Мятежный дом - Ольга Чигиринская

– Ричард, – поправил юноша. – Если по-простому, то Рики, можно Дик.

– Хм. Звучит как собачья кличка. Я думала, что Эрик.

– Нет, Эрик – это другое имя, – уязвленный, Дик произнес эти слова резче, чем хотел. – В Муравейнике меня еще называют Райан или Ран. Йонои Райан – это вообще-то мое настоящее имя.

– Ран – гораздо лучше, – одобрила сеу Роксана. – Очень тебе подходит. Ран, ты мой гость. Спальня, ванная и все остальное в твоем распоряжении. В ванной лежит одежда, которую подобрали для тебя. А разговор давай продолжим за… – она посмотрела на хронометр своего сантора, – за обедом.

Дик посмотрел туда же – и увидел, что время идет к концу второй смены. Он проспал почти сутки. Мастер Даллан, наверное, волнуется, мастер Исия, может быть, тоже…

Рокс подобрала с пола что-то атласное, цвета бордо, и бросила ему. Это оказался халат, все еще пахнущий духами и женщиной. Дик надел его, затянул пояс и выбрался из постели.

– Можно нескромный вопрос?

– Да, с… Рокс. Пожалуйста.

– Ты не носишь нижнего белья из принципа, или у тебя его просто нет?

Если бы сеу Кордо сама пожила в портовом районе без кондиционирования, она бы не спрашивала. Дик покраснел, ничего не ответил и пошел в ванную.

– Да, и ты не думал о том, чтобы начать бриться? – Рокс воткнула ему в спину еще один дротик.

Дик в некотором недоумении провел рукой по голове. Он не собирался брить ее второй раз – на макушке пока что не хватало материала даже «на два хороших разговора», как говаривала мистресс Хару.

– Я о тех четырех с половиной волосинах, которые торчат у тебя из подбородка, – растолковала Рокс. – В общем, депилятор ты тоже там найдешь.

– Спасибо, – буркнул Дик, окончательно раздавленный. Он терялся, когда женщины начинали подсмеиваться. Им ведь нельзя врезать как следует.

В ванной напротив зеркальной стены он примерно секунду не мог понять, что это за чужой парень в дурацком халате. А когда понял, глупо хохотнул, вспоминая, когда же видел себя в зеркале в последний раз. На «Паломнике»? Нет… В доме Нейгала, там тоже было зеркало во весь рост, перед которым он поправлял одежду и волосы после бани. Дик сбросил халат, перекинув его через край ванной, и шагнул к зеркалу, узнавая заново свое тело, которое теперь выглядело как чужое.

От прежней неуклюжей юношеской прелести мало что осталось. Главная перемена была ему не видна, так как не с кем было сравнить – но он вырос, вытянулся за эти месяцы, набрал тяжести и ширины в костях, и подростковая непропорциональность почти пропала. Округлыми его формы и раньше никогда не были, но сейчас казалось, он состоит из одних острых углов, даже мышцы – и под острыми углами сходились и пересекались многочисленные шрамы, тонкие, иссиня-лиловые. Дик пощупал свежий синяк, медузой распластавшийся над солнечным сплетением. Синяк отозвался болью – спокойной, остаточной. Так, просто сигнал о том, что нервы на месте. Он повернулся к зеркалу спиной и выкрутил шею, чтобы разглядеть, что там на лопатке. Там был еще более роскошный синяк, в эпицентре которого розовела зарубцованная рана. Надо отдать боту-слизняку должное: несмотря на мерзкий вид, поработал он отлично. Имперские боты так не умели. Они зашивали раны, вправляли кости, делали инъекции, но меньше чем за сутки нарастить на сломанной кости соединительную ткань и рассосать здоровый синячище – это нет.

Другие синяки выглядели устрашающе, но у тонкокожих людей синяки всегда так выглядят. Наверное, слизняк успел посидеть и на переносице (Дика передернуло) – вопреки давешним ощущениям ее не разнесло, только пятнышко темнело между глаз, как будто он надевал испачканный визор.

Лицо тоже было чужим. Щеки ввалились, подбородок и скулы стали резче, губы – жестче, глаза запали и смотрели как из тени, а между бровями залегли две складки. Нос заострился, но смотрел вперед все так же дерзко. И на подбородке действительно обреталась какая-то жалкая поросль. Он понимал теперь, почему до сих пор остается неузнанным. Чтобы узнать его, требовалось вглядеться. Знакомому человеку это не составило бы труда, наблюдательные люди вроде господина Исии тоже могли понять, что к чему, но вот до Элала дошло только когда он увидел шрамы. А сеу Кордо узнала его по выражению лица. Интересно, как. Что там особенного было, кроме разбитого носа?

Он нашел на полке возле умывальника все необходимое для утреннего туалета – зубную щетку какой-то очень продвинутой модели (слава Богу, не пиявку, которая ползает во рту, или чего похуже!), депилятор, полотенце, а также – нижнее белье, длинные черные брюки, пояс из металлических чешуек и узкую темно-коричневую тунику с воротником-«крылышками» и рукавом в три четверти. На полу стояла коробка с мягкими туфлями.

Побрившись, одевшись, Дик подивился преображению: теперь из зеркала смотрел респектабельный, слегка щеголеватый молодой вавилонянин. Юноша впервые с удивлением заметил, что вполне заслуживает права называться симпатичным. А то и красивым, чем черт не шутит. Этот костюм подчеркивал то, чего сам Дик, предпочитавший мешковатую одежду, в упор не замечал раньше – стройные ноги, узкую талию и широкие плечи, осанку флордсмана, светлую и гладкую кожу необычного оттенка. В сознание вторглась пугающая мысль; прежде он считал, что Моро сделал то, что сделал, из чистой подлости – раздавить, унизить, опоганить. Но сейчас он понял, что тут могло быть и нечто другое. Как у этого, как его там – Алкивиада. И сеу Рокс, вполне возможно, не насмехалась над ним, предлагая любовь. И из порта она его забрала сюда, потому что…

– Вот паскудство, – пробормотал он и открыл дверь.

Сеу Рокс была уже одета – в то же, что и вчера. Серебристые волосы убирала гребнями гем-горничная.

– Сударыня, – громко и резко сказал Дик. – Если можно… верните мне мою старую одежду.

– П-почему? – изумилась леди Рокс.

– Если я сунусь в этом в Муравейник, все подумают, что я это украл. Или нашел себе «мамочку».

Поскольку Рокс продолжала сидеть, не издавая ни звука, Дик счел нужным пояснить:

– Это, знаете, такие женщины, которые дают ребятам подарки и деньги за то, что ребята с ними спят.

– Но… – девушка снова запнулась. По лицу видно было, что в голове ее теснятся не меньше пяти реплик, каждая их которых хочет попасть на язык первой, и производят некоторый затор. В конце концов вперед вырвался вопрос:

– Но почему ты хочешь уйти?

– Выйдите пожалуйста, – обратился Дик к служанке. – Я не могу при вас говорить.

Служанка сначала не поняла, что на «вы» обращаются именно к ней, потом нерешительно воззрилась на госпожу, та махнула рукой – иди.

– Вы тут сказали сейчас, что постельной заместительницей быть не можете, – сказал Дик, когда она вышла. – Ну так вот, я тоже мальчиком-приживальщиком быть не могу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});