Старец Ефрем Катунакский - Автор Неизвестен

class="image">

В ноябре 1994 года, когда он уже почти не видел, только лишь как бы тени, его посетили два монаха из монастыря Симонопетра. Один из них сделал запись об их посещении:

"Первым в келлию вошел отец Е. Старец, почти ослепший, лежал в кровати. Каждый, кто приходит к нему поговорить, в первую очередь должен был назвать свое имя, это касалось даже его послушников. Старец хорошо слышал левым ухом, и почти совсем не слышал правым. Нам сказали, что слух у него значительно улучшился со времени, как перестал видеть.

— Отец Е. из Симонопетра, — представил его послушник.

— А! Отец Е.! — Старец, опираясь на подушку, обнял его и поцеловал. — Как поживает госпожа М?

— Очень хорошо.

— Дети у нее есть?

— Двое.

— Бог да благословит их и соделает их сосудами благодати (Старец благословил двумя руками). Ты меня очень обрадовал, сказав, что у нее двое детей.

Приветствие, исполненное сердечности, продолжалось приблизительно от пяти до семи минут. Позднее подошел и я, а отец Е. прислонился к окну, сбоку, как раз над головой Старца.

— Иеромонах Г. из Симонопетра, — представился я.

— А! Отец Г., ты еще не спел мне "Свете тихий"!

— Батюшка, мы сейчас вам споем.

— "Свете Тихий" — это умозрение. Говорит о Творце — о Святой Троице, возносит ум от творения к Творцу. Сейчас вижу много умозрения в "Свете Тихом", и оно меня утешает. Хочу, чтобы ты мне спел его.

Мы с отцом Е. пропели ему "Свете Тихий… " Мне повезло — я сидел на краю кровати, очень близко к Старцу, так как я вошел вторым. Левой рукой я упирался в стену, а правую мою руку держал Старец. Он молча выслушал наше пение.

— Спойте это всей братией и запишите мне на кассету… Мы пообещали исполнить. Затем достаточное время он разговаривал с нами. В основном говорил он. Временами воодушевлялся и оживлялся, и тогда он прижимал мою голову к своей груди, целовал или хлопал по щекам. Эти "ласкательные" шлепки скорее напоминали довольно сильные оплеухи. И они были бы непереносимы, если бы исходили не от старца Ефрема и если бы не были связаны с наивысшими моментами духовного подъема во время нашей беседы.

— "Свете Тихий" — это умозрение. Слушаю и утешаюсь. Сейчас, когда потерял свет, терплю. Христос мне дал крест. Иногда он немного тяжел, не могу его поднять, но призываю молитвы моих родителей (они стали монахами) и моих Старцев. Так и укрепляюсь.

— Батюшка, какой-то великий дар готовит вам Христос.

— Да, да. Какой-то грех хочет мне изгладить, какой-то неизвестный грех. Все, что Он дает, да будет благословенно. Но временами он бывает тяжеловат, этот крест. Потерпим. Сейчас иногда бывает, что я не различаю, когда сон и когда действительность. Вот несколько дней назад я видел сон, а потом подумал: что это было? Мне снилось? Или, может быть, сейчас мне снится, а тогда бодрствовал? — смеется Старец.

— Батюшка, вы сейчас, как тот патриарх Исаак, который слышал, что не…

— Да-да, но он сказал: "Голос, голос Иакова; а руки, руки Исавовы… " (Быт. 27, 22).

— Батюшка, может, мы вас утомляем?

— Наоборот, отдыхаю с вами. Вот ведь я теперь все время один и сижу здесь. Делаю что могу, хожу и на вечерню, но, скажу вам правду, сколько раз ходил — пожалел об этом. Не слышу, потому что эти послушники все читают тихо, и я не понимаю…

Конечно, "Свете Тихий" — это великое умозрение. "Поем Отца и Сына и Святаго Духа". А в конце вечерни "Феотокарий"[58]. В нем все есть. На литургию хожу. То, что хочу услышать — это "Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа". Все остальное я не слышу… Предпочитаю лучше здесь находиться и тянуть свои четочки. Ну, конечно, читаю акафист Божией Матери.

— Помните его наизусть, батюшка?

— А как же!.. Что тут такого? Читаю его… знаю его.

Общение наше было очень радостным. Все втроем смеялись, когда он нам что-то говорил. Опять нам рассказал известную историю с котом, которого старец Никифор привязал, так как тот бегал в огород, выкапывал лапами луковицы и сажал свои собственные "луковицы".

Зашел один из его послушников, чтобы дать ему ложку меда. Ложка была переполненная.

— Батюшка мой, — очень нежно сказал отец Н., - ну-ка быстренько скушайте мед, чтобы он не накапал на вашу одежду.

Старец действительно поторопился, но все же успело достаточно накапать на подрясник. Тогда случилась одна умилительная сценка. Послушник ложкой стал собирать с подрясника большую каплю и говорить Старцу:

— Батюшка мой, ваш подрясник вам позавидовал и съел немного меда.

— Кто позавидовал? — спросил Старец, который не понял, что случилось.

— Вот сейчас, когда я вам дал меда, подрясник вам позавидовал и сказал: "Дайте и мне немного сладкого меда", вот мы и дали ему немного.

— Что ты такое говоришь, чудак…

— Да-да, подрясник закричал, и мы ему дали. — сказал послушник и засиял от радости, потому что Старец понял шутку и заулыбался.

Затем служили вечерню. За ним пришли послушники, чтобы подготовить его. Старец оказывал бесконечное молчаливое послушание во всем, что ему говорили.

Во время чтения кафизмы пришел один из послушников, который оставался на скитском причале с какими-то вещами. Он подошел и положил поклон Старцу, который сидел глубоко в стасидии. Чтец приостановился:

— Батюшка, я (такой-то). Вот, пришел. — Пришел, дитя мое? Ну, хорошо.

Чтение продолжилось. Ответ послушнику был таким нежным, таким мирным, что он мне показался прекрасной мелодией.

Затем мы спустились в трапезную. Спуск по лестнице и переход в трапезную, который длится две минуты, для Старца продолжался около десяти минут. Послушник, который вел Старца, должен был в подробности информировать о каждом шаге, о каждой ступеньке и о малейшем движении.

— Батюшка, сейчас пойдем в трапезную. Повернитесь, я сниму рясу с вас. Не сюда, повернитесь туда. Сейчас находимся в дверях церкви. Поднимите ногу, сейчас начнем опускаться по лестнице. Становитесь на первую ступеньку. Палку возьмите в другую руку, а левой рукой держитесь за перила. Хорошо, спускайтесь по ступенькам. Сейчас спустились вниз, там, где немножко сворачиваем. Будьте внимательны, сейчас уже последняя ступенька. Хорошо. Пойдемте теперь по коридору. Сейчас достигли поворота. Прекрасно… Батюшка, сейчас шагнем по ступеньке на кухню. Будьте внимательны.

Старец не понял и шагнул не подготовившись. Немного возбужденный, он воскликнул:

— Ну, осторожно же, ты убьешь меня! Здесь ведь ступенька!

— Я же сказал вам, батюшка, что здесь спускаемся. Вы что, не услышали?

— Да я что, вижу что ли? Ах,