Ленка-пенка - Сергей Арсеньев

Дома посмотрим, что подобрали, на морозе этим заниматься неудобно. В крайнем случае, книги можно и в печке сжечь. Хотя это будет некрасиво по отношению к этим женщинам. Они книги спасали из огня, а я жечь собралась их. Нехорошо. Нет, не будем жечь. Да и дрова-то есть пока. К тому же, мы с Сашей больше времени стараемся в школе проводить. Утром вообще буржуйку не зажигаем, сразу из постели отправляемся в школу. Нам только пальто надеть —вот мы и готовы. Спим-то полностью одетые.

А в школе занятия опять начались. Стёкла в столовой пока ещё целы. Для всех окон столовой ставни сделали, окна закрыты ставнями всегда. Электричество в столовой есть, тепло есть —чего надо ещё? В нашей кочегарке старшеклассники по очереди дежурят. Угля мало, но мы посчитали, что если отапливать только одну столовую, то должно хватить почти до конца марта. В школе даже туалет работает. Правда, туалет не отапливается и света там нет. Но всё равно это удобнее, чем ведро за шкафом.

Все классы занимаются вместе, в этой столовой. Нам там очень тесно, по трое за партами сидим. И неудобно. Соседние уроки на наш накладываются, и получается фигня. У нас контрольная по математике, а мне с одной стороны про французскую Коммуну рассказывают, а с другой про химические свойства калия. При этом ещё слышу, как какой-то отличник бойко перечисляет все европейские столицы.

Зато в школе тепло! Там так тепло, что мы и пальто и шапки снимаем. Домашнее задание мы тоже в школе делаем. Дома-то темно и холодно. Мы теперь даже портфели домой не уносим, так они в партах и лежат. С тетрадями вот только совсем плохо. Настоящих тетрадей почти ни у кого не осталось. Пишут кто на газетах, кто на книгах. Мы с Сашей, наверное, лучше всех устроились. Я раскопала в папиных вещах запас альбомов для рисования, он в них эскизы афиш рисовал. Там у него было шесть чистых альбомов и один заполненный примерно наполовину. Вот мы с Сашей теперь в таких альбомах и пишем, на прекрасной белой бумаге. Нам все завидуют. Правда, эти наши альбомы-тетради вынужденно используются на всех предметах сразу. Поэтому путаница там страшная, тяжело бывает найти что-то. Но по-другому никак. Тетрадей нет, и не предвидится.

В школе нас ещё и кормят обедом. Как правило, это опостылевший дрожжевой суп или каша из чечевицы и соевое молоко. Иногда ещё какой-то витаминный отвар из хвои дают. Его мы с Сашей тоже пьём, хотя нам он, наверное, и не нужен. У нас ещё запас довоенных витаминок не закончился, каждый вечер по одной съедаем. Я думаю, что проблема голода перед нами больше не стоит. С довоенным изобилием, конечно, и сравнивать смешно, но угроза голодной смерти отступила.

Но это мы с Сашей такие везучие. Нас дядя Игорь спас в самый критический момент. В самые страшные дни середины декабря, когда город выживал из последних сил, мы получили возможность хорошо питаться. Когда 25 числа норму хлеба повысили, мы с Сашей уже и так были выздоравливающими. А ведь для многих это повышение нормы произошло слишком поздно.

Столовые вот стали открывать в городе. Там снабжение лучше, чем в магазинах. В столовой накормят обязательно, а в магазин идёшь совершенно безо всякой уверенности в том, что удастся хоть что-то купить. Я вот в новом году ещё ни разу ничего купить не смогла. Как 31 декабря принесла домой продукты —так и всё. Больше в наш магазин не завозили совсем ничего. А столовая работает. Но ведь очень многие сейчас просто не в состоянии до этой столовой дойти. И нынешние 200 граммов хлеба —это, конечно, гораздо больше декабрьских 125 грамм, но всё равно этого очень мало, если никакой другой еды нет.

Наш отряд помогает, конечно, по мере сил. Но всем мы не поможем, да и тем, кому помогаем, помогаем лишь делами, но не едой. За водой ходим, дрова для буржуйки рубим, если есть что рубить. За хлебом ещё можем сходить. А вот никакие другие карточки, кроме хлебных, отоваривать не помогаем. Так мы на сборе решили, потому что очень уж много времени и сил отнимают попытки что-то получить по мясным или крупяным карточкам, причём даже безо всякой гарантии успеха.

У нас каждый в отряде взял шефство над какой-нибудь одной семьёй. Сейчас чаще семьями спасаются и умирают тоже семьями. Ведь когда кто-то в семье начинает сдавать, остальные пытаются поддержать его за свой счёт и сами незаметно переходят грань. Так Сашка пытался спасти Вовку, я потом пыталась спасти Сашку, в результате едва не умерли все.

По моей просьбе, меня к семье Верки Масловой прикрепили. Очень мне её младшую сестру жалко. Её, кстати, Лизой зовут. Кроме Верки, её мамы и Лизы, с ними в комнате живёт ещё и соседка, баба Рита. Когда я впервые пришла к ним, баба Рита уже не вставала, а Верка едва могла ходить на опухших ногах по комнате. Мама Верки чувствовала себя относительно неплохо, так как съедала две пайки. Но всё равно у неё молоко пропало и Лизе стало нечего кушать. Моя банка сгущенного молока пришлась очень кстати. Конечно, ни капли этого молока никому, кроме Лизы, не давали. Только это ведь всего одна баночка. Её надолго не хватит.

Но Веркина мама справилась, достала еду. Верка рассказала мне, что мама куда-то уходила, а затем вернулась без обручального кольца, но с целым килограммом сушёного гороха и большим куском студня. Всё это её мама съела одна, ни с кем не делилась. Зато через два дня молоко к ней вернулось, и Лиза была спасена.

Ходить за водой или рубить дрова Масловым не требовалось, с этим вполне Верина мама сама справлялась. Моё шефство заключалось в том, что я возила саму Верку на санках в столовую, где она по своим карточкам могла получать обед. Когда я первый раз посадила её за стол, а потом принесла и поставила перед ней похлёбку с отрубями, Верка даже заплакала. Похлёбка же в её тарелке закончилась быстрее, чем я успела принести ей второе.

А мне теперь нужно нового подшефного себе искать. Сегодня я в последний раз помогла Верке —донесла ей в школу её портфель. Верка шаталась, иногда цеплялась за меня, но шла сама. Она пришла в школу! И сегодня она обедает два раза —в школе и в столовой. А если бы я тогда не принесла им банку сгущённого молока, то они, пытаясь спасти Любу, скорее всего, умерли бы все, кроме, возможно, Веркиной мамы. Потому и говорю, что умирают и выживают обычно семьями.

Ну, вот мы и дома. Темнеет. Поднимаемся с Сашей на наш этаж, подходим к двери, и в слабом сумеречном свете видим, что в почтовом ящике у нас что-то лежит. Сердце бешено забилось в груди. Опять похоронка? Лёнька? Дядя Игорь? Может, дядя Серёжа?

Торопливо, срывая ногти, распахиваем в четыре руки ящик. Серый бумажный треугольник. А это не похоронка. Письмо! Письмо!!

Лёнька!

Лёнька письмо прислал!!

Он жив!!!

Глава 36

(Два письма) * * *

Дорогие мама, папа и Ленка!

Это я, ваш Лёнька. Почему не отвечаете на мои прошлые письма? Я очень волнуюсь за вас всех. Мы знаем, что Ленинград окружён и у вас там плохо с продовольствием. Как у вас дела? Все ли живы и здоровы? Не писал ли что-нибудь наш бравый моряк Мишка? Я сам написал ему, но мне он пока не ответил.

Может быть, мои прошлые письма не дошли до вас? Я уже три раза писал, а вы всё молчите. Пожалуйста, ответьте хоть что-нибудь. Я очень волнуюсь.

Если мои письма не дошли, то повторю ещё раз. Служу я сейчас на Западном фронте, в 16-й армии. Я теперь танкист. Я механик-водитель на танке Т-26. Меня учили два месяца, прежде чем доверили управлять танком в бою. Самый первый раз в бой я попал 8 сентября, когда мы пытались отбить у фашистов деревню <ЗАМАЗАНО ЧЁРНЫМ>. Было очень страшно, пули щёлкали по броне. Но наш танк не подбили, хотя и деревню мы тогда не отбили.

Танк у нас хоть и старенький, 32 года выпуска, но вполне исправный. У нашего танка две башни и в каждой башне стоит пулемёт. Пулемёты можно быстро снять и вынести из танка, если нужно. Один раз мы так делали, потому что кончилось горючее. Мы сняли пулемёты и оборудовали две пулемётные позиции в окопе. Хотели танк взрывать и дальше воевать с пехотой. К счастью, горючее скоро подвезли и пулемёты мы вернули обратно в танк.

Некоторые говорят, что Т-26 —это плохой танк. Пушечные ещё на что-то годны, а пулемётные —вовсе дерьмо. Не верьте им, это не так! Наш танк очень хороший. А командир нашего танка сержант Николай <ЗАМАЗАНО ЧЁРНЫМ> говорит, что если у кого руки из жопы растут, а вместо головы валенок, то ему хоть какой танк дай, всё равно проиграет.

Сейчас я расскажу вам про бой, который случился 17 ноября недалеко от города Клин. Фашисты наступали с утра и к обеду выбили наших из первой линии окопов. Наши бойцы отступили во вторую линию и тут на помощь подошли мы. Мы —это наш танк. Нас ещё с ночи послали на усиление. Послали три танка —наш, пушечный Т-26 и новенький Т-34. Пушечный по дороге сломался, а у водителя Т-34 точно руки из жопы. Он правой гусенякой в какую-то канаву ухитрился съехать и танк у них на бок перевернулся. Козёл косорукий, а не водитель. Потому так и получилось, что из трёх посланных танков поддерживать наших в обороне добрался только наш, который самым слабым из трёх все считали.