась вытащить еще какие-то детали происшедшего.

– Это ведь чудо.

– Ну, чудо, и что? – ответил он.

– Надо же, чтобы люди узнали…

– Зачем?

– Это же чудо, – повторила я, – что ты от неминуемой смерти спасся.

– Ты теперь разнесешь всё это… чего я и боялся. Не надо, – сказал Николай, но чувствовалось, что поговорить на эту тему ему хотелось.

– Не хочешь, не разнесу! Мне самой интересно. А почему же ты неверующим остался?

– После того случая я сознательно крестился.

– Но в церковь не ходишь, креста не носишь… еще одного чуда ждешь? А вдруг не доживешь?

– Знаешь, некогда. Да и так хорошо. Смотри: солнце, птицы поют, трава зеленая, огурцы пошли, у нас и помидоры уже в теплице краснеют, – отговаривался он. – Потом как-нибудь. Уйду с работы, ты меня научишь.

Подобных очень предсказуемых разговоров, что «на пенсии в церковь пойдем», или что «Бог в душе», или что «я безгрешен», наслышалась я немало. По опыту зная, что уговоры в этом случае не только бесполезны, но и приводят к раздражению и даже ссорам, за лучшее я почла раскланяться. За таких крещеных я просто подаю записки о здравии и жду, когда Господь Сам просветит их сердца.

– Будем ждать, надеюсь, не вечно. Успехов в покраске! – пожелала я и отправилась к Ольге Ивановне.

С ней мы обсудили услышанное мной от Николая в деталях и очень порадовались о милости Божией, ему явленной.

– Я б после такого… не знаю, святой, наверно, стала. Забыла бы всё и только Богу молилась, – воскликнула Ольга Ивановна. – Вот ведь какие твердолобые!