Балатонский гамбит - Михель Гавен

— Не раскрывай себя, — кричал Иванцов, — назад! Назад! В лес! Где девчонки? Все в лес!

Он придерживал руку, видно, тоже был ранен. Харламыч заметно хромал, но старался не отставать.

— Все в лес, в лес! — Иванцов на мгновение остановился рядом с Натальей. — Раиса как? Берите ее, за мной, за мной.

— А Косенко?

— Они отходят вдоль дороги. Ничего, сообразят! За них я не волнуюсь. Не в первый раз. Мне, главное, вас вывести.

Как могли быстро они устремились в глубь леса. Наталья и Прохорова несли Раису, Харламыч и Иванцов тяжелораненого Аксенова. От дороги слышались гулкие выстрелы. По деревьям беспорядочно щелкали пули. Минут десять бежали по снегу. Стрельба доносилась все глуше и глуше.

— Отстали, кажется, — переводя дыхание, Иванцов остановился. — Ну, Васильков, устроил нам.

— Себе устроил, — мрачно откликнулась Наталья. — Убили его?

— Всю голову раздробили, — грустно произнес Харламыч. — Молодой, горячий. Что с него возьмешь.

— А вот что! — Иванцов зло показал пальцем на Раису. — И вот, — он показал на Аксенова. — И где Мишка, где разведчики, что с ними? Только что все были вместе, живы, здоровы, шли по плану. А тут на тебе, один дурак нашелся, в герои захотел. И что? Я без солдат остался, с двумя ранеными, с двумя девицами и одним стариком, тоже раненым. Вот и вся комсомольская инициатива. Пропагандисты хреновы.

В лесу было тихо, даже тепло. Теплее, чем на холмах и в низине. Лунный свет скупо сочился между заснеженными ветвями. В просветах темнело высокое, звездное небо.

— Раиса, как ты? — Наталья склонилась над санинструктором. — Ты мне говори, что делать, я повязку наложу, не волнуйся.

— Все кончено, — прошептала девушка, прижавшись лицом к ее груди. — Помру я. Не выжить. И малыш со мной. Ребенка я решила оставить, Мишкиного. Война-то уж к концу идет. Думала, как-нибудь скрою от всех. Даже ему ничего не говорила. А война скоро кончится, с ним и домой. Женится не женится, а память будет. А она, сволочь такая, прямо в живот попала. Прямо в живот, все разворочила, — Раиса залилась слезами.

— Ребенок? — Прохорова чуть не уронила шапку. — А ты чего молчала, Рая?

— Прохорова, рот закрой, — прикрикнула на нее Наталья. — А что слышала, забудь. Если ты кому пикнешь, узнаешь у меня. Посерьезней надо быть, Надежда, не шутки же, — упрекнула она снайпершу. — Не с девчонками на завалинке язык чесать. Говорила тебе уже.

— Да я что, товарищ лейтенант? — Прохорова смутилась.

— Вот и не лезь, куда не просят, — отрезала Наталья, потом снова склонилась к Раисе. — Жалко, конечно, что так, Рая. Главное сейчас — ты, не надо отчаиваться. Сама жива будешь, Мишка вернется, все будет у вас по новой. Ну, постарайся, давай. Трудно нам, женщинам, когда такие мужики на нас прут, при таких танках да пушках, но раньше-то нам легче было, что ли? И в поле бабы, и на заводе бабы, и на войне у нас бабы. Никуда не денешься, такая русская долюшка. Ну, давай, Раиса, не плачь, давай, скоренько. А то мне еще майора перевязывать надо.

— Ты там не торопись, — донесся до нее голос Харламыча. — С Райкой хлопочи, я тут майора перевяжу. А ты, Раиса, — строго прибавил он, — горячку не пори. Мишка в лес, вглубь ушел, выберется к своим, а ты где? Нет тебя? Вот здорово будет. Так что, давай-ка, помогай Наташке, чтоб все путем было.

— Ты сам-то как, Харламыч? — Наталья обернулась. — Задели тебя?

— Да, царапнули малость в ногу, но я перевязался, ничего, терплю.

— Значит, так, товарищи бойцы, — Иванцов надорвал зубами бинт, затянул покалеченную руку. — И оставшиеся товарищи офицеры заодно, — он взглянул на Наталью. — Больше связываться нам с немцем пока ни к чему. Будем пробиваться дальше к каналу Шарвиз. Если все удачно получится, Косенко либо догонит нас, либо параллельно выйдет, там встретимся.

Послышался пронзительный свист, Прохорова рухнула в снег, остальные даже не успели среагировать. Через мгновение шагах в тридцати разорвалась мина.

— Смотри, не унимаются, — покачал головой Иванцов. — Решили, наверное, что тут крупный отряд. Так Васильков напугал их. Оставаться нельзя. Наталья, Раиса, готовы?

— Сейчас заканчиваю, товарищ капитан.

— Ну, давай заканчивай, и пойдем дальше. Нам сниматься надо отсюда, а то пристреляются. Пойдем с осторожностью. Мы теперь тут как букашки у немцев в тылу, — он посмотрел на карту. — Недалеко от этого села, как его, Дунапентеле, в лесу, сторожка лесника. Канал этот самый у нас справа, до него с десяток километров будет. Так что немца много на пути попадется. Оттуда, от канала, доносится стрельба, — он прислушался. — Значит, там фронт. Знать бы, на каком берегу наши, на этом или уже на том, а то еще и вплавь переправляться придется. А с ранеными куда? Лед-то уже некрепкий, людей не выдержит…

Рассуждая вслух, капитан подошел к большому круглому пню, смахнул с него снег, присел. Вдруг снова послышался вой, с треском взорвалась мина прямо рядом с капитаном. Иванцова окутал черный дым. Наталья вскрикнула. Вскочив, подбежала к осевшему на снег командиру.

— Степан Валерьяныч, как ты?

Лицо Иванцова с грязными щетинистыми щеками болезненно скривилось. Шапка упала в снег. Слипшиеся волосы клочьями покрывали мокрый лоб.

— Наталья, — проговорил он, едва шевеля побелевшими губами, — ты за старшего остаешься.

— Я? — Наталья пожала плечами.

— А кто же? Прохорова, что ли? — Иванцов даже нашел в себе силы улыбнуться. — Ты офицер, тебе и командовать. Вся команда у тебя — Харламыч да Надежда твоя, бери их и пробивайся к Шарвизу. А нас, раненых, здесь, в лесу оставь, не надо с собой тащить. Иначе схватят тебя немцы. По одному патрону на каждого найдется, в плен сдаваться не будем. Поняла меня? И это, — он притянул Наталью к себе. — Ты там Марье Ивановне моей напиши, как, мол, и что. Мол, у озера Балатон, в Венгрии, так вышло. Это мой приказ. Последний.

— Ты что говоришь, Степан Валерьяныч? — Наталья сдернула остатки разорванного ремня, расстегнула на ротном пробитый осколком полушубок — вся грудь была залита кровью. Лицо Иванцова наливалось синевой, зубы прикусили кончик языка.

— Я сейчас перебинтую, — Наталья рванула к себе санитарную сумку. — И никакого твоего приказа выполнять я не буду. Никого я здесь не оставлю. Трое нас, Прохорова, Харламыч и я, дотащим вас…

— Куда? Десять километров до канала, и немец на каждом шагу, — Иванцов безнадежно покачал головой. — Брось. Делай, что говорю. Хороший ты человек, Наташа, добрый. Женщина красивая, я тобой любовался всегда. Но сейчас не время для доброты, иди. Не уйдешь, сама погибнешь, и их погубишь…

— Никуда мы не пойдем, верно она говорит, — поддержал Наталью Харламыч. — И ты рано на тот свет собрался, капитан, еще дочку твою Галину замуж выдавать будем, на свадьбе погуляем после войны. Мы вас сейчас, это, — он подтолкнул Наталью в бок, — может, до лесничего того, про которого ты говорил, дотащим. Это пока. А там обмозгуем, что к чему.