Марина Мнишек. Невероятная история авантюристки и чернокнижницы - Ядвига Полонска

Она была счастлива. Уже несколько дней как она выбросила свою злосчастную куклу и удивлялась собственной глупости – зачем надо было строить все эти козни, прибегать к страшному колдовству, если можно было просто любить его?

– Ты простишь меня за ту записку? – вдруг спросила она.

– Которую принес ворон Корвуса?

– Да, – Марианна почувствовала, как к горлу подошел ком.

– Я уже простил. Надеюсь, что Господь простил нам обоим этот грех, – улыбнулся Дмитрий.

– Я буду молить его об этом, – серьезно ответила Марианна. – Я много думала все эти месяцы. И поняла, что была слишком несправедлива к тебе.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился он.

– Когда мы с тобой познакомились, мне было страшно признаться самой себе в том, что я влюблена в тебя. И из-за этого я делала многое из того, что не следовало бы делать…

– Что именно?

– Собирала все эти коренья, колдовала и заговаривала. Зачем все это было нужно, если Бог итак наградил нас взаимной любовью?

– Главное, что ты не сомневалась в моей царской крови, – добродушно ответил Дмитрий.

– Не сомневалась, – соврала Марианна.

Она подошла к туалетному столику и взяла гребень.

– Ты читал мое письмо из монастыря? – спросила она, расчесывая волосы.

– Тебя надоумила моя матушка?

– Нет. Я это узнала от наших людей в Москве. Несколько десятков шляхтичей предупредили отца о заговоре, который готовит Шуйский уже на следующий день по приезду.

– А им откуда это стало известно?

– От немцев, торгующих в городе.

– И что рассказала немчура? – начиная раздражаться, спросил Дмитрий.

– Сказали, что Шуйские еще до моего приезда стали распространять слухи о том, что я приехала насаждать римскую веру.

– Но, разве это не так? – рассмеялся Дмитрий.

Марианна внимательно посмотрела на мужа и поняла, что власть и любовь народа притупили у него чувство опасности.

– Они убьют нас, если сейчас же, сегодня же, не принять меры, – серьезно сказала она.

– Хорошо, – весело ответил Дмитрий. – Сегодня же вышлю их, вместе с казаками в Поморье.

– Казаки тебе верны, – непонимающе ответила Марианна.

– О, Боже! Марыся! Ну, прекрати же! – взмолился Дмитрий. – Сегодня наш первый день! Наш самый счастливый день!

Он раздраженно вскочил с кровати и вышел из спальни.

Глава 12. Если Господь хочет наказать человека, то лишает его разума…

Утром четвертого дня после свадьбы шляхтичи сидели в покоях Мнишека.

– Пан воевода, в городе уже небезопасно. Надо что-то делать, – говорил Осмольский. – Уже казаки предупреждают нас, что Шуйские готовят мятеж.

– Что с этой боярыней? Нашли зачинщиков? – озабоченно спросил Мнишек.

– Нет. Царские судьи и гонцы семь раз за день, вместе с боярским посланником выходили к народу и сообщали, что никакие поляки ее и пальцем не трогали, – ответил шляхтич.

– И что же?

– Теперь на нас наговаривают, будто по ночам мы оскверняем их церкви.

Мнишек встал из кресла и нацепил саблю.

– К царю паны.

Дмитрий был в прекрасном расположении духа. Пиршество продолжалось. Ему, конечно, доложили и про историю с боярской дочкой, и про то, что накануне ночью в Кремле поймали шестерых разведчиков от Шуйских. Но он лишь приказал казнить их, а сам, обманом успокоив Марианну, продолжал предаваться радостям жизни. Визит Мнишека он воспринял также легкомысленно.

– Поистине, пан воевода, вы поражаете меня своим малодушием, – ответил он на слова Мнишека. – Но, дабы успокоить вас, я сейчас же прикажу Басманову по всем улицам в темное время суток поставить стрелецкую стражу, чтобы стерегли всех гостящих в Москве поляков.

– Государь, народ бунтует. Шляхтичей забрасывают камнями. Отказываются продавать даже хлеб. Нынешней ночью кто-то без вашего ведома впустил в город разными воротами толпу. Это те восемнадцать тысяч служивых, которых вы отправили в Крым. Всеми воротами города владеют изменники.

– Ступайте, воевода, – утомленно ответил Дмитрий. – Отдыхайте и веселитесь. Я все улажу.

Поляки покинули царские палаты.

– Вот уж точно сказано, что если кого Господь Бог и хочет наказать, то сперва отнимает у него разум, – проворчал Мнишек, выходя на площадь.

* * *

Той же ночью, Шуйский выпустил из укрытий десятки тысяч верных себе солдат.

Рано утром, когда Москва еще не проснулась, на улицах послышались крики.

– Горит город! – кричали солдаты.

Через четверть часа, головорезы Шуйского окружили все польские квартиры, и одновременно захватили Кремль. Потом они ударили во все колокола, и толпа вооруженных мятежников начала стекаться на Красную площадь. Быстро поубивав отряды алебардщиков, бунтовщики ворвались во дворец.

Шуйский с помощниками ворвался в покои Дмитрия. Расправившись с Басмановым, который обычно спал в соседней от царской комнате, они схватили царя.

Марианна, услышав крики, выбежала в коридор.

– Что такое?

– Шуйские возмутились! – крикнул ей стрелец. – Беда, царица! Государя убили!

Она почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.

– Убили… – прошептала Марианна.

И тут же, взяв себя в руки, она побежала вниз – в подвал.

– Беги, царица, – кричали ей еще оставшиеся в живых стрельцы. – Наверх – к себе!

Марианна, не зная, что делать, все-таки решила подняться в свои покои. Но на лестнице ее нагнали мятежники.

Не узнав царицу, они просто столкнули ее вниз и побежали к покоям. Подождав, пока солдаты Шуйского поднимутся наверх, она выскочила из палат и бросилась в избу, где жили ее фрейлины.

– Ваше Величество! Прячьтесь среди дам!

Это был Ян Осмольский, он под руку провел ее сквозь несколько десятков перепуганных, полуодетых женщин и приказал не подавать никакого вида, даже, если ее узнают.

В это время мятежники уже ломились в двери. Осмольский распахнул одну створку, выбежал в коридор и налетел на них.

Коридор, где все это происходило, был узким. И ему удалось выбить врагов на крыльцо.

Два с лишним часа Осмольский, несколько раз раненый, истекая кровью, защищал придворных дам, удерживая бунтарей на ступенях. И только когда шляхтич уже полностью лишился чувств, его вытащили на улицу и разрубили на куски.

Толпа разъяренных солдат ворвалась в комнату. Но увидев несколько десятков перепуганных женщин, они остановились. Лишь один, совсем потерявший рассудок, от вида крови ударил саблей жену Хмелевского старосты.

– Чего творишь, гадюка?! – крикнули ему сзади.

Тот огляделся вокруг. Внимательно посмотрел на умирающую женщину, потом – на стены, украшенные резьбой и коврами, и закричал: «Грабь шляхтиц!». И толпа ринулась в покои, в которых спали женщины. Марианна стояла, прикрытая своими соотечественницами, и содрогалась от беззвучных рыданий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});