Центральная реперная - Сергей Васильев

— Что еще?

Потапов приложил палец к губам. Потом настороженно оглянулся, осмотрел все углы помещения и прикрыл дверь за собой.

— Что за представление? — недоуменно спросил Широков.

— С глангами говорил.

Директор усмехнулся:

— От шпионов скрываешься?

— Есть подозрения.

— Опять?

— На этот раз — абсолютно точные данные. Ручаюсь.

Директор вздохнул.

— Делись…

Потапов зачем-то изогнулся и выудил из-за пазухи некий предмет, в котором Широков далеко не сразу опознал горелку.

— Это вообще откуда?

— Я же говорю — гланги принесли. Нашли. Там, где пожар возник.

— То есть, ты хочешь сказать, что это был поджог? Изнутри?! Какой идиот так поступать будет?!

— Почему идиот? — Потапов пожал плечами. — Это мог быть совершенно расчетливый замысел. Смотри. Внутренний утеплитель у нас несгораемый. Тем не менее, под воздействием огня он начинает обугливаться с выделением некоторого количества дыма. Если открытое пламя убрать — обугливание прекращается. Значит, огонь должен гореть длительное время, пока утеплитель окончательно не прогорит, а вслед за ним не прогорит наружная обшивка.

— И в результате — разгерметизация станции и гибель самого злоумышленника. Не получается.

— Неправильно. У нас стоит автоматическое пожаротушение. Герметизируется отсек, в котором пожар, и открывается наружная створка шлюза. Нет кислорода — нет горения.

— Какой смысл тогда пожар устраивать?

— Владимир Аристархович, но ведь всё произошло иначе. Автоматика не сработала. Отсеки не герметизировались — как раз протаскивали кабели для подключения сменного вентилятора. Люди в отсеках были. Если бы прогорела обшивка — весь объем лишился бы кислорода.

— Вот именно. О чем и говорю. Тогда злоумышленник наверняка бы погиб.

— Он мог находиться вне станции, — спокойно ответил Потапов.

— Либо в другой зоне — вне аварийного отсека.

Директор и главный инженер понимающе переглянулись.

— Ну, хорошо, — согласился Широков. — И что дальше? Какие меры принимать? Всех же не будешь подозревать. Вернее, можно подозревать всех, а толку то? К тому же, есть у тебя уверенность, что это всё один человек провернул? Может, их целая группа? Одного поймаешь, а остальные дальше вредить будут.

— У нас есть специалисты. Они его разговорят. Только поймать его и всё.

— Ладно. Дам им указания. Чтоб ловили. Будто они сами не знают — что делать. А горелку им отнеси. Очень удачно ты ее прятал.

Потапов кивнул, сунул оплавленную горелку обратно за пазуху и вылетел из каюты директора.

Служба безопасности взялась за дело рьяно. Назначили следователя. Установили местонахождение каждого работника в момент происшествия. Допросили тех, кто находился не там, где должен. Потом — остальных, которые занимались делом. Следователь интересовался всякими необычными происшествиями. Вспоминали разное. Всё это записывалось, систематизировалось и обрабатывалось. По идее, после общей обработки комп смог бы назвать имена тех, кто стремился причинить вред станции.

Самым сложным для следователя было задать параметры обработки: что считать подозрительным и на что обращать внимание в первую очередь. А тут еще открылись странные случаи, которые никак нельзя было объяснить. Случаи смущали и не укладывались в общую картину происшедшего. Вот как, например, расценивать исчезновение человека со станции? Ладно бы он совсем исчез, например, выбросился в открытый космос без скафандра и полетел к Ю-2, чтобы упокоиться в его глубинах. Или проделал бы то же самое в скафандре и на скутере! Было бы понятно. Так ведь нет! К тому же, датчики слежения, установленные в средствах защиты, отметили бы уход со станции. Не было такого. Никто, по их данным, не покидал станцию, и никто в нее не входил в момент пожара.

Тем не менее, человек исчез. Потом появился. Всё это было четко зафиксировано приборами, но необъяснимо. Следователь нервничал. Конечно, во время аварийной ситуации аппаратура могла выйти из строя и показать что угодно. Показания датчиков расхода кислорода следователь вообще не принял во внимание — количество оставшегося газа определили по факту, после тушения. А уж как он расходовался в процессе, отчего и почему были всплески и падения — доискиваться не было смысла.

Следовательно, строить дознание приходилось на показаниях свидетелей. А они, естественно, не отличались объективностью. Никто же не вел фиксации времени. Конечно, на записях время прослеживалось вполне нормально, и ругань того или иного монтажника укладывалась в общую картину происшедшего. Но вряд ли кто-нибудь из них мог сказать, по какому именно поводу он выругался так, а по какому — иначе. И главное — что в этот момент происходило на станции, например, в соседнем отсеке.

Тем не менее, удалось установить, где находился тот или иной человек в определенный промежуток времени, что делал и даже о чем думал. Как выяснилось, никто станцию не поджигал. Следователь поговорил с глангами. Те тоже не признались. Следов не было. Камеры ничего подозрительного не зафиксировали. Следователю стало казаться, что произошло самовозгорание и никто в нем не виноват. И что горелка оплавилась из-за наружного жара, случайно оказавшись в эпицентре огня.

Следствие зашло в тупик.

Потапов только руками развел.

* * *

3. Сергеев

Другой бы то же самое сделал. Ручаюсь. Может, внизу какой-нибудь хмырь и мимо бы прошел, отвернувшись. Дескать, не мое дело, пускай специальные службы помогают. Там — да. Там таких много. И в чем-то они правы.

У нас на станции такое не покатит. Ты не поможешь — и тебе помогать не станут. Внизу без общества прожить — раз плюнуть. А здесь — нет.

В общем, как увидел я его, так сразу действовать начал, на автомате. Некогда выяснять да разбираться — кто это в кровавой луже лежит да сейчас концы отдаст. Пока выяснишь, он и окочурится, ждать не станет. Нет, про себя-то я отметил, что незнакомый человек. Но мало ли кого я не видел. Не будет же каждый простому монтажнику представляться?

Конечно, не лежал он. В невесомости такого понятия нет — "лежать", "стоять". Там всё едино. Если официально, как для протокола, то "находился в горизонтальном положении относительно условной поверхности пола лицом вниз на расстоянии двадцати сантиметров от нее".

Я аптечку на стене открыл, аварийный сигнал медикам подал и сразу первую помощь оказывать. Давление у него еще было: кровь толчками из груди бьет, коконом вокруг тела собирается и колышется. Только как-то всё реже и реже. Прямо чувствуешь, что она сейчас полностью из него вытечет, и всё, можно не торопиться. О таком лучше не думать, а то сразу делать ничего не захочется. Я и не думал. Вакуумный бинт из аптечки вынул, обернул страдальца, воздух удалил и по коридору навстречу медикам пустил: всё ж поскорее бедолаге помощь окажут.

Минуты не прошло, как воздушные носилки прибыли. Медики даже спрашивать не стали свое любимое: "где больной?" Погрузили мужика и в амбулаторию полетели, восстанавливать. Ничего меня не спросили и указаний не дали. Поэтому я за уборку принялся: очистку включил. Двойную: и воздуха, и поверхности. Мало ж радости в чужую кровь вляпаться, да еще в невесомости.

Очень меня это происшествие удивило. И расстроило. Это ж надо — человека жизни на станции лишать! На несчастный случай не спишешь — ничего опасного в коридоре нет. А если такую рану за бортом получить, от метеорита, скажем, то на станцию уже не вернешься — там и останешься. Будешь создавать угрозу движения транспортным средствам. Или кометой к солнцу местному полетишь. В общем, никак не доберешься до внутренних помещений станции. Тут до ближайшего шлюза — семь отсеков.

Убрался. Как раз успел к прилету службы безопасности. Они, как обычно, вдвоем прилетели и сразу расспрашивать: что да как. Я им всё выложил, что знаю: как по коридору двигался, как человека увидел, как помощь вызвал… Нет, как человек тут оказался — ничего не сказал, потому что и сам не видел. Чего я выдумывать буду? Проблем не оберешься.

— Вот что, Сергеев, — сержант головой покрутил, будто ему воротник жмет, — ты свои байки друганам рассказывай. Наверняка что-то видел, да молчишь.

— Что видел — то рассказал, — спокойно так отвечаю. Нет у них против меня ничего. На пушку берут. — Вы вопросы-то наводящие задайте, что вас интересует.

Ну, они и задали. Дескать, зачем я этого неизвестного на станцию притащил, а потом пристукнул. Да, и кто он такой, собственно.

А я ж ничего этого и не знаю! Ничего ответить не могу! Они меня и забрали. Просто отлично! Как я теперь план выполнять буду? У меня ж штрафы пойдут — век не расплачусь!

Я им высказался в этом смысле, но они слушать не стали. Взяли под белы ручки и в контору — выяснять. Вот и спасай людей после этого — самому же хуже.