Dark Souls: за гранью смерти. Книга 1. История создания Demon’s Souls, Dark Souls, Dark Souls II - Дамьен Мешери

ему похоронить большую часть своего собственного вида или, по крайней мере, поспособствовать его уничтожению. Во вступлении мы видим Сита, сидящего на груде мертвых тел драконов, которых он сам и отдал на растерзание Повелителям. Он кричит о своем гневе и презрении к себе подобным. Конец старой эпохи…

Так началась эра Огня.

… и начало новой.

Эра Огня

Это грандиозная эпоха всемогущих богов. Она началась с восстановления мира на грудах костей. Повелитель Света Гвин, самопровозглашенный король королей, построил город Анор Лондо, который стал резиденцией его семьи и друзей.

Среди своих рыцарей, сражавшихся в войне против драконов, Гвин выбрал четырех самых верных для создания личной гвардии: капитана Орнштейна, известного как Драконоборец, рыцаря Арториаса, благородную Сиаран, чья любовь была столь же сильна, сколь и остры ее клинки, и великана Гоха, искусного лучника, который мог поразить цель даже с завязанными глазами. Об этих четырех рыцарях рассказывают многие легенды Лордрана.

Позже Гвин разделил свою Великую душу на три части. Первую он отдал в награду предателю драконов, Нагому Ситу, который также получил титул герцога. Став членом высшего королевского общества, дракон построил себе имение, которое со временем превратилось в огромную библиотеку, содержащую масштабные исследования Сита в области магии и бессмертия. Они были основаны на драгоценном первозданном кристалле, вместе с остальными сокровищами украденном у других драконов во время войны. Вторая часть души Гвина, в свою очередь, была разделена между членами Совета четырех королей, группы верных Повелителю Света человеческих правителей, назначенных управлять Новым Лондо[121]. Этот город был основан для размещения многочисленных переселенцев в Лордран, в основном людей из соседних регионов. Наконец, последний фрагмент души Света остался в руках самого Гвина.

Ничто не предвещало нарушения установившегося равновесия.

Происхождение человеческой расы и проклятия

Но вскоре пламя погаснет и останется только Тьма.

Прежде чем обсуждать закат эры Огня и возможный переход к эре Тьмы, стоит поговорить о персонаже Пигмея. Он решил залечь на дно, не захотев участвовать в восстании против драконов или способствовать процветанию других народов в эру Огня, когда на земле господствовали боги во главе с Гвином. О Пигмее быстро забыли, а трое других владельцев Великих душ упивались гордостью и тщеславием, покончив с тиранией драконов и став правителями мира. Однако, как мы уже отметили, Пигмей получил особую душу, связанную с Тьмой, а через нее и огромную силу.

Этот странный персонаж – не кто иной, как «прародитель» людей, их создатель. Тот, кто использовал свою могущественную душу Тьмы, чтобы дать начало человеческой расе. Таким образом, каждый человек помимо собственной души хранит в себе то, что называется человечностью: маленькую частичку Тьмы. На протяжении всей эры Огня Пигмей оставался в тени и распространял Тьму через своих потомков. Однако люди были слабы, а продолжительность их жизни несоизмеримо мала. Чтобы исправить это, Пигмей однажды обратился к своей Великой душе и наложил на своих новых детей метку, называемую знаком Тьмы. Люди с этой меткой не умирали, а просто теряли свою человечность и становились нежитью. Восстановив утраченную человечность, они могли полностью вернуться к жизни. Потеря и поиск человечности стали уделом людей в этом мире.

Даже сейчас лишь тлеют угли, и человек видит не свет, но бесконечную ночь, а среди живых ходят проклятые носители знака Тьмы.

Пигмей не предусмотрел всех последствий своего поступка. Каждый раз потеря человечности отражалась на психике: уныние, нарастающая подавленность, tædium vitæ…[122] Пока наконец человек не доходил до точки невозврата: безумия. Тех, кто оставил всякую веру и надежду на нормальное существование, прозвали полыми. Люди в этой форме не переставали быть нежитью, но сходили с ума. Знак Тьмы, наложенный Пигмеем, мог стать даром божьим, но обернулся проклятием. Количество полых росло, а вместе с ним росли страх и отчаяние, как среди людей, так и среди нежити: это лишь ускоряло процесс упадка.

Остался ли Пигмей в тени, или сам в конце концов погиб, оставшись безучастным? Этого никто не знает. Как бы то ни было, именно желая сохранить своих созданий, он лишь ускорил упадок. В любом случае боги, подвергшиеся нашествию нежити и полых, были обеспокоены. Вскоре все это подтолкнуло мир к закату эры Огня и наступлению эры Тьмы, также известной как эра людей.

Закат эры Огня

Истинное олицетворение эры Огня, Пламя, каким бы могущественным оно ни было, однажды должно было ослабнуть. Случилось ли это из-за страшного проклятия королевства или просто с течением времени? Кто знает. Несомненно лишь то, что Огонь теплился на грани угасания.

В Лордране он был уже почти утрачен. Нагой Сит, слепой дракон, непохожий на остальных, давно впал в безумие. Его исследования не увенчались успехом, тогда он стал проводить самые гнусные эксперименты над молодыми женщинами, захваченными по всему королевству. Секрет вечной жизни никак не поддавался дракону-альбиносу, и он бушевал в своих неприступных архивах. Хотя его исследования магии и колдовства позволили сделать несколько интересных открытий, но основной цели Сит не достиг. Он хотел получить то, что все другие драконы имели с рождения: чешую бессмертия. Она позволила бы ему прожить нормальную жизнь среди себе подобных, а не влачить жалкое существование, купаясь в тошнотворном лицемерии и подобострастии тому, кто уничтожил его собственный род и стал ему хозяином – Гвину. Что осталось у Сита? Несбыточная мечта, безумие, смехотворный титул герцога и жалкая башня из слоновой кости.

Четыре короля были заняты управлением Новым Лондо. Но однажды, движимые жаждой власти и большего могущества, они не смогли отказаться от предложения изначального змея Кааса, известного как Темный Охотник, который вышел к ним из глубин Бездны. Короли были совращены Тьмой и змеем-манипулятором, а рыцари Нового Лондо последовали за ними. Они стали Темными Духами: жестокими убийцами, жаждущими чужой человечности[123]. Чтобы остановить новое бедствие, было решено запечатать городские ворота и затопить Новый Лондо. Три Хранителя Печати[124] позаботились о том, чтобы порождения Бездны остались под водой. Некогда процветающий город теперь был обречен на забвение.

Однако Каас тоже вел активную деятельность в Олачиле, королевстве магов, расположенном недалеко от Лордрана. Соблазнившись манипуляциями изначального змея, человек по имени Манус стал Отцом Бездны, сеющим разрушение в окрестных регионах. Тем самым он послужил целям Кааса, который продолжал управлять людьми словно марионетками. Для расследования происхождения напасти Гвин отправил в Олачиль трех членов своей личной гвардии: Арториаса, Сиаран и Гоха.

Нежить и полые появлялись повсюду, даже в самых отдаленных уголках Торолунда, где Гвин и его дядя Ллойд когда-то основали религию Белого Пути, целью которой была власть над людьми. Мужчины и женщины больше не умирали, а блуждали в царстве богов, как ничтожные еретики, оскверняющие их священные земли! Некоторые из них просто сходили с ума, другие становились особенно агрессивными. Ситуация тревожила богов, которые больше не чувствовали себя в безопасности, а потому должны были действовать!

Тем временем под землей, в величественном городе Изалит, ведьма, владеющая Душой жизни, пыталась воссоздать Первое Пламя: вновь разжечь Огонь, который вот-вот должен был погаснуть. Благодаря близкому родству с Хаосом, связанному с ее Великой душой, она породила Пламя Хаоса[125]. Однако ведьма утратила контроль над своим новым творением, а ее душа была серьезно повреждена: ведьма Изалита превратилась в Ложе Хаоса, первоисточник всех демонов. Ужасное Пламя Хаоса поглотило древний подземный город Изалит. Гвин попытался вмешаться, послав туда часть своей армии, чтобы остановить распространение зла, но его рыцари не могли сражаться: они либо сходили с ума, либо превращались в демонов. Однако новая беда осталась под землей и не достигла поверхности. Ведьма не только не восстановила Огонь, но и породила Пламя Хаоса, что вызвало чувство безысходности у сторонников Гвина, теперь терзаемых