Цена познания - Юрий Алкин

Вечером, засыпая, я думал о том, что превосходно справляюсь со своей ролью. За весь день Николь поправила меня только три или четыре раза, и все по мелочам. Я не допустил никаких серьезных нарушений и ни на секунду не вышел из образа. Я был Пятым – приятным собеседником и одаренным писателем, мудрым и бессмертным. Я впитал его образ, проникся им, стал им. Где-то далеко на заднем плане существовало мое старое «я», оглядывалось, удивлялось, пыталось анализировать. Но теперь оно уже не высовывалось при каждой возможности и довольствовалось скромной ролью тихого и безмолвного наблюдателя. Действительность, окружавшая меня, была моим миром, а я – его вечным обитателем. И действительность эта превзошла все мои ожидания. Не зря по соседству проживали Адам и Ева. Я находился в месте, которое с полным правом можно было назвать земным раем. Эта была какая-то Аркадия. Уже уплывая в сладкий сон, я с некоторым недоумением вспомнил о своем недавнем любопытстве. Теперь мне было абсолютно безразлично, кто из моих приветливых соседей является Зрителем. И впервые за последние полгода я заснул в полном душевном спокойствии.

На следующий день я столкнулся с Эмилем. Мне хотелось встретиться с ним буквально с первой минуты, но я не знал, где он живет, а расспрашивать об этом других, разумеется, было невозможно. Пока я ломал голову над тем, как бы его найти, а также ругал себя за то, что не догадался узнать его «адрес», имея доступ к камерам, он собственной персоной возник передо мной. Я шел в Секцию Встреч и едва не налетел на него, повернув за угол.

– А, Пятый, как поживаешь? – приветливо бросил он в ответ на мои извинения.

Только тут я понял, с кем говорю. Невнятно пробормотав что-то изрядно глупое, я хотел было протянуть ему руку, но сдержался. Наш мир не знал древнего ритуала рукопожатия. Эмиль, скрытый под маской Десятого, стоял и приветливо смотрел на меня своими прищуренными серыми глазами, как бы говоря: «Я тоже по тебе соскучился, но мы должны играть свои роли». Я наконец пришел в себя и сделал то, что надо было сделать с самого начала – приветственно поднял открытую ладонь и сказал:

– Неплохо. Ну, как твои дела?

– Недурно, недурно… – полупропел он. И тут же сообщил: – Извини, я сейчас спешу, так что давай поговорим в другой раз.

Видимо, на моем лице отразилось разочарование, потому что он встревоженно спросил:

– Или у тебя что-то срочное? Тогда я все отменю. Я пожал плечами.

– Как тебе удобнее…

– Вот и хорошо, – ответил он и, дружески улыбнувшись, двинулся мимо. Затем обернулся и малопонятно добавил: – Адаму понравилось.

Пока я пытался осмысливать эту информацию, которую он, видимо, считал ценной для меня, Эмиль скрылся за поворотом. Я немного потоптался на месте, но, вспомнив оплошность, допущенную в первый день, быстро продолжил свой путь. Честно говоря, я не ожидал, что наша встреча будет такой короткой и, главное, безразличной. Мне рисовались картины задушевной беседы, полной радостных восклицаний вроде «а помнишь?». А вместо такой встречи старых друзей мне досталось равнодушное «прости, спешу». Разумеется, он не мог вести подобную беседу в коридоре, на глазах у наблюдателей, но ему никто не мешал договориться о встрече или хотя бы поговорить дольше, чем полминуты. В общем, в Секцию Встреч я пришел изрядно обиженным. К счастью, я был уже достаточно натренирован для того, чтобы не демонстрировать всему миру свои чувства, а взирать на всех доброжелательно и благосклонно. Но на душе скребли кошки. Опустившись в свое любимое кресло, то самое, которое мне заранее было предписано полюбить, я попытался сосредоточиться на книге.

Однако чтение давалось с трудом. Негодные кошки не унимались. Из-за их непрекращающейся активности разговор с Эмилем не забывался и раз за разом прокручивался в памяти. Что-то, кроме обиды, не давало мне покоя. Какая-то мысль промелькнула во время нашей беседы и бесследно ушла, поселив гложущее чувство беспокойства. Бывает так, что незначительная фраза или деталь вызывает в памяти какие-то смутные ассоциации, и после этого ходишь часами и пытаешься вспомнить: где же я это видел? От кого же я это слышал?

Информация эта сама по себе абсолютно неважна, и, вспомнив ее, тотчас же перестаешь думать и о ней, и о самом вопросе. Но тем не менее мозг настойчиво продолжает искать ответ, пока не находит его. Именно в таком состоянии я находился сейчас.

Осознав, что уже несколько минут безуспешно пытаюсь прочесть одну и ту же фразу, я отложил книгу и стал рассматривать окружающих. Ничего предосудительного в этом занятии не было, а думать было так значительно легче. На глаза мне попался Седьмой. Он с восторгом излагал что-то Ададу, поминутно тыкая в оранжевую картину у себя за спиной. Картина, как и большинство его творений, была совершенно абстрактной и не ассоциировалась у меня абсолютно ни с чем.

Наблюдая за его восторженным монологом, я вспомнил о том, как день назад он так же убежденно спорил со мной о красках. Я тогда еще подумал, известно ли ему, что я – другой Пятый. В тот же момент наваждение исчезло. Ответ был найден и, звонко щелкнув, встал на свое место. Ну конечно! Ведь если они все не знали о том, что я сменил предыдущего Пятого, Эмиль тоже не имел об этом ни малейшего понятия. С какой стати он должен был бросаться мне на шею? Да он вообще продолжал со мной разговор, начатый еще с моим предшественником. Не знаю, что там понравилось Адаму, но мой тезка был бы, несомненно, рад этому сообщению. Довольный, я откинулся в кресле и вернулся к злополучной фразе, которая теперь оказалась ясной и понятной. У меня, наверное, был такой радостный вид, что, если Тесье наблюдал за мной в этот момент, он, пожалуй, был весьма озадачен.

Прошло несколько недель. Сначала я подобно Робинзону Крузо пытался считать дни, затем махнул рукой на это неблагодарное занятие. Зачем бессмертному календарь? Дни, недели, месяцы – все они равны перед вечностью. Жизнь прочно вошла в новую колею. Я лично перезнакомился со всеми обитателями своего мира и научился вставать ранним утром подобно моему предшественнику. После непродолжительной зарядки я отправлялся в Секцию Трапез, где совмещал прекрасный завтрак с легкой дружеской беседой. Скользя взглядом по голубым разводам, уползающим вверх по высоким стенам, я искренне наслаждался едой и общением. Я слушал смех Евы, восхищался четкими суждениями Адада, ввязывался в шутливые пререкания с Седьмым. И все это время не переставал думать о том, как здорово, что мое унылое одиночное заключение сменилось этим чудесным обществом. Затем шли игры, разговоры, споры (которые, впрочем, никогда не становились слишком жаркими), обильные трапезы, пожелания доброй ночи, и на следующее утро все начиналось заново. Иногда в моей голове раздавался звонкий голосок Николь, да и то лишь для того, чтобы подсказать дорогу или похвалить за благоразумие.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});