Прометей. Возвращение - Сергей Skolorussov

«одни»?

Она не ответила, занявшись перезарядкой пистолета. Наконец новая обойма была вставлена, и она взглянула на Калачова. Взгляд был предельно серьёзен, даже суров, если исходить из безобидного образа девушки.

– Вы ничего мне не хотите рассказать? – произнесла она, чётко выделяя каждое слово вопроса.

– О чём? – не понял генерал.

– Например, о том, как вы убили моего отца.

Только сейчас до командора дошло, кто сидит напротив него. Вот почему её внешность казалась ему до боли знакомой. Это проглядывали черты Костина. А он расценивал такое восприятие внешности девушки как результат обаяния. Обаяния хорошего человека.

Алиса продолжила:

– Вы его убили и при этом не подумали, что у него есть жена, дети. Вы хорошо спите? Конечно, хорошо. А иначе вы бы поинтересовались, каково им – как они живут? А мы не жили! Мы выживали. У нас отобрали всё. Всё, кроме гордости и чести. Мать горбатилась на трёх работах, но зарабатывала гроши, на которые и хлеба вдоволь не купишь. Как одинокой женщине с двумя детьми прожить на эти копейки? И кто в этом виноват? Молчите. Ужасный человек. Как только вас земля носит? Отмазали вас от тюряги – вы и рады. За что вы убили отца? – она машинально взглянула на пистолет и положила его перед собой на стол. – Я хочу послушать вашу ложь.

– Зачем тебе слушать «мою ложь»? – вполне миролюбиво ответил Калачов. – Я вполне мог бы тебе рассказать правду. Но есть правда, которую иногда лучше не знать. Это не просто слова, это жизненный опыт. Поэтому я лучше промолчу.

– Совершил преступление – надо за него отвечать. Хотя бы раскаянием. Его я хочу увидеть. И нечего тут вилять и извиваться, как змея, придавленная лопатой.

– Раскаяние всегда во мне. Но не такое, как ты себе представляешь. А рассказывать что-то тебе я не вижу никакого смысла.

– Это почему?

– Потому что Гаков тебе уже рассказал свою версию. У тебя сложился пазл, который я не сумею перестелить правильно.

– Гаков? Мне он ничего не рассказывал.

– Так уж и ничего. Ведь не зря же он пристроил тебя ко мне. У Глеба всегда все комбинации просчитаны на десять ходов вперёд.

– А! – догадалась девушка. – Вы пытаетесь перевести стрелки и уйти от ответа. Не выйдет!

– Ты меня убьёшь? – кивнул Калачов на пистолет девушки.

Она перевела взгляд на оружие и насмешливо улыбнулась:

– Что страшно?

– Нет, мне совсем не страшно. Можешь не откладывать.

– Это всё игра на публику. Ладно, уровняем шансы, – она толкнула пистолет, и тот докатился до руки командора. – Этот пистолет я для вас приготовила. У меня свой, – она похлопала по бедру. – Теперь расскажите? Без дула пистолета.

Калачов прикрыл глаза и вновь отрицательно тряхнул головой:

– Не надо тебе этого знать, Алиса. Не надо.

– Надо, – твёрдо подтвердила свои намерения девушка.

– Во-первых, ты не поверишь. А во-вторых, правда эта слишком грязная, чтобы её опять трепать. Забудь и смирись с той долей информации, которая тебе давно известна.

Алиса решила зайти немного с другой стороны:

– Лиза намекала, что смерть вашей супруги и драка, которую вы устроили, взаимосвязаны. Это так?

Калачов тяжело вздохнул и потёр тяжёлой рукой шею, словно раздумывая, стоит ли ему что-то рассказывать, или не стоит. Решил, что лучше второе:

– Хорошая ты девчонка, Алиса. Но я тебе ничего не скажу. Хоть под дулом пистолета, хоть без него. Понимай, как хочешь, думай, что хочешь. Это твоё личное дело.

Алиса встала, подошла к окну и аккуратно выглянула из-за занавески на улицу, негромко цыкнула:

– У меня только одно не сходится. Вернее, два. Два Калачова. Один Калачов честный, принципиальный, умный, справедливый. За эти качества за него готов умереть каждый… или почти каждый. Второй Калачов – убийца моего отца. Как это совместить?

– Теперь уже никак. Это свершившийся факт и ничего здесь не поделаешь. Остаётся только терпеть.

– Зачем?

– Истина не любит торопливости. Мне трудно тебе что-то советовать. Также трудно рассказать правду. Но на этом всё. Если почувствуешь, что тебе без подробного понимания тех далёких событий не прожить, я помогу тебе получить на руки дело.

– Какое «дело»? Нет в архиве никакого дела. Его давно стёрли. Вам ли этого не знать?

– «Стёрли»? Кто его мог стереть?

– Откуда я знаю? Наверное, чтобы вас оставить чистеньким.

Калачов с внятным рычанием выпустил воздух из лёгких:

– Страна неограниченных возможностей и непуганых подлецов. В таком случае, ты никогда не узнаешь, что произошло с твоим отцом. Смирись. От меня ты ничего не услышишь.

– Вы своим молчанием уже всё сказали.

Калачов понял смысл этой фразы, поэтому буркнул:

– Ты можешь успокоить себя мыслью, что таким образом я пытаюсь выгородить себя, – в это время включился телевизор. – Всё! Это сигнал. Нам пора.

Глава восемьдесят третья

26 апреля

Сочи, убежище №3

Партия ещё не проиграна…

До нового убежища добрались без приключений. Улицы были пустынными. Вообще никого. Комендантский час в действии. Но дело, скорее всего, не только в нём. Полицейские тоже люди. А зачастую и нелюди. И ничто человеческое им не чуждо. А зачастую и античеловеческое. Они с энтузиазмом восприняли новые законы. И это вполне закономерно. Для большинства полицейских, чем строже законы, тем шире карман. Почему тогда их не видно? Ночь. В четыре часа ночи любую жадность побеждает страх. В современной России только редкого мужества полицейский может безбоязненно выйти на улицу ночью. Поэтому остаток ночи они проводят в опорных пунктах, способных выдержать трёхмесячную осаду неприятеля. Сидя внутри этих неприступных фортов, они никого не боятся.

Так рассуждала Алиса, когда они, наконец добрались до явочной квартиры.

Кацэ выглядел жалко. Он открыл двери тихо, спокойно, понурив голову и отведя взгляд в сторону. Его левый глаз украшал монументальный бланш. Я сразу всё поняла. Скотина! Идиот! Моя рука инстинктивно решила восстановить пропорции на его лице. Но Калачов успел перехватить мой кулак. Он затолкал нас на кухню, освещаемую восходящим солнцем, и насильно усадил на табуреты. Сел сам и обратился к этому уроду:

– Рассказывай!

Кацэ всё также боялся смотреть нам в глаза. Опустив голову и уперев руки в колени, он вздохнул и выдавил:

– Прости, командор, я маху дал.

Я снова не выдержала:

– Лучше бы ты сдох! Маху он дал.

Но Калачов вновь остановил меня:

– Остынь, Алиса.

Командор был бледен, как лист ватмана. Вот уж никогда не думала увидеть его таким. И тут до меня дошло – Лиза! Её нет! Калачов ничего не говорил, но было ясно, что он всё понимает. Лиза не смогла! Не смогла добраться до убежища. Иначе бы она встречала нас в дверях. Пытаясь справиться с эмоциями, генерал отвернулся и замер… Ещё этот урод с фингалом под глазом. Я вновь на него наехала:

– Где Шелехов?!

Командор активно потёр лицо и встрепенулся, стараясь отогнать негатив на второй план. Предложил спокойным голосом:

– Давай, Кирилл, рассказывай.

Кацэ мотнул головой:

– Нечего рассказывать. Мы шли. Всё было тихо и спокойно. И вдруг Шелихов встал. Там