Денежное обращение в эпоху перемен - Владимир Юровицкий

Несколько иначе обстоит дело в случае гиперинфляции. Тут возможны два случая. Первый случай связан с тем, что государство для покрытия своих нужд печатает деньги в очень больших количествах. Как правило, это происходит во время войн или революций. Тут Фридмен прав, что гиперинфляция связана с действиями денежных властей. Хотя, впрочем, не из любви к самим бумажкам они на это идут, а по вполне понятным соображениям финансирования каких-то жизненно важных государственных нужд. Но бывает и другой тип гиперинфляции, когда государство вовсе не имеет намерений специально печатать деньги, а лишь вынужденно идти вслед за гиперинфляцией. Это происходит, как правило, при быстром переходе от плановой или контролируемой экономики к рыночной.

В чем же причина, что в этих случаях развивается гиперинфляция?

Дело в том, что в плановой экономике ценовые соотношения искажены в угоду тех или иных социально-политических целей, которые ставит перед собой государство. И когда цены освобождают, то экономика оказывается в неравновесном состоянии. И потому отрасли, которые оказались в первый момент с экономически убыточными ценами, резко их увеличивают до уровня своей рентабельности, а то и выше. В результате бывшие рентабельными отрасли оказываются нерентабельными, и через некоторое время и они вынуждены поднимать свои цены. После этого оказываются нерентабельными и новые отрасли. Возникает непрерывная гонка цен между отраслями, которая и дает гиперинфляцию. Это хорошо можно наблюдать на примере гиперинфляции 1992–1996 годов. Если построить графики относительных отраслевых цен в эти годы, то видно, как в ценовой гонке вырывается одна отрасль, затем другая и так до бесконечности. И никакими внутренними рыночными механизмами эта гонка не может быть остановлена. В 1996 году в России она была остановлена, как выражался г-н Дубинин, с помощью гири низкого валютного курса доллара. Центробанк так понизил курс доллара (повысил стоимость рубля), что цены уперлись в потолок мировых цен. И поэтому остановились. Результатом этой остановки стали, правда, разрушенная экономика, которая оказалась не готовой конкурировать на мировом рынке, истощенные валютные резервы, и закончилось все августовским крахом и дефолтом. И сейчас, когда гиря дешевого доллара оказалась сброшена, мы вновь стоим перед развертывающимся процессом гиперинфляции. Ведь подавив инфляцию с помощью валютной гири, не удалось выполнить главного – уравновесить ценовые паритеты товаров различных товарных групп в соответствии с их экономически обоснованными значениями.

Таковы механизмы инфляции и гиперинфляции, а вовсе не злой умысел денежных властей, печатающих слишком много денег, как это утверждает монетаризм и его патриарх Милтон Фридмен.

Четвертая ошибка Милтона Фридмена состоит в том, что за своими формулами и цифрами он не понял явления инфляции как реального явления действительности, вовлекающего в свою орбиту интересы и судьбы миллионов и миллионов людей.

Пятая ошибка Милтона Фридмена. Милтон Фридмен как ученик Иосифа Сталина

Что же конкретно рекомендует Милтон Фридмен для увеличения всеобщего богатства? Оказывается, что лучшим способом увеличения этого богатства была бы политика постоянного снижения цен. В результате каждый владелец денег становился бы все богаче и богаче. Однако это снижение не должно быть слишком быстрым. Знаете почему? Обхохочетесь.

Потому что если каждый человек станет вдруг богатым, то ему придется нанять телохранителя для защиты своего богатства и еще думать, как использовать это неожиданно свалившееся богатство.[6] А эти мысли могут слишком изнурить и измучить людей. Не правда ли, настоящая шизофрения. Причем это вовсе не наше выражение. Это выражение самого Милтона Фридмена, один из разделов книги которого так и назван «Заключительные шизофренические заметки».[7]

Но не кажется ли читателю, что эти рассуждения о снижении цен что-то до боли знакомое напоминает? Да, конечно: «Было время, и цены снижались». Вождь народов в свое время хотел непрерывным снижением цен осчастливить советский народ. Только результат этого нам памятен. Снижались цены в основном на продовольствие, вслед за этим снижались и закупочные цены на сельскохозяйственные товары, в результате чего деревня оказалась на грани вымирания. И только после смерти вождя пришлось отказаться от этих бредовых идей, поднимать и закупочные, и розничные цены на продовольствие. Так что мы видим, Милтон Фридмен, оказывается, был прилежным учеником Иосифа Сталина. И эта связь гораздо глубже. Ведь снижать цены можно только в централизованной, тоталитарной экономике. Какое предприятие по своей воле будет снижать цены на свою продукцию? Ведь оно же просто вылетит в трубу, если начнет продавать товар ниже себестоимости. Значит, для проведения такой политики необходима не невидимая рука рынка, а ежовая рука диктатора.

Картина просто удивительная. Во всем мире, всюду и везде цены в свободной экономике имеют только одну тенденцию – тенденцию роста. Обратного хода цены не имеют. А наш лауреат говорит, что весь мир шагает не в ногу, а правильно надо идти совсем с другой ноги и в другую сторону. Не нужно быть ни академиком, ни лауреатом, чтобы понять, что в системе падающих цен рыночная экономика существовать не может. Как, к примеру, отдавать кредиты, если выручка станет меньше затрат? Тогда по логике автора надо и кредиты выдавать с отрицательными процентами. Чем дольше не отдаешь кредит, тем меньше должен возвращать. Кажется, до такого еще не додумался никто.

Научный догматизм – это пятая ошибка Милтона Фридмена. Если вся человеческая практика противоречит его выкладкам, то тем хуже этой практике, виновата практика, а не его теория.

Шестая ошибка Милтона Фридмена. Чего не может рынок

Основная посылка монетаризма состоит в том, что нужно как можно меньше вмешиваться в финансовую систему. Рынок, мол, сам все сможет урегулировать, настроить, сделать все наилучшим образом.

Увы, если бы это было действительно так. Простой пример. Никакой рынок сам не способен погасить гиперинфляцию. Рынок хорошо «отрабатывает» небольшие отклонения от положения равновесия. Но если ситуация сорвалась в штопор, то никакой рынок не может выйти из него собственными силами.

Надо ясно понимать: рынок решает всегда текущие проблемы. Его взгляд направлен разве что на шаг вперед. Но смотреть вдаль, на горизонт он не способен принципиально.

Скажите, мог бы свободный рынок создать космонавтику или ядерную энергетику? Ведь здесь потребовалось вложить в течение длительного срока громадные средства с сомнительными перспективами на получение когда-либо прибыли. Это сейчас, когда государства – СССР и США – вложили фантастические денежные средства, материальные и человеческие ресурсы, прошли самую сложную часть пути, частные компании бросились в космический бизнес. Но чтобы стало с ними, если бы СССР и США потребовали бы от этих компаний возместить хотя бы часть вложенных ими средств?

Поэтому рынок и государство не антагонисты. Они должны действовать совместно. Нужно ведь не только смотреть под ноги, нужно не сбиться и смотреть вперед. Только на этом пути могут быть достигнуты успехи. Это понимание, к сожалению, у монетаристов и Милтона Фридмена полностью отсутствует.

Как и почему возник монетаризм?

Монетаризм возник в США в шестидесятые годы. Америка переживала в это время тяжелые времена. Война во Вьетнаме, начавшееся крушение Брет-тон-Вудской системы, унизительное для самолюбия американцев отставание в космической гонке от СССР, мощное расширение мирового лагеря социализма, Куба в пределах видимости от берегов США. Экономическое положение также было неважным. Дошло до того, что в США ввели ограничения на заграничные поездки американцев, запрет на зарубежные инвестиции. Все это показывало, что старые экономические идеи, основанные на доктрине кейнсианства, уже не работали. И это понятно. Кейнси-анство было прежде всего экономической теорией бумажных денег. Но в шестидесятые годы с развитием вычислительной техники стало бурно развиваться счетно-денежное обращение. В новых условиях кейнсианство, привязанное к бумажно-денежному обращению, стало давать сбои. Происходило обюрокрачивание страны, опирающееся на кейнсианские идеи. Требовалось что-то новое. И тут появились Милтон Фридмен и Чикагская школа. Неважно, что их теория была совершенно некорректна. Это многие видели даже в самих США. Но они по крайней мере хоть что-то новое предлагали. А всегда лучше хоть плохая теория, чем отсутствие ее. И если стали в США использовать идеи Фридмена, то использовали их здравомыслящие люди и не слепо. Получалось по Фридмену – хорошо, не получалось – отбрасывали. Гениальность человека такова, что даже с помощью самой плохой теории он ухитряется делать много полезного. Как пример приведем алхимию или теорию теплорода. Теории неверны, а сколько с их использованием было создано и открыто!