Комедианты - Валерий Михайлов

– Перестань! – не выдержал я.

– Что, нервишки?

– Тут и без того хреново…

– Уроды, – поморщился Вовик.

– Великая наука требует великих жертв, и несколько миллионов лягушек по сравнению с… – Дима замялся. – В принципе неважно.

– Лучше бы они друг другу так ЭКГ измеряли, сволочи, – выдал Вовик.

– Измеряли. Всё это было, потом, правда, это назвали преступлением против человечества и долго обсуждали в Нюрнберге.

– А лягушек резать – это нормально?

– Кого-то же надо резать. Нам без этого нельзя. Евреев нельзя, негров нельзя, индейцев нельзя, гомосексуалистов, и тех нельзя… Если ещё лягушек запретить…

– Ну ладно, когда это действительно необходимо, например, поиск нового лекарства или ещё… но вот так, рекомендовать проворачивать подобные вещи на уроках…

– Воспитание необходимой доли исследовательского садизма у учащихся.

– Тогда почему все так вопят о насилии на экране?

– На экране – это аморально.

– А на уроке морально.

– На уроке морально. И после уроков, например, с соседскими кошками тоже морально.

– Мораль, нравственность… Она как презерватив – куда хочешь, туда и растягиваешь, лишь бы не лопнул.

– А потом и с соседскими детками, – продолжил свою мысль Дима.

– Не понимаю, почему для этого не воспользоваться рецидивистами и прочей дрянью?

– Ну как же. Какими бы они ни были, они представители человечества, или высшей формы жизни, мать её. Точно так же в своё время нигде в мире не казнили особ королевской крови.

– Геноцид. Биологический геноцид в самом отвратительном его проявлении.

– А как ты хотел. Мы без этого не можем. Вся наша цивилизация основана на принципе иерархии. Всегда есть те, кто второго сорта. Признай мы в них таких же, подобных нам, как мы все должны будем ужаснуться: концлагеря для животных, уничтожение ради интереса, бесчеловечные, хотя, вернее сказать, очень даже человечные опыты, зоопарки… мы же подмяли под себя всё, и нам ничего больше не остается, кроме как уничтожать их и дальше, лишая их, подобно христианам, души и обучаясь в школах ради, так сказать, научного интереса резать их на уроках. Поэтому везде декларируется только одна ветка исследований, говорящая, что у животных интеллекта нет, что они низшие твари, следовательно…

– Господа, а вы обратили внимание на мой букет? – спросил Вовик.

– Нет.

– В вазе на телевизоре…

В вазе на телевизоре стояли пять представителей искусственной флоры. На тридцати пяти – сорокамиллиметровых стеблях из алюминиевой проволоки распустились цветы-тампаксы с цветоложем и чашелистиками из укороченных (обрезал ножницами) аппликаторов. Листья, по два у каждого растения, были выполнены из прокладок на каждый день для трусиков танга. Получилось очень даже ничего.

– Красавец, – выдавил из себя Дима после приступа смеха, – после такого и покурить не грех. Пойдём? – предложил он мне.

– Покурим или курнём?

– И курнём, и покурим.

– На балкон, – милостиво разрешил Вовик, но с нами не пошёл.

– Как у тебя, кстати, дела? – спросил Дима, протягивая мне дымящуюся папиросу.

– Запарился. Они постоянно на хвосте. Если бы не факты, можно было бы подумать, что это паранойя. Я постоянно чувствую на себе их взгляд.

– Может, это эксперимент?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего, кроме того, что это подходит под понятие эксперимента, а именно доведение человека до крайнего состояния.

– Ты хочешь сказать, что ОНИ пустили меня по лабиринту?

– А ты думаешь, что ты их дурачишь? Посмотри на себя. Ты от пьяного участкового сбежать не сможешь, не говоря уже о сверхмогущественной, как ты их описал, организации.

– Тогда что мне делать?

– Что бы ты ни сделал, всё равно тебя отымеют. Так что расслабься и попробуй получить удовольствие.

– Насколько ты уверен, что это эксперимент?

– А что, не эксперимент? В каком-то смысле всё эксперимент. Огромный, широкомасштабный эксперимент непонятно кого непонятно зачем. Бог, инопланетяне, случай, причуды материи… Какая в принципе разница? Какая нам в принципе разница…

Что-то Дима был слишком нервный для доморощенного философа. Он нервничал и нервничал сильно, пытаясь спрятать за философствованием свою нервозность.

– Что-то не так? – спросил я и внимательно посмотрел Диме в глаза.

– Не знаю. Предчувствие у меня нехорошее. Болит душа, хоть ты её выверни… Знаешь, я начинаю верить в твои бредни…

Глава 16

– Подходите, не стесняйтесь, достойные истории за достойное вознаграждение!..

В последнее время на базаре поразвелось всяких клоунов. Кто побирался, кто играл на чём горазд, а этот устроил настоящее представление. Так когда-то папа, который выращивал и продавал помидоры ради удовольствия, а часто и себе в убыток кричал на весь базар:

– Кому помидоры! Кому хреновые помидоры! Самые хреновые помидоры на рынке! – И у него всегда была очередь.

Мужик был высокий, седой, с длинными волосами и бородой, ну вылитый Лев Толстой. Он кричал на весь базар, но его предложение спросом явно не пользовалось.

Я гулял. Попробуй расслабиться и получить удовольствие – так пару дней назад сказал мне Дима. Нужное слово в нужный момент. Я вернулся домой, позвонил на работу… оказывается, им звонили, с ними договаривались, так что я был вроде как в командировке. Фантастика! Когда же мне сказали, что меня ждёт зарплата, я почти поверил, что это сон. Супругу мою тоже никто не спрашивал, никто не искал. Словно бы никогда ничего и не было. Меня эта тишина угнетала ещё сильней, чем преследование. Нервы были на пределе, и я сдувал с них пыль, гуляя среди людей.

Не знаю, что привлекло меня в этом немного экстравагантном мужике, но меня потянуло к нему, словно он был родным, словно там мёдом было намазано, как говорила когда-то бабушка. Заметив мой интерес, он замахал мне руками как старому другу.

– Подходи, не бойся, одна монетка – одна история. Оплата после рассказа.

– А если я не заплачу?

– Заплатишь. У меня для тебя есть история, за которую точно заплатишь.

– Ты уверен?

– А как, по-твоему, я не умер от голода?

«Логично», – подумал я, а вслух спросил:

– У тебя много историй?

– Столько, сколько у тебя монет. Достойные истории за достойные монеты.

– И насколько достойные у тебя истории?

– Истории, как и монеты. У каждой своё достоинство. Одна достойна копейки, другая тысячи.

– А какое достоинство у той истории, что ты хочешь мне рассказать?

– А ты достань первую попавшую в руки монету, пусть нас рассудит случай.

Я засунул руку в карман и достал пять рублей.

– Смотри. Монета достоинством в пять рублей. Этим они и отличаются от нас. Вроде и пять рублей, но достоинство, мы же хоть и значительно больше… За эту монету я расскажу тебе историю о доме с тысячью дверей:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});