Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены - Светлана Багдерина

стискивание зубов ставшим внезапно чужими и неуправляемыми рукам больше никак не помогало.

Перед глазами бесстыжие круги уже не просто плавали, а в такт показательным выступлениям сводного ансамбля кузнецов, плотников и чечеточников выделывали такое…

Из всей окружающей реальности материальным и трехмерным остался только край ковра, в который впились ее побелевшие пальцы – остальное расплавилось и испарилось от жестокого всеразрушающего жара, противостоять которому не могло уже ничто…

– Ковер… вверх… в прихожую… – сквозь сведенные от натуги зубы просипела она, и исполнительное транспортное средство, привыкшее, кажется, за ночь к неспешным, но точным перемещениям, стало неторопливо подниматься, в указанном направлении.

Через минуту-другую они были бы на месте.

Но Серафима с отчаянием и страхом почувствовала, что ждать так долго она уже не в состоянии, что каждую секунду они с ковром могут разминуться навсегда, и сквозь сжатые зубы непроизвольно и яростно вырвалось предсмертным хрипом волшебное слово:

– БЫСТРЕЙ!!!..

Ковер словно ждал этой команды.

Он взвился, как костер в синей ночи, чуть не под самый потолок, а затем раненой ласточкой влетел впритирку в прорубленный для заветного яйца проем.

Закостеневшие, сведенные пальцы царевны не выдержали последней фигуры высшего пилотажа, соскользнули, оставляя на грубой шерсти клочки кожи и ногти, и она полетела вниз…

На каменный пол карниза.

Перед тем, как снова провалиться в смятенное беспамятство, она услышала, как неуправляемый ковер, пролетев по инерции несколько метров, обрушился на пол прихожей.

Раздался громкий треск.

-начало сноски-

1 – Не исключено, что именно на такой.

2 – «Приготовиться попробовать попытаться», было бы более точным описанием ее теперешнего состояния.

-

* * *

Утро во дворце вместо зарядки началось производственной гимнастикой – все, включая сенных девушек, поваров, ключников и трубочистов переворачивали дворец вверх дном, выворачивали его и его окрестности наизнанку и перетрясали как старый бабушкин сундук в поисках предателя Букахи, но безрезультатно. Злосчастный диссидент исчез, и даже непрерывное захлебывающееся икание не выдавало его местонахождения1.

Единственными людьми во всей царский резиденции, не занятыми этим похвальным и

общественно-полезным делом был сам царь, его личный курьер Саёк, главком обороны, его зам по вопросам волшебства, дед Зимарь и Панас Семиручко.

Вся честная компания, вооружившись факелами, спустилась в арсенальные катакомбы

– владения домовитого старшего прапор-сержанта.

Надо было при помощи показаний двух свидетелей сделать из деда Зимаря, лучшего знахаря, травника и целителя Лукоморья2, зловещего правителя царства Костей.

Для этого, во-первых, требовалось самое главное – красный (розовый – с поправкой

на тяжелые времена, настигшие супостата) камень на толстой золотой цепи, во-вторых, черные доспехи размера, продаваемого обычно в «Детском Мире», и черная кожаная повязка на глаз.

Самым простым во всей процедуре оказалось найти повязку.

На второе место инициативная группа поставила доспехи.

И прогадала.

Как очень часто случается во время походов по магазинам, базарам, бутикам или арсеналам, были или черные доспехи от пятидесятого размера, или доспехи размера нужного, но цветов самой буйной радуги. Были кирасы, нагрудники, кольчуги и прочие доисторические бронежилеты, покрытые зеленой эмалью, белой сканью, оранжевой масляной краской, выкованные из красной меди, лимонного золота, лунного серебра и даже циркония, но черных доспехов сорок второго размера, второй рост, нулевая полнота, не было во всем Панасовом хозяйстве, хоть плачь.

Он и расплакался от обиды: ведь впервые за столько лет его верной и исправной службы что-то, что понадобилось в срочном порядке самому царю-батюшке, так открыто и нахально посмело не найтись!..

Граненыч выдал за казенный счет усатому старшему прапор-сержанту носовой платок с орнаментом из скрещенных мечей и успокоил, сказав, что неизвестно, существовали ли вообще такие доспехи в царском арсенале хоть когда-нибудь, но, наверняка, нет, потому что иначе бы такой исправный работник, как Панас, их обязательно бы заприходовал, смазал, отполировал и аккуратно повесил, чтобы не помялись.

Панас благодарно закивал, утер скупую прапор-сержантскую слезу, трубно просморкался, и сунул платок в карман с намерением позже зарегистрировать и присвоить инвентарный номер.

Но он поторопился.

Потому что его величеству Симеону пришла в голову совершенно логичная в присутствии почти дипломированного чародея мысль использовать магию в решении проблемы.

– Укороти и заузь ну, к примеру, вот этот комплект: по цвету он… – и царь обернул на Сайка, тот кивнул, – …по цвету он нам подходит, а с справиться с размером, я думаю, такому специалисту, как ты – раз пальцами щелкнуть.

– Ага, тут укороти, тут заузь, тут выточка, тут жабо, там рюшечки, рукав –

фонариком, а сзади – декольте3… – недовольно бормотал себе под нос маг (убедившись, естественно, что заказчик его не слышит), пока вытягивал в укромном уголке

проспекта Доспехов любимую шпаргалку. – За кого он меня, интересно, принимает?.. Он что, думает, что у меня имеются ножницы по металлу и портновский сантиметр? Ха.

-начало сноски-

1 – Если помните, по лукоморскому поверью икание вызывается вовсе не судорожным и ритмичным сокращением диафрагмы, как думают невежды и представители так называемой лженауки медицины, а когда кто-то вспоминает тебя недобрым словом.

2 – Он сам предпочитал себя называть «дедка-ведка».

3 – Такие обширные познания мельника, переквалифицировавшегося в волшебники поражали бы и наводили на размышления об учебной программе ВыШиМыШи, но все объяснялось проще: его приемная мать обшивала всех деревенских модниц в округе, и сыну, волей-неволей, приходилось иногда быть свидетелем обсуждений.

-

Закончив поиски и репетицию нужного заклинания, маг упрятал пергамент в секретное место в рукаве и, повторяя про себя нужные слова и разминая пальцы, вернулся в люди.

Операционное поле было подготовлено, намеченные в жертву нелегкой науке магии доспехи аккуратно разложены на деревянном столе, публика в благоразумном отдалении воплощала внимание и благоговение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});