Алиедора - Ник Перумов

«Вас никто не звал в наши пределы. Вы можете жалеть несчастную замёрзшую девчонку, но вы же, войдя в раж, не пощадите грудного младенчика. Отчего цветущий Меодор обратился в безжизненную пустыню? Не от таких ли, как вы?..»

Но вслух доньята этого, разумеется, не сказала.

…Её пропустили, вдобавок снабдив внушительно выглядящей подорожной. Живот блаженно урчал – в нём уютно устраивалась краюха хлеба, запитая парой кружек обжигающего кипятка; больше у стражников его величества Семмера, владыки Долье и Меодора, ничего не нашлось. Под конец даже Феншо перестал зыркать на неё недобрыми буркалами.

Воспрял и гайто – ему досталось немного сена из королевских яслей. Во всяком случае, когда Алиедора выехала на улицы Артола, по-простецки утирая рукавом губы (матушка лишилась бы чувств), жеребец шагал весело, вскинув голову.

От нарядного, праздничного Артола, запомнившегося Алиедоре большими ярмарками, куда её возили девчонкой вместе со старшими сёстрами, остались одни воспоминания. На улицах, меж домами намело снега, сугробы поднимались до окон, и никто их не разгребал. Занесено было слишком много входных дверей и крылец, слишком много сорвано ставней – холодный ветер гулял по выстуженным, разграбленным и запакощенным комнатам, которые некому было убирать. Сиротливо покачивались, скрипели несмазанными петлями вывески мастеров – все лавки закрыты, но почти же и все – взломаны, всё хоть сколько-нибудь ценное – вынесено. Редко-редко над какой крышей поднимался дымок.

Алиедора молча ехала сквозь полумёртвый город. Она узнавала отдельные дома, храмы – но Артол казался сейчас распластованным трупом под ножом школяра-медикуса; помнится, нянюшка с ужасом рассказывала о страстях, что творятся в Дир-Танолли, где ученики выкапывают с наставниками свежие трупы бедняков, за кого некому заступиться, и кромсают их вдоль да поперёк, «смотрят, чего у них унутре».

Сиротливо крутятся кованые флюгера, холодный ветер дует с Реарских гор, где на вершинах уселся старик-морозник, насылающий лютую стужу. Алиедора пробиралась по улицам Артола; редкие прохожие неразговорчивы, лица – исхудавшие, болезненно-бледные. Невольно доньята подумала, сколько ж их не доживёт до следующего урожая.

На едущую верхами бледную девушку нехорошо косились, кое-кто плотоядно облизнулся, глядя на отощавшего, но всё ещё сильного и статного гайто. Доньята вздрогнула, понукая жеребца и спеша оставить жуткое место.

…Она научилась жить в голоде. Он теперь был повсюду – в ней и вокруг неё, заполнял мысли, манил лживыми запахами. В Артоле еды было не достать – хоть и звенят в кошеле, срезанном с пояса бородатого наёмника, монеты, на них сейчас ничего не купишь.

Алиедора уже не могла понять, зачем её понесло в полумёртвый город. На что-то надеялась, глупая, во что-то верила… А во что тут поверишь? Кто сильнее, тот и прав. И нет больше никакого закона. Законы – это для слабых и глупых, чтобы думали, что есть «справедливость». Вот она – спаслась на капище от охотничьей своры, всё одолела и превозмогла, добралась до родного Венти; и всё к чему? Отец погиб, замок хоть пока и не взят, но из осады не вырваться. Помощи ждать неоткуда – если в Меодоре такое разорение, серфы бежали кто куда, не собрать нового войска… Вся надежда на доарнцев, однако те тоже не дураки – не преминут поживиться хоть чем-то, хотя чем тут живиться, горько подумала Алиедора, оглядываясь на полумёртвый город.

Да, так что же со справедливостью и законом, доньята? Ты была права, права кругом – и чем оно обернулось? Красивые слова о рыцарской чести – и разорённая страна, что здесь, что на том берегу Долье. «Право супруга», с чего всё и началось…

Нет, хватит. Если она выберется отсюда, она станет совсем другой. Не бежать надо было, а просто зарезать скотину Байгли – пусть на том свете даёт отчёт Ому – или Семи Зверям – в своих делишках. А она побежала. Повела себя как олениха-скайме, которую загоняет прайд горных саблезубов.

Если ты бежишь – ты слаб. Удел сильных – стоять и сражаться.

Но если ты и впрямь не богатырь, не могучий воин, если ты всего лишь девушка, едва разменявшая шестнадцатый круг, – что делать тебе?

Сила должна найтись. Она, Алиедора, просто отвернулась от того, что ей подсказывала судьба. Тогда, на капище. Силы, что защищали её, – может ли она вновь взглянуть им в глаза? Они ведь не оставили доньяту и после – как ещё объяснить спасение от Гнили в «Побитой собаке»?

Алиедора пошатывалась в седле, судорожно стиснув поводья. Умный гайто тяжело вздыхал, однако брёл сам по себе и куда надо, по едва-едва заметной дороге там, где в мирные времена лежал бы утоптанный, наезженный санный тракт – от Артола до расположенного в предгорьях доарнского Атроса. Граница уже недалека, доньяте осталось одолеть расстояние даже чуть меньшее, чем лежало меж Артолом и родным Венти.

Голод злобным хищником вгрызался в сознание, тупая боль в животе давно прошла. Алиедора глушила её кипятком, благо снега вокруг хватало. Она приучилась пить, словно обычную колодезную, кипящую ключом воду не обжигаясь. И сильнее голода, сильнее холода, сильнее даже жажды мести за отца росла и крепла мысль – этого со мной не повторится. Я должна стать сильной. Слабых сметают, и это закон жизни. Сколько бы церковники ни твердили о милости к бедным и обиженным. Этого нет и не будет. Кто верит подобным сказкам – сами всовывают шеи в петли. Если у тебя нет силы – ты никто и ничто. С тобой можно сделать всё, что угодно. Отдать «на воспитание» в чужой дом; отхлестать розгами в первую брачную ночь; травить псами, если дерзнёшь уйти в побег; двинуть вдогонку целое войско, если твои родные решат за тебя вступиться; разорить страну, чьи леса и пажити дают укрытие беглянке…

Ты должна стать сильной, доньята. Никакая месть не воскресит отца, она лишь потешит тебя, но без силы – ты сможешь лишь бежать, всё дальше и дальше, вплоть до Безлюдного берега, где обитает нелюдь и куда, по слухам, не отваживались соваться даже самые опытные маги знаменитой Шкуродёрни.

Алиедора пробивалась сквозь снежную пустыню одна-одинёшенька. Как и когда псы Семмера успели вымести подчистую и этот пограничный край? Куда делись все жители, серфы и благородные? Доньята миновала наполовину сожжённую, наполовину обрушившуюся деревянную крепостицу – замок кого-то из младших вассалов, рыцарей, какие служили и её отцу. Здесь, вблизи от доарнского рубежа, жило несколько благородных фамилий, могущих считаться «ровней» богатым и знатным сенорам Венти, Алиедора могла бы попросить у них убежища. Однако доньята решительно отогнала эти мысли. Она не сойдёт с торной дороги. Может, те замки – не чета сгоревшей крепостице – и выстояли, может, над ними по-прежнему меодорские зна– мёна, но она не может рисковать. Она должна выбраться в Доарн. С ним Долье, насколько доньята могла понять, пока ещё не воевало. Туда же, за доарнский рубеж, по идее, могли сбежать и все местные жители; наверняка не с пустыми руками, так что там Алиедора могла рассчитывать по крайней мере на то, что бесполезно таскаемые в кошелях монеты наконец-то пригодятся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});