Восходящая тень - Роберт Джордан

Перрин сжал Фэйли в объятиях с такой силой, что она пискнула, но, когда он попытался ослабить хватку, удержала его руки.

Из деревни валом валил народ. Опираясь на копье, словно на посох, ковылял Бран, которого поддерживала улыбающаяся Марин. Дейз Конгар обнимала за плечи своего мужа Вита, шли рука об руку Гаул и Чиад с открытыми лицами. Уши Лойала устало обвисли, у Тэма все лицо было в крови, а Фланн Левин и на ногах-то держался лишь благодаря помощи своей жены Эдин. Ранены были почти все, но многих уже успели наспех перевязать. Люди все прибывали и прибывали — Элам и Дэв, Ивин и Айрам, Эвард Кэндвин, Хью с Тэдом — конюхи из «Винного Ручья», Бан, Телл и другие Спутники, ухитрившиеся-таки сохранить свое знамя. Подъехали Верин с Аланной, сопровождаемые Томасом и Айвоном. Старый Байли Конгар уже размахивал баклагой, в которой наверняка был эль, а то и бренди. Тут же были и Кенн Буйе, и Джак ал’Син в окружении своих многочисленных сыновей и дочерей, а также Раин и Ила, все еще державшие на спинах младенцев. Появились и вовсе незнакомые Перрину лица — не иначе как подоспевшие на выручку жители Дивен Райд. Детишки со смехом бегали под ногами у взрослых. Подошедшие развернулись веером и, обступив Перрина и Фэйли, образовали широкий круг. Они как будто не замечали мертвых троллоков и бившихся в агонии Мурддраалов — все взоры были устремлены на восседавшую на Ходоке пару. Над полем повисла тишина. Такая тишина, что Перрин занервничал.

Чего они на меня уставились? И молчат, словно воды в рот набрали?

И тут появились Белоплащники. Сверкающая сталью колонна по четыре, возглавляемая Дэйном Борнхальдом и Джаретом Байаром, медленно выехала из-за домов. Плащи воинов выглядели так, будто их только что выстирали и отгладили, и даже копья они держали под одним строго выверенным углом. Двуреченцы встретили их ропотом, но расступились и пропустили в центр круга.

Увидев Перрина, Борнхальд поднял руку в стальной перчатке. Звякнули уздечки, заскрипели седла — колонна остановилась.

— Дело сделано. Отродье Тени. — Байар скривил рот, но выражение лица Борнхальда не изменилось, он даже не повысил голоса. — С троллоками покончено, и, согласно уговору, я беру тебя под стражу как убийцу и Приспешника Темного.

— Нет! — воскликнула Фэйли и, обернувшись, сердито уставилась на Перрина:

— Что он несет? Какой еще уговор?

Ее слова почти потонули в возмущенном реве двуреченцев:

— Нет! Не позволим! Златоокий! Златоокий! Не сводя глаз с Борнхальда, Перрин в свою очередь поднял руку, и выкрики постепенно стихли. Когда воцарилось молчание, он заговорил.

— Я обещал, что позволю тебе взять меня под стражу, если вы нам поможете. — Голос его звучал на удивление спокойно, хотя внутри нарастала холодная ярость. — Если поможете, Белоплащник! Где же вы были во время боя?

Борнхальд молчал.

Из толпы выступила Дейз Конгар, с Витом под боком. Муженек льнул к ней так, будто решил никогда больше не отпускать ее ни на шаг. Одной рукой она прижимала к себе бывшего на голову ниже ее супруга, а в другой держала острые вилы.

— Они отсиживались на Лужайке, — громко заявила Дейз. — Выстроились в колонну, расфрантились что твои девчонки, когда на танцы в День Солнца соберутся, а с места так и не стронулись. Потому нам, женщинам, и пришлось лезть в драку…

Женщины поддержали ее гневными выкриками.

— Правильно! Верно! Мы увидели, что вас вот-вот сомнут, вот и… А эти щеголи торчали на Лужайке, точно шишки на елке, ни один и пальцем не шевельнул!

Борнхальд, не отрываясь и даже не моргая, смотрел прямо в глаза Перрину.

— А ты, Отродье Тени, надеялся, что я доверюсь тебе? — Он усмехнулся. — Твой замысел провалился, потому что подоспели люди. Этого ты не предвидел, да? Надеюсь, ты не хочешь сказать, что сам их призвал?

Фэйли открыла было рот, но Перрин прижал палец к ее губам. Она ущипнула его — сильно и больно, но промолчала.

Борнхальд наконец-то возвысил голос:

— Я все равно увижу твой конец. Отродье Тени. Жизнь положу, но ты попадешь на виселицу! Пусть сгорит весь миру но я этого добьюсь! — Последние слова Борнхальд выкрикнул.

Байар вытащил меч из ножен почти на ладонь, а находившийся у него за спиной здоровенный воин — Перрин припомнил, что его, кажется, звали Фарраном, — выхватил свой. При этом Фарран не скалился, как Байар, а улыбался, словно предвкушая потеху.

Однако оба замерли, увидев, как двуреченцы подняли луки, нацеливаясь в Белоплащников. Воины беспокойно заерзали в седлах, но Борнхальд не выказывал никаких признаков страха. Он испытывал лишь ненависть — Перрин чуял ее запах. Обведя взглядом двуреченцев, державших на прицеле всех его солдат, Борнхальд снова повернулся к Перрину. Глаза его горели неистовой злобой.

Перрин сделал знак рукой, и напряжение спало — двуреченцы медленно и неохотно опустили луки.

— Вы не пожелали помочь нам, — продолжил он холодным и твердым, как сталь, голосом. — И не только нам — если вы хоть кому-то в Двуречье помогли, то разве что случайно. Троллоки убивали людей, опустошали поля и фермы, а вы выискивали Приспешников Темного среди деревенского люда, где их отродясь не бывало.

Борнхальд поежился, но глаза его по-прежнему лихорадочно горели.

— Уводи своих людей, Борнхальд, — решительно заявил Перрин, — и не только из Эмондова Луга, но и вообще из Двуречья. Уходите!

— Рано или поздно я увижу тебя на виселице, — тихо проговорил Борнхальд и, взмахнув рукой, чтобы солдаты следовали за ним, направил коня прямо на Перрина.

Тот повернул Ходока и отъехал в строну. Он хотел, чтобы Белоплащники убрались из Двуречья, но не намеревался проливать кровь. Борнхальд больше ни разу не повернул головы, но Байар глядел на Перрина с лютой злобой, а Фарран — как ни странно — чуть ли не с сожалением. Остальные Белоплащники смотрели прямо перед собой. Кольцо двуреченцев медленно разомкнулось, и колонна Белоплащников, бряцая железом, двинулась на север.

К Перрину подошли люди в старых, плохо подогнанных доспехах. Было их около дюжины, все незнакомые. Удалявшихся Белоплащников они проводили неприязненными взглядами. Возглавлял эту группу седовласый малый с обветренным лицом, облаченный в длинную, до колен, кольчугу, из-под шейного выреза которой виднелся ворот обычного деревенского кафтана. Он неуклюже поклонился Перрину, перегнувшись через собственный лук.

— Я — Джеринвар Барстер, милорд Перрин, а люди кличут меня попросту Джером. — Говорил он торопливо, будто боялся, что его в любой момент прервут. — Прошу прощения за беспокойство. Наши парни приглядят за этими Белоплащниками, ежели вы, конечно, не против. Все одно многим из нас не терпится вернуться домой, пусть даже мы не поспеем до темноты. У нас в Сторожевом Холме этих молодцов в белых плащах тоже полным-полно, но они оттуда носу не высунут. Мы сюда отправились, а они ни с места — без приказа даже своих выручать не тронутся. И я вам так скажу, лорд Перрин: дураки они все набитые. Надоели нам так, что самое время их выставить. Толку от них никакого — только и знают, что соваться в чужие дома да подбивать добрых людей доносить на соседей. — Он смущенно взглянул на Фэйли и опустил голову, но поток слов при этом ничуть не замедлился. — Прошу прощения и у вас, миледи Фэйли, за то, что побеспокоил вас и вашего лорда. Я просто хотел, чтобы он знал: мы с ним. А жена у вас славная, достойный лорд, расчудесная женщина. Лучше и быть не может. Вы уж не обессудьте, леди Фэйли, я по-простому говорю, как умею. Ну что ж, мы, пожалуй, и тронемся, пока светло. Что болтать попусту — языком овец не стригут. Еще раз простите, лорд Перрин. Простите, леди Фэйли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});