Собрание стихотворений - Георгий Шенгели

1950

«Ужасный год!.. Хотя б одна строка…»

Ужасный год!.. Хотя б одна строкаПрореяла по темно-бурым бредням, –Как молния, сгущенная полуднем,Внезапно прорезает облака!Весь год внимать нашептам, дрязгам, блудням,На мир глядеть с ночного чердака,Дать, чтоб в сиделки нанялась Тоска,Забыть, что ртуть в родстве с гремучим студнем!Нет, черт возьми! Ты призван жить еще.Тебе ль клонить покорное плечо,Когда морской дышать ты можешь далью.Ты целый год эпохе задолжал,Ну и плати — не золотом, так сталью;Но помни: золот пушкинский «Кинжал»!

1. IX.1951

«Разлад с собою, с окруженьем — ложь…»

Разлад с собою, с окруженьем — ложь,В душе — лохмотья, но всегда найдешьСредь барахла, среди клоков рогожиБылой завет: терпи, терпи, казак!Ты говоришь: «кругом тоска». — Ну что же:Венчался же в Бердичеве Бальзак!

1951

«Свистит неделя за неделей…»

Свистит неделя за неделей,И вновь к чертям уходит год,И сохлый шелест асфоделейОт книг листаемых плывет.Готов к последнему ночлегу,У ямы черной на краю,Уже я не гляжу на Вегу,На синеглазую мою.Пускай она в созвездьи ЛирыК весне готовит хор ЛиридИ, плавя бедные сапфиры,С другим ребенком говорит.Ей он, быть может, не изменит –И недопетое моеДля Афродиты песней вспенит,Мне искупив небытие!

4. IX.1951

АННЕ АХМАТОВОЙ

Вам снился Блок, и молодость, и море,И яхты легкой легкие крыла,И Вы толчок ей дали — и в простореОна бесповоротно поплыла…И грусть я видел в сером Вашем взоре,Внимая Вам у чайного стола.Я знаю сам двумерный, силуэтныйМир сновидений, где неведом путь,Где даже мертвых голоса приветны,А чудеса нас не дивят ничуть…И вправду, жаль в угрюмый час рассветныйС плеч этот плен, как пену, отряхнуть.

9. XI.1951

«Баркаса качается кузов…»

Баркаса качается кузовНа колкой гребенке волны;Горой бритолобых арбузовКрутые обводы полны.Мешок арнаутского хлебаПод баком заботливо скрыт…О, это внезапное небоИ в небо вонзенный бушприт.

5. V.1952

ГОДОВЩИНА

На одиннадцать лет хватилоГрома рыжего той зари,Где лохматая вонь тротилаПрорычала душе: «Замри!»Да; сегодня, зарю встречаяТем же холодом вдоль хребта,Я дрожащую чашку чаяЕле-еле донес до рта.Не от нервности иль озноба:Просто дела рука ждала,Просто выдержанная злобаСнова голову подняла!Да; сегодня, встав на рассвете,Ожидая взрыва луча,Вновь мечтал я о пистолетеИ о должности палача!

22. VI.1952

«И снова — видение улиц горбатых…»

И снова — видение улиц горбатыхИ раннего вечера с быстрым дождем…Лиловый булыжник мерцает на скатах,И в старой кофейне сидим мы и ждем.Чего — неизвестно, кого — непонятно;Быть может, — откинутой шторы в окнеВ том доме напротив; быть может, — невнятноЛепечущей песни о нежной волне;Девчонки, быть может, с глазами, как вишни,На дальнем бульваре мелькнувшей вчера;Иль попросту — радости, легкой и лишней,Как эти, под летним дождем, вечера…Никто нас не ждет, никуда нам не надо;Мы тихо сидим, говоря ни о чем;Но странной тревогой ночная прохладаВстает и сгущается там, за плечом.

1952

«Здравствуй, год шестидесятый!»

Здравствуй, год шестидесятый!Здравствуй! Ты ль — убийца мой?Чем удавишь? Гнойной ватой?Тромбом? Сепсисом? Чумой?Разом свалишь? Или больюИзгрызешь хребет и грудь,Не дозволив своевольюШнур на шее затянуть?Но ведь я — из тех, кто вышелВ жизнь в двенадцатом году,Кто в четырнадцатом слышалМессу демонов в аду;Кто в семнадцатом, в тридцатомПел громам наперебой,Не сдаваясь их раскатам,Оставаясь сам собой;Кто на крыше в сорок первомСтрочкам вел — не бомбам — счет…Так моим ли старым нервамС дрожью твой встречать приход?Подползай с удавкой, с ядом,Дай работу лезвию, –Не боюсь! Со смертью рядомЯ шагал всю жизнь мою!

2. V.1953

«Когда-нибудь здесь чудный будет город…»

Когда-нибудь здесь чудный будет город, –Такой, какой порою снится мне,Где стрелками в лазурь воткнутся молы,И улицы каскадами падут,И на хребты взбегут фуникулеры,И синий лес дубов и кипарисовСойдет с хребтов до сердца площадей,И фонарей фарфоровые яйцаРазбрызнутся на разных расстояньях, –Так, чтоб и ночь могла меж них бродить,И было бы куда на свет слетатьсяВсем бражникам — крылатым и двуногим.Огромные витрины засияютАлмазами из бархатных футляров,Револьверов голубоватой стальюИ спектрами густых шелков и сукон,И золотом коричневых сигар.

2. VI.1953

«Как владимирская вишня…»

Ю.И.С.

Как владимирская вишня,Сладким соком брызнут губы,Если их моим тогдашнимПоцелуем раздавить;И в ресницах мокко чернымРазольется взор бессонный,Если их мои ресницыПрежней дрожью опахнут…Уберите этот снимок!..Без него тревог немало…Нам ведь вовсе не Былого,Нам Несбывшегося жаль.

8. VII.1953

«С Дону выдачи нет!»

«С Дону выдачи нет!»Хорошо в старину порешили!Клином сходится свет, –Но укрытье находится силе;Есть надежде приют;Есть исход и забвенье ошибке;И отверженный людМожет крылья расправить улыбке…Но — минули века;Нет нигде безвозвратного Дона;И бродяга-тоскаБесприютна, бездомна, — бездонна!

29. VIII.1953

«Я начинаю забывать стихи…»

Я начинаю забывать стихи;Так улетают из вольера птицы.Видать, в душе не стало ни крохиДля иволги, малиновки, синицы.Да и зачем бы стали петь они?Над стариком ли позабытым сжалясь?..А всё ж я им не ставил западни:Они в былом ко мне и так слетались.

1953

«Ночь. Выхожу на шпору волнореза…»

Ночь. Выхожу на шпору волнореза.До берега — верста. Ревет норд-остИ в гулком небе, черном, как железо,Ресницы рвет у близоруких звезд.

1954

«Тиберий стар. Он, „медленно жующий“…»

Тиберий стар. Он, «медленно жующий»,Все зубы стер, прожевывая Рим,И сладостно смыкаются над нимВ полдневный зной каприйских лавров кущи.

1955

«Черт его знает, как он это делал…»

Черт его знает, как он это делал,И что тут было: чудо или фокус,Или гипноз?.. Он заходил в харчевни,В кофейни, в школы, в частные дома;Войдет, промнется, поглядит налево,Направо, тронет вещь какую-либоИ вдруг метнет, ладонь расправя, руку,А на ладони — синий мотылек.Громадный, синий, бархатный, бразильский!Сидит и мерно сдваивает крылья;Глаза мерцают; и спирально вьетсяПружинкой часовою хоботок;Потом вспорхнет он и бесшумно реетСквозь дым табачный, сквозь надрывы джаза,Сквозь мглу диктовки, сквозь шипенье ссоры, –Как весть о небе, вечно голубом!И у людей — косматых, толстых, рыжих,Больных, упрямых, скучных и голодных, –У всяких, кто ни есть, — в душе светлело,Как в комнате, где вымыли окно,И думалось, что наступает Пасха,Что ветер пахнет молодой травою,Что можно тут же прыгнуть в легкий поездИ загреметь куда-нибудь на юг!А он, а этот фокусник бродячий,С лукавою и доброю улыбкой,Уже забыв о мотыльке, топталсяМеж столиков, диванов или парт;Ему порой давали рюмку водкиИли сосиску на отломке хлеба,Или просили не мешать урокам,Или сажали чай с вареньем пить.Он исчезал на долгие недели,Потом опять куда-нибудь вторгался,Опять ладонь вытягивал большую,И возникали снова чудеса.То на клеенке, вытертой и сальной,Он быстрым жестом ставил дивный городВеличиною в торт, — и в колоннадахЛежала тень и проходил Перикл, –То стряхивал он в миску суповуюГорсть лепестков невиданного цвета, –И ромовая жженка полыхала,И сам Языков песню заводил;То бусинку меж пальцами катал он,Подбрасывал, — и к потолочной лампе,Как бы к Сатурну, золотые луныСлетались: любоваться и кружить;То он хватал из воздуха Киприду,Не больше куклы, на газету ставил, –И пеною морской клубились буквы,И вместо мути повседневных дел,Убийств, процессов, сплетен, котировок,Парламентских скандалов и рекламыНа мраморную красоту богиниПрохладою дышал ультрамарин.А иногда, пошевелив рукою,Приманивал к себе он ниоткудаГолодную нагую обезьянку,Дрожащую от стужи, — и онаТак мудро и беспомощно гляделаИ так благодарила за бисквитик,Что люди вновь стыдиться начиналиИ вновь умели пожалеть людей.А иногда невесть какой пилоюОн скрежетал по жести и смеялся,И объяснял, что цель такой забавыВ том, чтоб заставить музыки искать.Так он скитался. Жил он без прописки.Он не платил ни податей, ни пошлин.Был некрасив, бедно одет. — И звалиЕго слегка насмешливо: «поэт».

30. IX.1953 — 10.V.1955