Орлеанская девственница - Вольтер

ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ

СОДЕРЖАНИЕКак Иоанна впала в странное искушение; нежная дерзость ее осла; доблестное сопротивление Девы

Весьма нестойки дамы и мужчины;Людские добродетели хрупки:Они сосуды дивные из глины,Чуть тронь – и треснут. Склеить черепки?Но склеенные не прочны кувшины.Заботливо оберегать сосуд,Хранить его от порчи – тщетный труд.Порукой этому – пример Адама,И Лот почтенный, и слепец Самсон,Святой Давид и мудрый Соломон,Любая обольстительная дама —Великолепный перечень именИз Старого и Нового завета.Я нежный пол не осужу за это.К чему лукавить: сладостны для насКапризы, выдумки, игра, отказ;Но все-таки иные положенья,Иные вкусы стоят осужденья.Я видел как-то обезьянку, дрянь,Рябую, волосатую… И что же:Красавицы ее ласкала длань,Как будто это купидон пригожий!Осел крылатый, может быть, в сто разКрасивей фата в щегольском мундире,Но все-таки… Красавицы, для вас,Для вас одних, бряцаю я на лире;Послушайте правдивый сей рассказО том, как обманул осел красивыйНа миг Иоаннин разум горделивый;Не я, а мудрый и красноречивыйАббат Тритем вам это говорит.

В аду, где пламя вечное горит,Ужасный Грибурдон, исполнен гневаНа героиню, не забыл того,Как голову пробитую егоОднажды палашом срубила Дева.Он мести, богохульствуя, искал.«Великий Вельзевул! – он умолял. —Нельзя ли сделать, чтобы грех нежданныйБесчувственною овладел Иоанной?Ведь это чести для тебя вопрос».Когда он это говорил, принесВнезапный вихорь в ад Гермафродита.На роже мерзостной его следыЕще виднелись от святой воды.Он тоже к мщению взывал открыто.Монах, кудесник и отец всех бед,Сойдясь втроем, устроили совет.Увы, обильны и разнообразныДля женщин выдуманные соблазны!Известно было этой шайке грязной,Что ключ хранит под юбкою своейОт осаждаемого ОрлеанаИ от судеб всей Франции Иоанна,Доверенный святым Денисом ей.Что во вселенной дьявола хитрей?Спешит на землю он без промедленьяК своим друзьям британцам, чтоб узнать,Сильна ли в Девственнице благодать.В то время, ожидая подкрепленья,Карл с милой, Дева, духовник, Бонно,Бастард, осел, лишь сделалось темно,Вернулись в форт. А городские стеныЧинились день и ночь в четыре смены,Чтоб в брешь враги проникнуть не могли.Британцы же пока что отошли.Карл и Бедфорд, британцы и французыПоужинали и ложатся спать.Дрожите, целомудренные Музы,Узнав, о чем хочу я рассказать.И вы, друзья, к повествованью бардаПрислушайтесь, полезному для всех,Благодаря Дениса и бастардаЗа то, что не свершился страшный грех.

Вы помните, что обещал я с вамиРассказом поделиться об осле,Святом Пегасе с длинными ушами,Который бился с разными врагамиС бастардом иль Иоанною в седле.Вы видели, как в синеве небеснойВ Ломбардию летел осел чудесный.Вернулся он, но с ревностью в крови.Нося Иоанну, он общеизвестныйПочувствовал закон, закон любви,Живительный огонь, дух и пружинуВсего живущего, первопричину,Которая в пространстве и волнахБездушный одухотворяет прах.Для мира скудного во мраке ночиПоследние лучи его блестят,Он в небесах был для Пандоры взят,Но с той поры светильник стал короче,Он гаснет. Он не разгорится вновь,И производит в наши дни ПриродаОдну несовершенную любовь.Вы не найдете на земле народа,Где б сохранился этот чудный светВ великолепии минувших лет.Его искать в подлунной – труд напрасный;Быть может, он в Аркадии прекрасной.

Вы, Селадоны в рясе и броне,Все, кто в цветочные запутан сети,Гуляки и степенные вполнеПолковники, аббаты, старцы, дети,Во избежание ужасных зол,Ослу не верьте никогда. ОселБыл у латинян, золотой, чудесный,Своими превращеньями известный,Но он был человек, и потомуЗа нашим не угнаться и ему.

Аббат Тритем, ум сильный и свободный,Ученей вдвое, чем педант Ларше,Историк Девственницы благородной,Испуг сильнейший ощутил в душе,Когда, векам грядущим в назиданье,Излишеств этих начал описанье.Едва пером он действовал. ОноДрожало, ужасом напоено,И выпало из рук. УспокоеньеНашел он, погрузившись в размышленьеО Сатане и о его делах.

Всех смертных злобный и преступный врагПонаторелый соблазнитель этот,Один и тот же применяет методДля уловления людских сердец.Коварный преступления отец,Соперник бога и всего, что свято,Мою праматерь соблазнил когда-тоВ ее саду. Лукавый этот змейДал яблоко отравленное ейИ даже, уверяют, много хужеС ней поступил по подлости своей,И вечно ловит на приманку ту жеОн наших жен и наших дочерей.Тритем достопочтенный понимает,Как слабы мы и как наш враг хитер.Послушайте, как он изображаетОсла святого дерзость и позор.

Иоанна, вся горя румянцем алым,Здоровым отдыхом освежена,Спокойно нежилась под одеялом,II вспоминала жизнь свою она.Казалось ей: возвысилась так чудноОна своими силами. (НетрудноВ душе тщеславья прорасти зерну.)Денис тотчас же, в справедливом гневе,Решил оставить, в наказанье Деве,Ее с своими чувствами одну:Таким путем гордячка поняла бы,Как женщины в борьбе с природой слабы,Коль силам предоставлены своим,И как необходим, как нужен имНаставник опытный и покровитель.И вот уже к нечистому во властьОна готова навсегда попасть.Принялся тотчас за свои дела.Он вездесущ. Вселился он в осла,Смягчил его ужасную октаву,Его рассудок темный изощрилИ в тонкости искусства посвятил,Исследованьем коего по правуОвидий и Бернар стяжали славу.Святой осел забыл тотчас же стыд:Из стойла прямо в спальню он спешит,К постели, где, пленившись сладкой ложью,Иоанна сердце слушала свое,И здесь, смиренно опустясь к подножью,Прекрасным стилем стал хвалить ее,Твердя, как героиня горделива,Умна, сильна, а главное – красива.Так в оно время соблазнитель-змейСмутил Праматерь сладостью речей.Известно, что всегда гуляют вместеС искусством нравиться искусство лести.

«Что это? – вскрикнула Иоанна д'Арк. —Святой Иоанн, Матвей, Лука и Марк!Ужели это мой осел? Вот чудо!Он говорит, и говорит не худо!»Осел ответил на ее слова:«Но в этом нет чудес и колдовства;Я тот осел, что, волей божества,Воскормлен у седого Валаама, —Он был жрецом языческого храма,А я еврей, и если бы не я,Израиль был бы проклят Валаамом,Что угрожало бы бедой и срамом.Заслуга не забылася моя,И я Еноху отдан был в подарок.Енох бессмертной жизнью обладал.Я стал как он; хозяин приказал,Чтоб злые ножницы жестоких НарокМоих судеб не пресекали нить,И припеваючи я мог бы жить,Когда бы целомудрие хранитьНе приказал мне мой хозяин честный, —Вещь, неприятнейшая для осла.Помимо этого во всем былаДана свобода мне. В стране чудеснойЯ жил, и жизнь моя была легка.Сперва меня томило вожделенье,Но был я осторожней дурака,Героя первого грехопаденья.Умолкла плоть. Я слабостей не знал,Свой темперамент бурный обуздал.Мне в воздержанье помогло немалоТо, что ослиц там вовсе не бывало.И так я прожил в радостях простыхЛет тысячу, приятно холостых.Когда румяный Вакх из рощ ЭлладыПринес свой тирс и резвые усладыВ долины Ганга, я носился вскачьИ был героя этого трубач;До сей поры индусы вспомнить радыПобеды наши, пораженье их.Из всех, кем славны Вакховы отряды,Силен и я – известней остальных.Впоследствии – о чем и не жалею —Я создал знаменитость Апулею.

И, наконец, в небесной вышине,Когда Георгий, вечный друг войне,Желая смять французскую лилею,На английском стал ездить скакуне,Когда Мартин, своим плащом известный,Стал на коне красивом гарцевать,Тогда и Франции патрон чудесныйНе захотел от прочих отставать.Он счел за лучшее меня избрать;Он подарил мне пару легких крылий,И в небеса вспарил я без усилий.Любим был псом святого Роха я,Дружна со мной Антоньева свинья[85],Монашества эмблема. Я вращалсяВ прекрасном обществе и, как святой,Нектаром и амброзией питался.Но ах, Иоанна! эта жизнь ничтоВ сравненье с вами. Ни на что на светеЯ прелести не променяю эти.Все райские святые и скотыНе стоят вашей чудной красоты.Носить вас, ваши созерцать черты —Из всех моих обязанностей этаОсобенно приятна и мила.Улыбкой вашею душа согрета,Ваш взор ее пронзает, как стрела.С тех пор, как я расстался с небесами,Моя судьба была прекрасна вами.Нет, не покинул райских я лучей:Они из ваших светят мне очей».

При речи этой дерзкой и нежданнойГнев справедливый овладел Иоанной.Отдать невинность, полюбив осла,Невинность, что родной страны защита,Которую господня власть спаслаОт Дюнуа и от Гермафродита,При помощи которой сам ШандосТакое посрамление понес?Но как, однако же, разнообразныДостоинства осла! Как он умен,Как много жил, как много видел он!«Нет… Ни за что… Прочь адские соблазны!»Такие размышленья, точно шквал,Летят в ее душе, друг с другом споря.Так иногда в просторе бурном моряСшибается со встречным валом вал:Несется бешеный порыв циклонаК Венгалу, к Яве, к берегам Цейлона,Другой же мчится к северу, туда,Где море сковано горами льда;Гонимый волнами, корабль усталыйТо, к небу вознесен, летит на скалы,То вдруг исчезнет в мрачной бездне водИ снова, как из ада, восстает.

Проказник, людям и богам желанный,Которому противиться нельзя,Уже парил с улыбкой над Иоанной,Отравленной стрелою ей грозя.Иоанна д'Арк, терзаема сомненьем,Конечно, втайне польщена былаТаинственным и сильным впечатленьем,Произведенным ею на осла.Иоанна протянула руку дажеК нему, не размышляя. Но сейчас жеОтдергивает, покраснев, как мак;Потом, подумав, начинает так:«О мой осел, ведь я стою на стражеПрекрасной Франции: повсюду – враг;Вам строгость нрава моего известна.Оставьте! Ваша нежность неуместна!Я не хочу вас слушать! Это грех!»

Осел ответил ей: «Равняет всехЛюбовь. Пусть – Франция, война, победа;Однако лебедя любила Леда,Однако дочь Миноса-старикаВсем паладинам предпочла быка,Орел унес, лаская, Ганимеда,И бог морей, во образе коняФилиру пышнокудрую пленя,Был вряд ли обольстительней меня».

Он продолжает речь свою. И демонПримеры новые исподтишкаЕму внушает; ведь известен всем онКак автор многих выдумок. ПокаЛилась пропитанная сладким ядомРечь, славный Дюнуа, дремавший рядом,Прислушивается. И, пораженТаким отменным красноречьем, онУзнать желает, что за СеладонПробрался в спальню, запертую худо.Он входит и (о волшебство, о чудо!)С ушами поразительной длиныНеистового видит кавалера.

Так некогда поражена ВенераБыла в объятьях божества войны,Когда, по приглашению Вулкана,Бессмертные на них глядеть сошлись.Но не была покорена Иоанна,Не отступился от нее Денис,Диавольское он разрушил дело:Собою Девственница овладела.Так задремавший на посту солдат,Услышав выстрелы или набат,Мгновенно просыпается и смелоБросается наперерез врагу,Кафтан застегивая на бегу.Копье Деборы, смоченное кровью,Испытанное на полях войны,Стояло прислоненным к изголовью.Она берет его. Мощь СатаныОружием божественным заранеПосрамлена. Спасаясь, бес бежит.От яростного рева все дрожитИ в Нанте, и в Блуа, и в Орлеане,И вскормленные в Пуату ослыСвой голос тоже подают из мглы.Нечистый убегает, злобы полон;Но на бегу план мести изобрел он.Он в Орлеан, быстрей, чем мышь в траве,Бежит к жилищу самого Луве,И там он входит в тело к президентше.У Сатаны был правильный расчет:Она любила бритта, и не меньшеБыл в госпожу Луве влюблен Тальбот.И бес за дело принялся. Короче,Внушил он даме с наступленьем ночиВпустить Тальбота и его друзейВ ограду Орлеана. Хитрый змейПрекрасно знал, что, ворожа Тальботу,Себе на пользу делает работу.

Конец песни двадцатой