Немецкие диверсанты. Спецоперации на Восточном фронте. 1941–1942 - Георг Конрат

Получив на кухне свою порцию, я пошел и сел среди ребят. Как обычно, мы болтали и смеялись, рассказывая веселые байки, так что война забылась, словно и не начиналась. В болтовне время летело незаметно, и едва я закончил рассказывать какую-то смешную историю, как перед нами остановилась военная машина. Разговор прервался, и мы, подняв головы, устремили на нее свои взгляды. Три человека, одетые во все черное, вышли из «фольксвагена». На воротничках их формы были четко выгравированы черепа, но не было двух линий в виде молний, означавших принадлежность к войскам лейбштандарта СС Адольфа Гитлера, поэтому я не знал, откуда они. Вид их формы озадачил меня, но определить их звания не составляло труда. У первого из них, высокого брюнета, было лицо самого настоящего убийцы. Если бы он встретился мне в обычной жизни, то наверняка мне бы не о чем было с ним говорить. Двое других были старше по возрасту, но младше по званию. Подъехавшие какое-то время молча обсматривали нас, как бы меряя взглядом, а затем военный, похожий на убийцу, рявкнул:

– Где ваш командир?

Я все еще продолжал сидеть с набитым свининой ртом, держа в руках тарелку с моей любимой картошкой. Все молчали. Он переспросил, начиная свирепеть. Закончив жевать и проглотив последний кусок, я ответил спокойным голосом:

– Я командир этого отряда.

Он изумленно взглянул на меня, но, тут же собравшись, опять закричал:

– Я гауптштурмфюрер СД. Встать, когда разговариваете со мной!

Не особо торопясь, я небрежно поднялся на ноги и отдал честь:

– Капитан, командир 115-го прусского подразделения военно-морских сил.

– Недоучки! – разъяренно закричал он. – Вы никого не уважаете. Вам, похоже, кажется, будто война – забава, но я вам скажу, что это совсем не так.

Хотя я старался держаться спокойно, стоя с ничего не выражающим лицом, все же внутри себя чувствовал нарастающее раздражение.

Идиот, подумал я про себя. Что ты знаешь о войне? Готов поспорить, ты даже слышать не слышал, как свистят пули.

И тут я заметил, как меняется его лицо, когда он увидел кресты на груди у меня, а потом и у других ребят. Железные кресты 1-го и 2-го класса. Он прекрасно знал, что эти кресты не дают просто так. В то время даже во Франции и Польше можно было по пальцам пересчитать ордена и медали, полученные в награду от германской армии. В основном званиями и орденами награждали посмертно. Его лицо сделалось красным, а свинячьи глазки забегали, метая торопливые взгляды с одной медали на другую. Теперь он уже не выглядел таким бравым, а все больше смотрел вниз. Я чувствовал ликование, понимая, что до него дошло, на кого он раскрыл рот, и думаю, он еще не скоро забыл об этом случае.

Когда он поднял голову, оторвав взгляд от земли, то выражение его лица сменилось на доброжелательное, и теперь он не знал, что говорить, словно от волнения прикусил язык. Тихо и очень вежливо он попросил нас с Вилли проехать с ними в штаб. Я подозвал своего шофера, и мы, впрыгнув в машину, последовали за ними. Мы подъехали к, наверное, чуть ли не единственному зданию, оставшемуся целым и невредимым в городе. Оно находилось на улице Витауто, недалеко от рынка. Трехэтажное здание было построено из серого кирпича. Дома, некогда стоявшие напротив, были полностью стерты с лица земли. Один из штабов Коммунистической партии теперь, по иронии судьбы, принадлежал СД.

Внутри здания, в каждом его уголке, чувствовалась напряженная атмосфера; всюду витал дух смерти. В тот момент я совсем мало знал об этих людях, для меня они были лишь военными, просто выполняющими свой долг. Но это совсем не означало, что я оправдываю его поведение. Я пристально вгляделся в лица, окружавшие меня, но ни в одном из них я не заметил и тени сходства с немцами. Большинство из них скорее походили на итальянцев, а вообще, все они явно были иностранцы. Я напряг мозги, пытаясь представить, из какой части Германии могли бы они приехать, но, как ни старался, все равно ничего не приходило на ум. Их холодные бегающие глаза говорили о том, что эти люди не могут быть хорошими.

Мы вошли в кабинет «убийцы» и присели. Я обратился к нему:

– Гауптштурмфюрер, хотя мы пока имеем не слишком большой стаж в армии, я могу уверить вас, что, как и несколько лет назад, я не уважаю офицеров, которые позволяют себе разговаривать с командиром отряда подобным образом, как это делали вы.

Он даже не предпринял попытки перебить меня. Единственной вещью, в которой я не сомневался, было то, что он не имеет отношения к армии, и поэтому я чувствовал, что могу позволить себе говорить с ним таким тоном.

– Даже если бы мои люди никогда не участвовали в настоящих боевых действиях и не погибали за Родину, ни один из них не заслуживает того, чтобы с ним обращались как с собакой.

Он осторожно перебил меня:

– Я сам еще, можно сказать, новичок в этом деле. Когда увидел вас, меня смутило то, что вы выглядите как самые настоящие мальчишки, и поэтому я сделал поспешные выводы. Но вы должны понять, я не мог признать свою вину в присутствии моих людей. Но сейчас, я надеюсь, вы примете мои извинения.

Я даже не удосужился ответить. Меня вполне устраивало то, что он так и не понял, кем мы являемся на самом деле, и потому я мог оставаться самим собой. Я продолжал держаться строго и потребовал его ответить, для чего мы здесь. Ему явно полегчало от принесенных извинений, и он быстро ответил:

– Как я уже объяснил, капитан, я являюсь комендантом этого города. Так вот, я получил распоряжение из главного штаба расположить ваш отряд в бывших латвийских казармах, находящихся в трех километрах от железнодорожного переезда, ведущего в сторону немецкой границы. Вы пробудете там несколько недель, а возможно, и месяц, по крайней мере, до тех пор, пока ваши раненые не поправятся. Это все. Также у нас имеется приказ выделить вам в сопровождение охрану в дорогу.

«Черт! – подумал я. – Когда же, наконец, нас избавят от этих, давно ненужных, мер безопасности. Они в самом деле думают, что кругом одни сплошные шпионы, или все же нас не считают достаточно надежными, чтобы полностью доверять?» Какой бы ни была причина, все это было отвратительно.

Гауптштурмфюрер достал бутылку коньяку и рюмки, всеми силами пытаясь произвести на нас хорошее впечатление, доказывая свое дружелюбие.

– Разве не считаете вы изумительным то, как германская армия провела наступление и, словно хищный зверь, выпустила когти, обосновав свое логово в Тауроггене?

Он продолжал что-то говорить, но мне порезало слух то, как он произнес вместо «мы» – «германская армия», а вместо «наше» – «свое».

– Знаете, – продолжал он невозмутимо, – наш батальон, сражаясь на линии огня, в тяжелейшем бою завоевал чрезвычайно важный объект – бункеры, находящиеся за городом. Скорее всего, вы видели место боя, когда проезжали мимо. Благодаря им тысячи солдат избежали смерти. Они поплатились жизнью, но не сдали своих позиций.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});