Экспедиция - Игорь Павлов

возгордился.

А вот Зотову не повезло. Его оргалид оказался умнее своих сородичей и резко уклонился! Майор попытался сделать быстрый вираж, промахнувшись, но тут на него налетела другая тварь! Обняла крыльями, и они вместе полетели в воду!!

Я даже не сомневаюсь, что у Кости сказалась усталость, но это ничего не меняет.

Крики в эфире, как фон, как истерия, я рвусь на помощь Зотову, дав тяги на полную. Перегрузка давит с нарастанием, но я терплю. Чернота перед глазами пульсирует пятнами. Слишком резкие нагрузки уж точно не на пользу. Но майора я не отдам.

Мощный всплеск, и сердце сжимается! От такой встряски мало не покажется гвардейцу.

Контакт с водой! Удар! Погружение… Круговой обзор темнеет, резкая глухота. Я будто проверил на своей шкуре, каково это — упасть с такой высоты. И сразу понёсся за тварью, зажавшей соратника, пока ещё не потерял их из виду. Пузырьки воздуха, несущиеся вверх, быстро иссякают, а оргалид всё утягивает Зотова в пучину.

Обнял его крыльями перепончатыми, аж в два слоя обернув. Клинки торчат, пробив насквозь шкуру, а толку. Оба идут ко дну.

Настигаю метрах на пятидесяти, когда уже трещит металл машины. Тварь вздумала ещё и зубами в мехар вцепиться. Зотов благим матом орёт в эфире. Но не паникует, потому что видит меня рядом. Без церемоний отделяю башку, лишая оргалида всех сих. Подцепляю механической рукой мех майора, он перехватывает тяжело, совсем выдохся. Выковыриваю из полотна крыла гадины, буквально вырываю и тяну вверх к поверхности.

— Ты как? — Спрашиваю перед самой гладью.

— Крылья переломаны, — признаётся, тяжело дыша. — Придётся кому–то меня тянуть.

Вижу, что принцесса с Румянцевым уже добивают последнего. Радар чист, твари кончились. Возможно, на какое–то время. Перехватываю мехар майора под подмышки, и мы летим на корабль. Наблюдая, как над водой местами уже парит.

— Извини, я оплошал, — слышу от него.

— Полно, Кость, — отвечает принцесса и дальше взвинчено: — Илья, смотри в оба!!

— Тишина пока! Воздух чисто, вода отлично проглядывается! — Раздаётся ответ…

Приземляюсь на корабль, которой продолжает идти на среднем ходу, прямо в распахнутый настежь грузовой отсек опускаюсь, ставя аккуратно мех Зотова. Десантники ликуют на палубах, орут, как оголтелые, вот–вот в небо стрелять начнут восторженные воздушным «представлением».

На радар смотрю около минуты с бешеным сердцем, готовый взлететь вновь. Панель повреждения почти чистая, крылья по краям помяты, но я быстро их выравниваю. Клинки хороши, впервые я так возгордился своим верным решением.

Вскоре приходит команда «отбой». Просто так летать — тоже глупо, нужно поберечь силы.

Обессилевшего Зотова из кабины приходится доставать, ну и здоровенный же он!

Помогают казаки, попутно меня по плечам хлопают.

Немного покружив ещё и убедившись, что атака закончилась, прилетают и принцесса с Олегом. Им просто аплодируют, но злая, как мегера, Небесная быстро прерывает балаган:

— На позиции по расчётам бегом отсюда! Пулемётчики, чёрт бы вас побрал. Мы уже победили⁈ Да это только первая атака. Бегом марш, я сказала!.. Сабуров⁈ Ко мне в кабинет!

А я только собрался в кабину Зотова прыгать, чтобы восстановить его мехар.

Прошла мимо меня, чуть не сбив, едва успел посторониться. Прям, как ураган, пронеслась, выдувая из отсека всех посторонних. Конечно, ей бы больше досталось от моего плеча, но это чисто номинально.

Встречаюсь с Олегом взглядами.

— Что ж Сабуров, прекрасный повод, — выдал, скалясь.

Благо принцесса уже скрылась за переборку. Иначе бы точно не осмелился.

— Если вы на что–то намекаете, сударь, — отвечаю ему, готовый голыми руками разорвать. — Извольте, как мужчина, изложить свою позицию однозначно. Чтобы ответить за свои слова, как подобает офицеру.

— Что вы, — отшатнулся, но с явным сарказмом. — Как я могу перечить протеже её высочества.

— Ещё год назад я видел в вас героя, а теперь вы жалкий человек, — бросил я и двинул из ангара поскорее.

Пока не прибил Румянцева, который всё не уймётся, намекая теперь, что знает о нашей интрижке.

Я и сам мог ему сказать, чей он протеже. Мастер вырастил ему ногу каким–то чудом. Ему одному, а не сотням раненным, защищавших Владивосток без всякой брони.

Но опускаться до такого не собираюсь.

По дороге я жду нового сигнала тревоги, взывая к телу и пытаясь понять, насколько растратил силы. Три недели без боёв, и я чувствую себя тряпкой. О других и говорить не хочется. Куда мы лезем⁈

Принцесса даже не удосужилась закрыть дверь в свою каюту. Захожу и вижу, что она мечется по ней, как лев в клетке.

— Дверь закрой за собой, — рычит.

Выполняю. Смотрю вопросительно. Она на меня пробивая своими синими глазищами насквозь. Взмыленная, строгая, очень красивая. Даже в обычной походной бежевой форме со штанами, в какой летаем и мы.

— Ты что себе позволяешь? — Выдаёт строго. — Нарушение приказа, трибунал.

Молчу. А в душе негодую. Принцесса только наращивает обороты:

— Даже Агнесса себя так не вела. Мы на чужой территории, это раз. А во–вторых, без Медведя успех миссии невозможен. Если бы я могла поручить пилотирование гибрида другому…

— Я бы так и остался гнить в тюрьме? — Перебил её, не выдержав.

Замерла. Заморгала часто, вероятно, не ожидав, что стану перечить.

— Я не это имела в виду, — начала неуверенно.

— Точно, я бы до тюрьмы и не дожил, — ухмыляюсь. — Если бы нашёлся пилот, выдерживающий связь через пять частиц, вы бы так и смотрели, как я истекаю кровью на том балу. Ты бы так и смотрела.

И почему я успел забыть об этом. О том, что всем было плевать, как я израненный умираю. И Агнессе, и её высочеству Небесной. Всем.

— Нечего сказать на это? — Продолжаю напирать.

— Ты бы не умер, Мастер обещал…

— А что же твой Мастер не спас твою дочь? — Выпалил и спохватился, прикусив язык.

Потому что увидел в её глазах боль. Но как воззвать к здравомыслию, я уже и не знаю. Если Мастер послал нас сюда, уверенности у меня нет, что в расход не пускает.

— Прости, — выдавил. Понимаю, что перегнул палку.

Молчит. Вижу, что пытается успокоиться. Хочется обнять несмотря ни на что. Но я уже три недели к ней не подхожу. А точнее избегаю. После боя с британцами между нами вновь образовалась пропасть. Мне не в чем её винить. Я злюсь только на