Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

— О'кей, дружок, ты попался! Расскажи для начала, зачем ты на это пошёл?

— Из-за денег.

— Иисусе Христе!

В досье моряка значилось, что он родом из маленького городишки на Среднем Западе, в работе был примером для всех, и ничего в его прошлом и настоящем не указывало на то, что он может выдать тайну. Человек спокойный, хороший компьютерный программист, пользуется любовью соотечественников и доверием начальства. Никаких симпатий к левым, не гомосексуалист, никакого шантажа, ничего.

— Так в чем же дело? — спросил его Роузмонт.

— Этот тип подошел ко мне в Сан-Диего[302] и сказал, что хотел бы знать все про «Коррехидор» и что он заплатит.

— Ну а ты не понимаешь разве, что это измена? Что ты предал свою страну?

— Черт побери, ему и нужно-то было несколько фактов и цифр. И что? Какая разница? Проклятые коммуняки взлетят на воздух в любое время, когда нам этого захочется. «Коррехидор» — лучший авианосец, который когда-либо ходил по морям! А тут наклюнулось дельце, и захотелось посмотреть, получится ли у меня. К тому же они платили сразу...

«Господи, ну как нам хранить секреты, когда есть такие, как этот, с мозгами в заднице?» — устало задавался вопросом Роузмонт.

Он шёл, поддерживая разговор с Кейси, прощупывая её, стараясь понять, насколько неблагонадежны она и Бартлетт из-за их связи с Банастасио. Вскоре вместе с другими они уже поднимались по широким ступеням отеля. Улыбающийся швейцар открыл перед ними вращающиеся двери. В холле царила суета.

— Кейси, у меня ещё есть время до встречи. Можно предложить вам выпить?

Кейси подумала, потом улыбнулась: он ей нравился, и она была не прочь ещё поболтать с ним.

— Да, спасибо. Только сначала я, с вашего позволения, заберу почту, о'кей?

И она пошла к стойке портье. Там её ждал целый ворох телексов и посланий от Джанелли, Стайглера и Форрестера с просьбой позвонить. И написанная от руки записка Бартлетта. Обычные инструкции по «Пар-Кон», с которыми она была согласна, и просьба проверить готовность самолёта к полету в воскресенье. Заканчивалась записка следующими словами: «Кейси, мы будем работать с „Ротвелл-Горнт". Давай встретимся за завтраком в люксе в девять утра. До встречи».

Она вернулась к Роузмонту.

— Очень жаль, но нельзя ли нам перенести это на другой раз?

— Плохие известия?

— О нет, просто целая куча дел.

— Да, конечно, но, может, вы не откажетесь поужинать на следующей неделе, вы и Линк? Я хотел бы познакомить вас с Афиной. Она позвонит вам, чтобы назначить день, о'кей?

— Спасибо, с удовольствием. — И Кейси ушла. Всем существом она ещё больше утвердилась в намерении действовать, как решила.

Роузмонт проводил её взглядом, потом заказал виски с содовой и стал ждать, погрузившись в размышления. «Сколько денег вложено у Банастасио в „Пар-Кон" и что он получает взамен? Иисусе Христе, „Пар-Кон" занимает ведущее положение в оборонной и аэрокосмической промышленности, они производят много чего секретного. Что здесь делает этот тип? Слава богу, что сегодня за Кейси взялся я сам, а не поручил одному из своих ребят. Он мог бы и не узнать про Банастасио...»

Подошел Роберт Армстронг.

— Господи, Роберт, что-то неважно выглядишь, — сказал американец. — Тебе бы надо в отпуск, или выспаться как следует, или отдохнуть с девчонками.

— Шёл бы ты! Готов? Тогда лучше пойдем.

— У тебя есть время выпить на ход ноги. Встречу в банке перенесли на семь, так что времени ещё полно.

— Да, но я не хочу опаздывать, ведь мы встречаемся с губернатором у него в офисе.

— О'кей.

Роузмонт послушно допил свое виски, подписал счет, и они направились обратно к паромному терминалу.

— Как там «Учебный заход»? — спросил Армстронг.

— Они все ещё там, с развевающимися знаменами. Похоже, что восстание в Азербайджане провалилось. — Роузмонт обратил внимание на подавленное состояние англичанина. — Что тебя гложет, Роберт?

— Иногда мне совсем не нравится быть полицейским, вот и все. — Армстронг вынул сигарету и закурил.

— Я думал, ты бросил курить.

— Я и бросил. Послушай, Стэнли, дружище, лучше предупредить тебя. Ты как в той поговорке: несешься вниз по горной речке без весла. Кросс так взбешен, что хоть в психушку отправляй.

— Ну, что там ещё стряслось? Многие и так считают его ненормальным. Господи, начнем с того, что наводку насчет папок АМГ дал вам Эд Лэнган. Мы же союзники, черт побери!

— Верно, — мрачно подтвердил Армстронг, — но это не значит, что ты можешь проводить никем не дозволенный налет на совершенно чистую квартиру, которая принадлежит абсолютно чистой телефонной компании!

— Кто — я? — Роузмонт сделал обиженный вид. — На какую ещё квартиру?

— В Синклер-тауэрс, квартира тридцать два. Ты со своими гориллами явился туда среди ночи и вышиб дверь. Можно спросить, с какой целью?

— Откуда мне знать?

Роузмонт понимал, что должен блефовать до конца, но никак не мог успокоиться из-за того, что скрывавшимся в проклятой квартире удалось бежать, их даже не видели в лицо. Он был в бешенстве из-за утечки с авианосца, из-за того, что нельзя допросить Меткина, из-за всей этой неразберихи с «Севрином» и вероломства Кросса, это и заставило его отдать приказ о налете. Один из его китайских информаторов прослышал, что, хотя квартира пустует, её иногда используют агенты врагов-коммунистов — неизвестно, какого пола, — и что очередная встреча состоится сегодня. Конночи, который возглавлял налет, — а он парень толковый — вроде видел, как двое мужчин выскользнули через запасной выход, но сказать наверняка не мог. Всё, конечно, старательно обыскали, но парочка бесследно сгинула, а в квартире не нашли ничего, что могло бы подтвердить или опровергнуть утверждение агента, кроме двух полупустых рюмок. Рюмки прихватили с собой и проверили на отпечатки пальцев. На одной не обнаружилось ничего, зато на другой отпечатков было полно.

— Я никогда не был в тридцать второй квартире в Синклер-тауэрс, побойся Бога!

— Ты, может, и не был, но твои «кистоунские копы»[303] были. Несколько жильцов подтвердили, что вверх и вниз по лестнице носились четверо верзил европейского обличия. Все с толстыми задницами и заплывшими жиром мозгами, — добавил Армстронг ещё более мрачно. — Должно быть, твои.

— Не мои. Нет, сэр.

— О да, твои, и эта ошибочка тебе ещё аукнется. Кросс уже послал две довольно гадкие телеграммы в Лондон. Вся печаль в том, что вам ничего заполучить не удалось, а мы из-за ваших постоянных провалов имеем очередной разнос!

Роузмонт вздохнул.