Хроника событий местного значения (дни «совка») - Игорь Ильич Шарапов

прокатного стана.

Шилков отпил из рюмки коньяк, разрумянился и начал объяснять:

— Тесто для вкуса разминают. Так — и при прокатке. Чтобы получить круг, из заготовки металла в калибрующих валках последовательно делают квадрат, шестигранник, эллипс. Методики расчета профилей есть, но многое — в голове и руках, как и у вас в литье.

— Здесь катают еще и тонкий лист.

— Да, знаю. У них многовалковый бельгийский стан, такой же, как в Ленинграде, где делают полосу для бритвенных лезвий «Нева».

— В кино я видел, как катают заготовки для труб большого диаметра.

— Сейчас есть оборудование для всего. А вот в войну я катал броневой лист на блюминге. Там всего два вала, чуть прозеваешь температуру — либо трещины в стальном листе, либо поломаешь вал пресса.

Я объяснил Борису Николаевичу, что понял о здешнем социализме. Шилков слушал меня внимательно, потом усмехнулся, махнул рукой:

— Эти эксперименты они могут делать, потому что помощь — и от нас, и от американцев. На аэродроме Титограда стоит ряд наших «мигов», а напротив — американские «тандерберды». Вот и вся их политика.

— Не все определяется помощью, воевали они сами и успешно.

— Но ничего нет хорошего в политике «и вашим, и нашим».

Я надулся, подумав, что мыслит он шаблонно, великодержавно. Но Шилков вел себя дружелюбно, открыто, и мы подружились.

Борис Николаевич сразу включился в работу, начал чертить профили валков для прокатного стана «железары». На работу мы теперь ездили вместе. Я видел большее внимание, даже почтение к нему и думал, что это — от уважения к его возрасту. Но позже мне рассказали, что Шилкова направили на «железару» от ООН и с такой зарплатой, что при первом получении для него денег директор банка города вышел на улицу встретить такого значительного клиента.

Однажды сотрудники «литейки» позвали нас поехать в село, где они помогали другу строить дом перед женитьбой. Здесь такой обычай. На пустыре был выложен купол из известняка. Внутри его горела поленница дров. После сушки из известняка тешут блоки для дома.

До вечера мы следили за огнем, пили виноградную водку, заедая ее подсоленным сыром. Нам пришли помочь другие, с ними, отец жениха, сталевар Марко Кристич. В цехе он был молчалив, а здесь в разговоре открылась непростая история его жизни.

В юности Кристич батрачил у землевладельца, вблизи Фочи. Тот был человек совестливый, но все же — эксплуататор. И имел сына, студента университета в Сараево. Там среди непутевой молодежи наслушался сын марксистских идей и говорил глупости, огорчая отца. Мало того, учил Марко Кристича вредной политической грамоте. Поэтому с началом большой войны, оба попали в армию Тито.

— Война началась приходом итальянцев, — рассказывал Кристич, — мы окружили их в городах, так что макароны им бросали с самолетов. Они не очень хотели воевать, хотя, среди них были негодяи в черной форме, активисты фашистской партии. А потом пришли немцы. Эти взялись за нас круто. В наших горах на изгибе дороги обученный взвод может задержать и роту. Но немцы наступали, как машина. Впереди колонны — танкетка, за ней — грузовики с пехотой, горными орудиями и минометами. Сделаем выстрел — их автоматчики выпрыгивают на обочину дороги, устанавливают минометы. Задние из них прикрывают огнем тех, кто перебегает в нашу сторону, потом они меняются. И так методично, метр за метром, занимают территорию. Пока не научились их бить, мы теряли много людей. Но с немцами была война, можно было и в плен к ним попасть, если ты в форме. С усташами и четниками было много хуже. Здесь брат шел против брата, сын против отца.

— Как у нас — на Гражданской войне, — сказал я.

— Знаем, — усмехнулся Кристич, — но у нас еще был «урок русского языка». Победили врагов, кто выжил, думал — теперь наступит мир и дружба. А тут выходит ваша Резолюция Информбюро. И началось. Приходили, чтобы подписал бумагу, что ты против этой Резолюции. А как подписать, когда боготворили Сталина, вместе брали Белград? У нас есть поговорка: «Нас и русов — двести миллионов, а без русов — два-три камиона» (грузовика). Я не подписал, мне сказали: «Тогда — Голый Оток, собирайся!» На острове Голый Оток был концлагерь для «неподписавшихся» со всеми прелестями. Это у нас и называют: «урок русского языка».

По пути в гостиницу Шилков молчал, курил, потом сказал:

— Досталось им, конечно. А у меня два брата погибли на войне. Меня специальность прокатчика спасла, нужен был производству.

Работу Бориса Николаевича на «железаре» оценили очень высоко. Прокатный цех организовал в его честь банкет и поездку к морю, в Дубровник. Старик был растроган и, вернувшись, сказал:

— Что значит — южная страна! Здесь что ни строй — на века, потому что тепло, сухо. Дьявол понес нас на север с нашими непроходимыми лесами и болотами! Сделал бы Петр столицу хотя бы в Киеве!

— Пробовал, не получилось…

— Все бы получилось, если бы хотелось. Сбили его с толку голландцы во время Великого Посольства.

Весь день перед отъездом я помогал Шилкову купить подарки семье и удивился скромности его затрат. В номере, после рюмки, он объяснил:

— Не хотел лишнего говорить, но от каждого перевода я должен сдать в посольство назначенную сумму. Государству нужна валюта.

Позже мы встретились у него дома в Москве. Он познакомил меня со своей женой, двумя сыновьями, немногословными, крепкими. Борис Николаевич готовился уйти на пенсию, был грустен, сказал:

— Трудно остановиться и почувствовать себя невостребованным. Пока даже не представляю, чем буду заниматься дома…

Мы провели вечер в теплых воспоминаниях о работе в Никшиче.

* * *

Прошел месяц. Отлили и отправили заказчику партии корпусов для обработки и сборки их изделий. Образовался перерыв в работе, и мне предложили съездить с начальником цеха Жаро Миушковичем на ряд заводов в поиске заказов на литье, а после поучаствовать в походе альпинистов «железары» на реку Сутиеску, там была жестокая битва армии Тито с окружившими ее врагами. Бурич сказал:

— Поезжайте, это вам и для дела, и для знакомства со страной.

С начальником литейного цеха Жарко Миушковичем выехали ночным поездом. Вагоны здесь без лежачих мест, сидя, спать неудобно. Вышли в тамбур покурить, выпили коньяк.

— Границы между республиками есть? — спросил я.

— Нет, — ответил Жарко, — все делается, чтобы подчеркнуть единство страны. Союзную Скупщину по очереди возглавляет представитель каждой республики, многое определяет личность Тито. Самая сложная ситуация в Боснии, там люди разных национальностей и веры, живут анклавами и стараются быть — каждый за себя.

В Славонском Броде побывали на