Леннар. Тетралогия - Антон Краснов

Француженка застыла у стены и смотрела вверх, в пролом, на разомкнувшиеся над головами могучие толщи Нежных болот, пропустившие сюда, в пучину, кусочек серого, тусклого неба.

В голосе Элькана определенно проскакивали упругие фанатические нотки. Если бы тут был Костя Гамов, он доступно и на прекрасном английском объяснил бы американскому специалисту, что этот тон не редкость у дяди Марка. И что всякий раз, когда он, дядя Марк, берет подобную ноту, жди беды.

_ Бер-Ги-Дар говорил, не убирая рук от распределительного пульта:

— Что нам делать, Элькан? Они требуют выдать тебя. Что нам делать, Элькан? — настойчиво взывал он.

— Мне нужно время. Мне нужна отсрочка. Неужели сейчас, когда я добрался до того, что хотел найти, они не пойдут на уступки личному другу Леннара? Не дадут небольшую отсрочку? Откажут? Хотя… ха-ха!.. они могут! Человек не меняется! Что им до великой жажды познания, даже если это познание может спасти целую цивилизацию, ИХ же собственную цивилизацию? В душе они остались все теми же монахами, мелкопоместными дворянами, писарями, купцами и крестьянами, какими были до примыкания к Обращенным. Кто во главе отряда?

— Альд Каллиера.

— А, этот тупой вояка, сын беллонского альдманна Каллиара, озерного владыки? Я его хорошо знаю. Собственно, он не постесняется последовать за мной и в ад, раз у него имеется приказ взять меня живым.

— Что ему сказать? Он требует дать ответ до того, как упадет факел.

— А, там, наверное, обычные штуки с замедленным падением? Кустарщина чистой воды, — сказал Элькан. — Хорошо!.. Сколько примерно будет падать этот дурацкий факел? Что? Так вот, передай альду Каллиере, что по истечении ровно вдвое большего промежутка времени я перейду под его мудрое покровительство. Так и передай. Эти беллонские альды любят грубо поданную лесть.

— Но как же так, профессор Крейцер?! — воскликнул капитан Епанчин. — Вы что же, так легко сдадитесь? Лично я бы…

— Капитан! Здесь другой мир, другие правила! Эти Обращенные опасны только для меня, потому что в свое время я грубо нарушил некоторые их законы. Для вас и для всех прочих они благо. Это единственные мало-мальски вменяемые люди во всем Корабле.

Говоря это, он быстрыми шагами следовал по открывшемуся коридору, а за ним едва поспевали Хансен и Элен Камара. Коридор шел по плавной синусоиде, на фразе про единственно вменяемых людей на Корабле фрагмент одной из изогнутых стен вспыхнул и отобразил общий план сооружения, в котором находились Элькан и его люди. Элькан бросился к экрану, на его лицо легли отсветы нежного голубоватого цвета, и он принялся водить пальцем по переходам и анфиладам, глаза его горели, и было видно, что сейчас он и думать забыл об ультиматуме Обращенных как о докучной, досадливой мелочи.

2

Основной транспортный отсек

Магистр Ихил открыл доступы к Четвертому уровню основного транспортного отсека.

Это означало, что сосредоточенная в землях Ганахиды, примыкающих к этому Уровню большого портного, группировка сардонаров может напрямую проникнуть в головные отсеки Корабля. И — при определенном стечении обстоятельств и уж конечно большой кровью — взять Центральный пост.

Магистр Ихил был предателем. В этом нет ничего удивительного: не он первый, пройдя обучение в Академии и миновав несколько ступеней посвящения, перебросился к врагам Обращенных, к сардонарам. Магистр Ихил посчитал, что довольно пребывал в рядах Обращенных, чтобы понять, что их стремление к высоким истинам и благоденствию каждого — суть тупик, иллюзия, что ничего хорошего из вечного стремления к совершенствованию не выйдет. Не бывает счастья дарованного, а сами люди не очень-то способны его достичь. Их волнуют иные, крайне прагматичные вещи, вздохнул магистр Ихил, уже уставший бороться за душу и тело каждого безмозглого крестьянина, за каждого тупоголового солдата, за отпавшего от Храма хитрого переписчика или ремесленника, которому пристала блажь податься в Обращенные. Для чего строить им мощные пищевые комплексы, способные каждого обеспечить едой, если все равно один съест меньше другого и останется недоволен так, словно он остался вовсе голодным? Что толку оборудовать медицинские лаборатории, в которых специально обученные кудесники Академии исцеляют самые запущенные недуги, от которых раньше умирали, и даже — о нелепость! — вставляют НОВЫЕ зубы, ничуть не хуже старых? Зачем это, если тут же будут нанесены новые увечья? Зубы зубами, а природу человека не изменишь, никак, и даже — в новых, куда более комфортабельных условиях, даже при наличии полностью здорового и вылеченного тела, новых зубов, нового и комфортабельного жилища и возможности говорить друг с другом на огромном расстоянии!.. Все равно за ними остается их семья, от которой оторваны многие из Обращенных, остается вся груда преданий и традиций, знакомых с детства. Все привычки и наклонности, вся система запретов, теоретически отброшенных Академией, но фактически оставшихся с каждым из уроженцев Корабля навсегда! Нельзя за несколько лет устранить последствия многовекового запрета Храма думать, совершенствовать, изобретать, творить. Запрета выделяться из толпы. Запрета избавляться от стадного чувства и пытаться стать лучше и выше, чище. Запрета обогащаться новыми знаниями, запрета отрываться от корней и отходить от того, чем веками занимались и промышляли твой отец, дед, прадед.

И Храм был прав, налагая эти запреты, размышлял Ихил. Ибо в столь замкнутом мирке с чрезвычайно ограниченными ресурсами невозможно обеспечить свободное развитие всех и каждого. И если бы люди могли обладать полной, без ограничений, свободой воли, то они вымерли бы в первую же сотню лет. Строители знали это и потому заранее разработали этакое «штатное расписание», которое должно было устранить эту опасность. Такая славная, благостная конструкция разумного «от каждого по способностям — каждому по потребностям», привлекательная во всем, кроме одной маленькой детальки. А именно — абсолютной невыполнимости. Теперь, после Академии, Ихил знал это совершенно точно. Да, Храм принес людям Корабля грязь, боль, страдания, но… он сохранил их, позволил им прожить полторы тысячи лет, так и не исчерпав до конца все ресурсы великого Корабля и не уничтожив себя в жуткой, но непременной войне. Что неизбежно произошло бы, если бы в распоряжении выдвинувшихся уже через пару-тройку поколений амбициозных лидерах Уровней остались бы военные технологии, современные Строителям.

— Храм был совершенно прав, — бормотал магистр Ихил. Жили, и умирали, и унижались, и гнили. Но был миропорядок, отлаженный веками. Каждый при своем деле. Жрец отправлял закон, и жнец косил, воин поднимал меч и шел на битву, а купец торговал. А теперь, когда Леннар попытался создать новую касту людей, очищенных от прошлого и рвущихся к прекрасному будущему, — что вышло из этого? Большая кровь! Мор! Метания! Муки выбора! Орда, оторвавшаяся от корней и попытавшаяся воскресить обычаи и быт великих, тех, что умерли пятнадцать веков назад! Нет, не быть безрукому строителем и не летать улитке в серых небесах Сущего! Не нужно мне счастья для всех, — все бормотал магистр Ихил, — потому что мало кто заслуживает этого счастья… Нужно искать для себя, и только для себя, и те, кто скоро обвинит меня в предательстве, потом будут благодарить за то, что я сделал именно так. Предательство!.. Это не предательство, а закономерность. Леннара нет, его ближний круг распался и уничтожен, и не осталось живых свидетелей той эпохи, которую нам тщатся насадить! Если не я, так другой!.. Потому что так дальше продолжаться не может. Отчего же мне уступать первенство кому-то другому?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});